Сумерки / Жизнь и смерть: Сумерки. Переосмысление (сборник) - Страница 5
– Это Эдвард. Он, конечно, потрясный, но лучше не трать на него время. Он ни с кем не встречается. Видно, считает, что никто из симпатичных девчонок здесь ему не пара, – и она фыркнула, явно притворяясь, что ей все равно. Интересно, давно ли он ее отшил.
Я прикусила губу, пряча улыбку, потом снова взглянула на Эдварда. Он сидел, почти отвернувшись, но мне показалось, что его щека слегка приподнялась, словно и он улыбался.
Еще несколько минут – и все четверо встали из-за стола. Все они двигались с удивительной грацией, даже самый крупный и рослый парень. От этого зрелища становилось немного не по себе. Тот, кого назвали Эдвардом, больше ни разу на меня не взглянул.
С Джессикой и ее подругами я просидела в кафетерии гораздо дольше, чем если бы обедала одна, и теперь беспокоилась, как бы в первый же день не опоздать на урок. У одной из моих новых знакомых, которая предусмотрительно напомнила, что ее зовут Анджела, следующим уроком тоже была биология. Всю дорогу до класса мы прошли молча, Анджела тоже страдала застенчивостью.
В классе она села за лабораторный стол с черной столешницей, в точности такой, какие я видела в своей бывшей школе. У Анджелы уже была соседка. Занятыми оказались все места, кроме одного – в среднем ряду, рядом с Эдвардом Калленом.
Направляясь по проходу между столами, чтобы назвать учителю свою фамилию и подать карточку на подпись, я украдкой посмотрела на Эдварда. Когда я проходила мимо, он вдруг словно окаменел на своем месте, потом снова уставился на меня, а когда наши взгляды встретились, на лице его застыло совершенно неожиданное выражение – яростное и враждебное. Потрясенная, я быстро отвернулась и снова густо покраснела. В проходе я ненароком задела какую-то книгу, и мне пришлось схватиться за край стола. Сидящая за ним девчонка прыснула.
Я заметила, что у Эдварда черные глаза – черные, как уголь.
Мистер Баннер расписался в моей карточке и выдал учебник, не устраивая цирк с представлением всему классу. Я сразу поняла, что мы с ним поладим. Само собой, ему не оставалось ничего другого, кроме как отправить меня на единственное свободное место в центре класса. Не поднимая глаз, ошарашенная враждебным взглядом, я подошла, чтобы сесть рядом с Эдвардом.
Не глядя на него, я положила учебник на стол и заняла свое место, но успела все же заметить, что мой сосед сменил позу. Он отклонился от меня, отодвинулся на самый край своего стула и отвернулся, словно учуял вонь. Я незаметно понюхала собственные волосы – от них пахло клубникой, ароматом моего любимого шампуня. Вроде безобидный запах. Я наклонила голову так, чтобы волосы свесились с моего правого плеча, как темная штора, разделяющая нас, и попыталась вслушаться в слова учителя.
Увы, урок был посвящен строению клетки, а я его уже проходила. Но я все равно старательно записывала, не поднимая глаз.
Время от времени я, не удержавшись, поглядывала сквозь волосы на своего странного соседа. За весь урок он так и не сменил неудобную позу на краешке стула, находясь на максимальном расстоянии от меня. Я видела его кулак, сжатый на левом колене, жилы, проступившие под бледной кожей. Пальцы он так и не разжал. Длинные рукава его белой рубашки были закатаны до локтей, предплечье выглядело на удивление крепким, под светлой кожей просматривались мышцы. Слабаком он казался лишь в сравнении со своим крупным братом.
Этот урок, казалось, тянулся дольше остальных. Может, потому что день наконец близился к концу? Или потому, что я ждала, когда разожмется стиснутый кулак Эдварда? Так и не дождалась, а сидел он настолько неподвижно, словно и не дышал. Что с ним? Неужели он всегда такой? Я пожалела, что мысленно осудила Джессику за явную неприязнь к нему. Может, она не настолько злопамятна, как мне показалось.
Не верится, что дело во мне, ведь Эдвард увидел меня сегодня впервые.
Я взглянула на него украдкой еще раз и тут же пожалела об этом. Он вновь пристально уставился на меня черными, полными отвращения глазами. Я отшатнулась, вжалась в свой стул, и в голове у меня вдруг мелькнуло выражение «убийственный взгляд».
В этот момент грянул звонок – с такой силой, что я вздрогнула. Эдвард Каллен быстро и плавно поднялся с места, повернулся ко мне спиной и выскочил за дверь прежде, чем остальные успели встать. Я только успела отметить, что он гораздо выше ростом, чем мне показалось вначале.
Словно примерзнув к стулу, я беспомощно смотрела ему вслед. Столько злобы – за что? Я начала вяло собирать вещи, сдерживая наполняющий меня гнев и подступающие слезы. Почему-то мои вспышки гнева действуют непосредственно на слезные протоки. Обычно я плачу, когда злюсь, – унизительное свойство.
– Это ты – Изабелла Свон? – раздался мужской голос.
Обернувшись, я увидела симпатичного парня с детским лицом и очень светлыми волосами, тщательно уложенными с помощью геля в виде аккуратных шипов. Он дружески улыбался и явно не считал, что от меня неприятно пахнет.
– Белла, – с улыбкой поправила я.
– А я Майк.
– Привет, Майк.
– Помочь тебе найти следующий класс?
– Вообще-то я в спортзал. Думаю, не заблужусь.
– Мне туда же, – он обрадовался так, словно в этой маленькой школе такие совпадения были чем-то из ряда вон выходящим.
Мы отправились на урок вместе. Майк оказался болтуном – почти все время говорил он один, и это меня вполне устраивало. До десяти лет он жил в Калифорнии, поэтому хорошо понимал, как я должна скучать по солнцу. Выяснилось, что и на английском мы в одной группе. Из всех, с кем я познакомилась в этот день, он оказался самым славным.
Но перед тем, как мы вошли в спортзал, он спросил:
– Ты что, ткнула Эдварда Каллена ручкой? Никогда не видел его таким.
Меня передернуло. Значит, не только я это заметила. И, видимо, Эдвард Каллен обычно ведет себя иначе. Я сделала вид, что не понимаю его.
– Ты про парня, с которым я сидела на биологии? – наивным тоном уточнила я.
– Его самого, – подтвердил он. – У него как будто что-то разболелось.
– Не знаю, – ответила я. – Мы с ним не разговаривали.
– Вот чудной, – Майк топтался рядом вместо того, чтобы идти в раздевалку. – Если бы мне повезло сесть за твой стол, я бы с тобой обязательно поговорил.
Улыбнувшись ему, я ушла в женскую раздевалку. Майк держался дружески, я наверняка понравилась ему. Но этого было слишком мало, чтобы развеять мою досаду.
Учитель физкультуры, тренер Клапп, нашел для меня спортивную форму, но настаивать на том, чтобы я переоделась, не стал. В Финиксе на физкультуру в старших классах надо было ходить только два года. А здесь она была обязательной все четыре. Форкс оказался в буквальном смысле слова моим персональным адом.
Я смотрела четыре волейбольных партии одновременно и вспоминала, сколько травм получила и причинила, играя в волейбол. Меня подташнивало.
Наконец прозвенел звонок с последнего урока. Я нехотя побрела в административный корпус, относить карточку. Дождевые тучи рассеялись, но налетел сильный пронизывающий ветер. Стало холодно, я обхватила себя руками.
Однако войдя в теплую приемную, я едва удержалась, чтобы не выбежать снова на улицу.
Прямо передо мной, у стойки, стоял Эдвард Каллен. Я сразу узнала его по растрепанным бронзовым волосам. Видимо, он не слышал, как я вошла. Вжимаясь спиной в стену, я ждала, когда секретарь освободится.
Низким чарующим голосом Эдвард что-то доказывал ей. Суть разговора я уловила сразу: он просил перенести биологию в его расписании с шестого урока на какое-нибудь другое время, какое угодно.
Мне по-прежнему не верилось, что это из-за меня. Должна быть и другая причина, что-то должно было случиться еще до того, как я вошла в кабинет биологии. Выражение его лица наверняка объяснялось чем-то иным. Не может быть, чтобы незнакомый человек внезапно воспылал ко мне такой острой неприязнью.
Дверь снова открылась, холодный ветер ворвался в приемную, зашелестел бумагами на столе, спутал мне волосы. Вошедшая девушка молча приблизилась к столу, положила какую-то бумагу в проволочный лоток и снова вышла. Но спина Эдварда Каллена словно окаменела, он медленно обернулся и снова впился в меня пронзительным, полным ненависти взглядом. На миг я ощутила неподдельный ужас, от которого волоски у меня на руках встали дыбом. Этот взгляд длился всего секунду, но выморозил похлеще ледяного ветра. Эдвард снова повернулся к секретарю.