Сумерки богов - Страница 13
Третье. Таблицы смены частот и кодов при строго ограниченном времени использования этих частот и кодов позволяют рассчитывать на сохранение боевого управления.
Усилия собственной разведки следует направлять, безусловно, на вскрытие указанных групп ОСНАЗ, после чего следует принимать все меры для их уничтожения артиллерийским огнем (предпочтительно) или авианалетом. В крайнем случае атакой штурмовых частей не менее батальона при поддержке мощных огневых средств. Желателен захват указанной математической машины, но в крайнем случае допускается ее полное уничтожение (в отсутствие возможности точно идентифицировать соответствующую технику, все оборудование группы радиоосназ должно быть сфотографировано, после чего подлежит максимально полному уничтожению).
Михаэль Виттман, 101-й тяжелый танковый батальон СС. Зееловские высоты, 2 февраля 1944
Расхваленный "Кенигтигер" на поверку оказался сущим барахлом. Высокое искусство танкового боя - это маневр с умелым использованием местности, смертельный удар, тактика егеря-охотника, быстро меняющего позицию. Воюя с тридцать девятого - Польша, Франция, Греция, Остфронт - Виттман привык сражаться именно так. Новый же танк был не ловким быстрым егерем, а неповоротливым толстяком, страдающим одышкой, пусть даже с очень тяжелой колотушкой наперевес. Толщина брони давала иллюзию неуязвимости - но Виттман за пять лет войны гораздо больше привык полагаться на свое умение не попадать в чужой прицел. На старом добром "штуге" он отвоевал до весны сорок третьего и ни разу не был подбит. На "тигре", еще не "Кениге", он за полгода горел дважды.
Все ж тот "тигр" ему нравился. "Штуг" в бою против Т-54 не имел никаких шансов, лишь выстрелить из засады и немедленно удирать. "Тигр" же еще сохранял баланс огня, защиты и подвижности, хотя был уже не "егерем", а тяжелым панцирным бойцом. Но именно на нем Виттман испытал и слабые стороны тяжелого танка. В бою против Т-54 подставить борт означало смерть. Но русский танк в отличие от "тигра" был основной, массовой машиной - а значит, на поле боя "пятьдесят четвертых" всегда было больше. И нельзя было увязнуть в драке с одним, в эту минуту другой русский легко мог оказаться сбоку.
Молодые не понимают даже, зачем танку подвижность: "Мы не собираемся бегать от врага!" Поймут те из них, кто выживет, увидев как Т-54 крутится на месте, подставляя непробиваемую лобовую броню, или рывком уходит за пригорок, или, отстрелив дымовые гранаты, вдруг появляется из-за облака дыма совершенно неожиданно - и успевает выстрелить первым! Чтобы хорошо стрелять, надо интенсивно маневрировать - потому что поле боя не плац, огороженный забором. А "тигр" этого не умел, совсем.
Хотя сколько сейчас в панцерваффе осталось таких, как Виттман? Ветеранов, которых он помнил по тридцать девятому, сороковому, даже сорок первому, уцелело - пересчитать по пальцам одной руки. Остальные сгорели под Сталинградом, в украинских степях, под Орлом, в Белоруссии, на Висле. У Германии пока еще хватает солдат - вот только умелых бойцов уже немного. И для молодых, "кенигтигер", это идеал, дающий убеждение, что они могут выехать на поле боя и отстреливать русских, как дичь. И, получив снаряд в ответ, они даже понять ничего не успеют, как их души вознесутся в рай. На их место придут новые дурачки, не успевшие поумнеть, сядут в новенькие танки, только пришедшие с заводов - и все повторится сначала.
Два Железных креста (обоих степеней), полученные еще в сорок первом, это хорошо. А Рыцарский крест (пока в мечтах), да еще с Дубовыми листьями, Мечами, Бриллиантами (мечты еще прекраснее) - это будет просто великолепно! Вот только зачем слава и награды мертвецу? Как сказал Бисмарк, "не умирать за фатерлянд, а чтобы те, напротив, умирали за свое отечество". Идти в атаке первым, принимая на толстую броню все попадания, это очень доблестно, но верный способ самоубийства: рано или поздно тебя достанут в лоб накоротке, или в открывшийся борт, или на мине потеряешь гусеницу, или под нее же русский из окопа сунет гранату - а неподвижный танк на поле боя живет лишь несколько минут! Так что не будем рваться вперед, всех лавров не собрать, тем более что и не приспособлен "Кениг" для стремительных атак, тут и обычные маневры следует делать с осторожностью, чтобы не сломать трансмиссию. Подобно тому, как русские ставят свои тяжелые самоходки во вторую линию, так и мы пойдем не спеша, положившись на цейсовскую оптику и дальнобойность усовершенствованного ахт-ахта - а главное, что впереди идущие успеют хорошо проредить русскую оборону!
Плохо, что вступать в бой приходится с ходу. Русские каким-то образом ночью оказались уже на этом берегу и захватили плацдарм всего в полусотне километрах от Берлина! В полночь корпус подняли по тревоге, вместо сна пришлось совершать марш до исходного рубежа, и по карте совсем рядом - но русские бомбардировщики, вероятно боясь зенитного огня над Франкфуртом, бомбили дорогу едва ли не с большим старанием, чем районы сосредоточения войск, полотно было все изрыто воронками, мостики снесены, даже тяжелые танки не везде могли пройти, о колесной технике и говорить нечего. Атаку отложили на девять утра, до того был еще один авианалет, русские бросали кассетные противотанковые бомбы, но танки успели рассредоточиться, так что потери были невелики, а вот артиллерии, уже ставшей на позиции, досталось от тяжелых фугасок.
Взгляд на карту. Русские укрепились по склону высот, пологому в нашу сторону и очень крутому к их тылу. Лишь в вершине "угла" он так же отлог, там проходит дорога Лебус - Зеелов. Успех можно развить лишь здесь, рассекая плацдарм надвое и прорываясь к мостам. Что ж, задача вполне под силу для двух танковых дивизий, "Лейбштандарт" и "Гитлерюгенд"! А панцергренадеры "Нидерланда" займутся очисткой высот. Сигнал к атаке - вперед!
Ударила артиллерия. На взгляд Виттмана, обстрел мог бы быть и сильнее - но играем теми картами, что есть. Рванулись вперед танки, за ними бронетранспортеры с пехотой. Русские успели выставить мины перед траншеями. Их было немного, но даже десяток подорвавшихся танков - это не слишком приятно. Навстречу блеснули выстрелы противотанковых пушек - в оптику Виттман разглядел, это были русские "осы", легкие самоходки, полузарытые в землю, укрытые масксетями. Русские стреляли не в лоб, а по бортам, "убей противника слева". Сразу загорелись несколько "пантер". Но лавину эсэсовских танков было уже не остановить, и "осы" погибали, успев сделать по полудюжине, по десятку выстрелов - достаточно метко, черт побери! - особенно досталось мотопехоте: при прямом попадании в бронетранспортер десант погибал полностью, на поле перед высотами осталось несколько десятков мертвых полугусеничных коробок, и десятка полтора горящих "пантер". Затем атакующая волна захлестнула русские окопы, панцергренадеры попрыгали с машин, начался ближний бой.
"Кениги", как и ждал Виттман, при движении по полю отстали и были сейчас позади основной массы танков, рвавшихся к перевалу через высоты; 101-й батальон пока еще практически не вступил в бой, если не считать нескольких выстрелов, сделанных с безопасной дистанции по русским самоходкам. Но картина боя казалась уже очевидной как в учебнике по тактике, на любых маневрах обороняющимся любой посредник однозначно бы присудил поражение. Пехота при поддержке танков успешно ворвалась в траншеи с минимальными потерями, имея численное превосходство. Русским сейчас надлежало бежать или сдаваться, чтобы спасти свою жизнь.
Русские не побежали! В траншеях шел бой, переходящий в штыковую и даже рукопашную. Виттман знал, что у русских есть аналог фаустпатронов, имеющий более широкий выбор боеприпасов - кумулятивный снаряд пробивал броню "тигра", зажигательный действовал как целая связка бутылок "молотов-коктейля" - теперь же оказалось, что есть и фугасный, по силе равный гаубичному, в оптику было видно, как один разрыв метрах в пятистах слизнул целое отделение панцергренадеров. И "пантер", и бронетранспортеров, застывших на склоне мертвыми грудами железа, становилось все больше! А бой перемещался в траншеях к гребню высоты, но очень, очень медленно - а иногда, замерев, вдруг подавался обратно. Новые волны атакующих подходили, поднимались по склону, но бой не стихал. Это было похоже на бросание хвороста в топку.