Сумеречный мир - Страница 3

— Значит, настало время выходить из укрытий? И мы действительно можем начинать свое возрождение? — тихо спросил Робинсон. — А знаете, Драммонд, я верю, что это последняя война. Ужас гибели нашего мира оставит в памяти людей такой глубокий шрам, что отныне человечество никогда о нем не забудет.

— Неужели вы думаете, что люди прозреют и станут друг другу братьями?

— О нет! Конечно, я не так наивен. Пусть наша страна и сохранила общность нации, но война привела к ужасной задержке в развитии культуры. Нам никогда не оправиться от ее последствий. И все же мы снова стоим на ногах! — Генерал встал и взглянул на часы. — Юбилей. Тысяча восемьсот часов моего правления. Полковник, нам пора отправляться домой.

— Домой?

— Конечно. Я беру вас с собой. Сказать по правде, вы выглядите как настоящий зомби. Вам нужен месяц полноценного отдыха с хорошим уходом, чистыми простынями и домашней стряпней. Моя жена будет рада такому гостю. К тому же мы почти не видим новых лиц. И раз нам придется работать вместе, я рад, что вы будете у меня под рукой. У нас страшная нехватка специалистов.

Они вышли на улицу в сопровождении адъютанта. Драммонд чувствовал, что тело готово развалиться на части от усталости. Подумать только — они шли домой… После двух лет полета над разрушенными городами, над рваными кратерами и испятнанным кровью снегом, после холодных ночей под хрупкими навесами, после голода и смерти.

— Ваш стратолет — бесценное приобретение для столицы, — признался генерал. — В наши дни самолет с атомным двигателем встречается реже, чем зубы у курицы.

Он мрачно хохотнул, и в его смехе зазвенели холодные нотки.

— Мне даже трудно представить — два года полета без дозаправки! Кстати, у вас были какие-то аварии, неисправности?

— Случалось и такое, но мне хватало запасных частей. Да и стоило ли рассказывать о безумных днях и ночах, когда каторжный труд сливался с отчаянием и импровизацией, пока голод, жажда и чума выслеживали каждого, кто смел оставаться в тех гибельных местах. А когда подошли к концу съестные припасы, добыча еды превратилась в главную проблему и опасность. Он вспомнил, как дрался зимой за объедки, как вырывал из зубов маньяка костлявую птицу, которую ему удалось подстрелить. В памяти всплыла перестрелка из-за дохлой лошади, которую он нашел на свалке. А сколько раз ему приходилось сражаться за мясо с его собственных костей. Как он ненавидел себя тогда. Он ненавидел эту падаль, из-за которой гибли люди, и, если бы бродягам тогда повезло, Драммонд без сожаления и печали отдал бы им свою жизнь. Он просто выполнял задание, и это задание вбирало в себя все, что у него оставалось. Именно поэтому он старался выполнить его любой ценой.

И вот теперь работа завершена. Он может отдохнуть. Драммонд с ужасом отмахнулся от этой мысли. Отдых даст время на воспоминания, а там лишь руины и безликие трупы. Но, возможно, и ему найдется дело в гигантской программе восстановления разрушенной страны. Все может быть.

— Нам сюда, — сказал Робинсон.

Драммонд даже заморгал от удивления. Перед ним стояла машина, раскрашенная в камуфляжные пятна. За рулем сидел солдат… Ну надо же! Машина! И в довольно приличном виде.

— Мы запустили несколько нефтяных скважин и открыли небольшой заводик по очистке нефтепродуктов, — объяснил генерал. — Парк общественного транспорта сравнительно невелик, поэтому газа и горючего нам пока хватает.

Они сели на заднее сиденье. Адъютант устроился рядом с Водителем и положил на колени автомат. Машина помчалась по горной дороге.

— Куда мы едем? — спросил Драммонд с легким недоумением.

Робинсон улыбнулся.

— Между нами говоря, я, наверное, самый счастливый человек на Земле, — ответил он. — Мне принадлежит небольшой коттедж на берегу озера в нескольких милях отсюда. Моя жена отправилась туда перед самой войной и оказалась на полгода отрезанной от всего мира, пока я не перенес в Тейлор свою канцелярию. Так что у меня теперь есть собственный дом.

— О-о! Тогда вам действительно повезло, — сказал Драммонд. Он смотрел в окно, но почти не замечал веселой зелени деревьев, в которой скакали солнечные зайчики. Пилот вдруг поднял голову и хрипло спросил:

— А что стало со страной? Только честно, если можно.

— Какое-то время дела шли очень тяжело. Чертовски тяжело, — ответил генерал. — Когда города превратились в пылающие руины, наш транспорт, связь и системы распределения перестали существовать. Экономика развалилась на части за два-три месяца. А потом начались пыльные бури и чума. Люди уходили в сельскую глубинку, но фермеры и жители поселков отказывались принимать все новые и новые потоки голодных беженцев. Страну захлестнуло насилие. Полиция исчезла вместе с городами, осталась только армия, но она не могла навести порядок на таком огромном пространстве. Мы едва сдерживали натиск врага, чьи войска, переброшенные через полюс, вели захват северных территории. И мы не можем разделаться с ними до сих пор. По всей стране скитаются банды, голодные и отчаявшиеся изгнанники, поставившие себя вне закона. Тысячи американцев вынуждены заниматься разбоем, потому что ничего другого им просто не остается. И именно поэтому мы сейчас едем с охраной, хотя ни одна из банд сюда пока не забредала.

Насекомые и ядовитая плесень почти уничтожили наши зерновые, и в первую зиму люди пережили жестокий голод. Мы перепробовали на паразитах все современные методы, дело повисло на волоске, но на следующий год нам удалось создать небольшой запас продуктов. Конечно, без отлаженной системы перевозок мы спасли лишь некоторых. У фермерских хозяйств по-прежнему огромные проблемы, и, честно говоря, эти жуки еще долго будут для нас серьезной угрозой. Как мне хотелось бы иметь исследовательский центр, оборудованный не хуже тех лабораторий, в которых этих тварей создавали. Но мы выкрутимся, полковник. Мы победим.

— Вы говорили о перевозках… — Драммонд почесал подбородок. — А как насчет железных дорог? Или фургонов, запряженных лошадьми?

— После войны в стране осталось несколько действующих железных дорог, но в отместку за действия наших диверсионных групп вражеские подразделения подорвали туннели и мосты. Что касается лошадей, их не так и много. Большую часть животных и скота забили на мясо в ту первую зиму. Мне удалось выкупить у окрестных фермеров около дюжины уцелевших коней. Теперь они находятся на моем участке, и я надеюсь увеличить их поголовье, чтобы как-то сохранить породу. — Робинсон печально усмехнулся. — Пока мы не разведем их в достаточном количестве, фермерам придется работать вместо лошадей.

— А дальше?

— Мы пережили худшее. Несмотря на деятельность бандитских формирований, войска контролируют ситуацию в стране. Горожане более или менее накормлены и размещены во временных жилищах. У нас есть мастерские по ремонту машин, мы открыли в поселках небольшие заводы, и они уже сейчас могут удержать экономику от дальнейшего спада. Следующим шагом будет развитие промышленности и укрепление достигнутых рубежей. Я думаю, лет через пять или шесть мы снова сплотим людей, а это позволит провести всеобщие выборы и отказаться от военного положения. Нас ждет большая работа — работа на благо людей и отечества.

Машина остановилась. Водитель посигналил, отгоняя корову, которая преградила дорогу. Худое неухоженное животное испуганно скрылось в кустах. Сзади неуклюже семенил теленок.

— Дикая, — объяснил Робинсон. — За два последних года большую часть зверья перебили на пищу. Но многие животные бежали с разоренных ферм, когда их хозяева погибли от рук мародеров или от чумы.

Он заметил напряженный взгляд Драммонда. Пилот смотрел на ноги теленка, которые были вполовину меньше нормальной длины.

— Мутант, — сказал генерал. — Теперь таких животных много — последствия облучения. Да что там животные… Если бы вы только знали, сколько детей сейчас рождается с отклонениями. — Он нахмурился, и печаль затуманила его глаза. — Откровенно говоря, это самая худшая из наших проблем.