Сумасшедшая шахта - Страница 28

– Зачем? Он умер совсем. И никто к нему не придет глаза намочить. Да и Шалого постережет...

Придя в столовую, мы с удовольствием отметили, что она осталась почти нетронутой событиями дня (за исключением, конечно, разбитых стекол, вставкой сразу же занялся Елкин. Кстати, делал это он так, как будто бы занимался этим каждую божью неделю). Рассевшись по своим местам, мы стали выяснять, кто же все-таки были эти наехавшие на нас люди. Мы разобрали их документы и бумаги, брошенные Шурой на середину стола, и стали рассматривать. Из содержания одной записки нам стало ясно, что мы действительно подверглись нападению банды Шалого. Записка находилась в бумажнике последнего и гласила:

"На Шилинке бабки столбом стоят. Лимонов двадцать в шахтном стволе. Лимон мой. В начале сентября нарисуюсь."

Мох.

– Кто такой Мох? – отложив записку в сторону, спросил я Шуру. – Не знаешь?

– Не знаю точно... – ответил он бесцветным голосом. И, обернувшись к кухне крикнул:

– Инка, где ты там? Давайте ужинать, в животе уже час урчит.

– Да они слиняли с Борисом, пока вы в бумагах копались, – улыбнулся Коля. В спальню, кажется, пошли.

И в это время дверь столовой распахнулась и на пороге мы увидели пропавших. Инесса была бледна, как полотно, а Борис сально улыбался.

– Там, в спальне нашей эта баба из музея. С заложником, хи-хи, – сказал он, продолжая улыбаться. – Иди, Черный, посмотри. Такого в Нидерландах на улице Красных фонарей не увидишь!

Вслед за Шурой я прошел в спальню Инессы. Это было что-то! На кровати лежал крепкий, но совершенно изможденный мужчина лет тридцати. Руки и ноги его были прикручены алюминиевой проволокой к спинкам кровати. На нем лежала сумасшедшая Юлька и делала минет, одновременно втираясь половыми губами в лицо своей жертвы. Иногда, не отпуская члена, она поднимала голову, смотрела на нас невидящими глазами и на лице ее мы могли видеть восторженное удовлетворение неординарными размерами полового органа нечаянного партнера.

– Французская любовь на русской шахте... Потрясающе, – отведя глаза, пробормотал я и вышел вон.

Шура явился в столовую через час. За ним пришел заложник сумасшедшей Юльки. Попив чая и поев пирожков с капустой, он вполне пришел в себя и стал достаточно внятно отвечать на наши вопросы. Пресс-конференцию с ним открыл, конечно, Шура.

– Как зовут? – спросил он, явно нервничая.

– Леонид я, – ответил пленник. – Худосоков.

– Где Мох?

– Во Владике кантуется.

– Какие его кликухи еще знаешь?

– Не знаю больше никаких.

– Как его зовут?

– Одни Мишой его кличут. Другие – Михалычем...

– А кто знает, что вы сюда поехали? – спросил Борис, удостоверившись, что любопытство Шуры ослабело.

– Шалый никому, даже нам не сказал, куда мы едем.

– А где ваши машины видели в последний раз? – вступил в допрос мягкий голос Ольги.

– Кто видел?

– Кто-нибудь?

– Да таких тачек, как наша на здешних дорога море... А после поворота с трассы на шахту мы и вовсе никого не видели... – ответил военнопленный и, вдруг испугавшись спросил Шуру:

– Так вы меня не отпустите? Замочите, да?

– Отпустим, но потом, когда хорошим станешь. А пока в клоповнике посидишь.

– Может быть, он лучше здесь побудет? Перед нашими глазами? – предложил Коля.

– Нет, нет! – забеспокоился Борис. – Пусть в клоповнике сидит! А лучше его в шахту спустить. Так надежнее.

– Это он за Инессу боится! – захихикал Коля, склонившись к моему уху. – Если молва донесет до нее какой у этого парня диаметр и длина, то у Борьки не останется ни единого шанса на обоюдную ночь.

– Что вы там секретничаете? – вмешалась в наш разговор Ольга, сидевшая через стол напротив. По ее смущенно улыбающемуся лицу было заметно, что она уловила смысл сказанного Николаем.

Я уже почти придумал, как поедче ответить Ольге, как дверь кают-компании с грохотом распахнулась и в комнату ворвалась Юлька-сумасшедшая с обрезком трубы в руке. Вихрем она подлетела к Худосокову, пушинкой схватила его подмышку и, протяжно рыкнув, убежала прочь.

– Ну, вот, все решилось... – выдавил Борис, когда все пришли в себя.

– Вот баба! Слов не разумеет, – расстроено покачав головой, тихо сказал Шура. – Просил ведь не бедокурить. Ну ладно, попозже я их разведу... А теперь пойдемте постреляем...

– Опять ты за свое! – с досадой воскликнул я.

– Мне это нужно! – глядя в стол ответил Шура. И в его голосе я услышал просящие нотки. – И вам тоже...

Мы вышли из Конторы и подошли к курилке, где уже топтались Смоктуновский с Елкиным. Шура порылся в принесенной им сумке и вытащил из нее револьвер неизвестной мне марки.

– А... В русскую рулетку хотите поиграть! – воскликнула Ольга. – Да вы пошляк, Киса.

– От такой слышу, – обиженно пробормотал Шура и, вручив подскочившему Елкину револьвер и горсть патронов, направился к дереву, у которого он стоял в предыдущее огнестрельное испытание. Елкин же сел на скамейку под грибком и стал деловито очищать оружие от налипшего сора. Закончив осмотр револьвера, он подошел к нам и, вставив в барабан единственный патрон, протянул его мне.

– Не стреляй в него... – тронула мою руку Ольга. – Не хочу больше крови...

Я нацелился в сук, росший над Шуриной головой и медленно выжал курок... Раздавшийся выстрел показался всем нам громовым. Смоктуновский забился в припадке, Ольга побледнела, Борис с Колей заметно вздрогнули. А Елкин как ни в чем не бывало продолжал рассказывать невозмутимой Инессе, как надо правильно сбивать номера с корпуса и двигателя краденной машины. А Шура посмотрел вверх, недовольно покачал головой и затем начал стряхивать с плеч нападавшие с дерева щепки и сухие веточки.

Прервав свой рассказ, Елкин снова зарядил револьвер одним патроном, крутанул барабан и протянул оружие Борису.

Борис целился долго и я сразу понял куда. Пижонясь, он хотел попасть туда же, куда попал я. Опять раздался выстрел, но щепок уже не было, сверху посыпались одни веточки – Борис попал прямо в отверстие, проделанное моей пулей. Увидев это, он весело заржал, с размаха хлопнул меня по плечу и сказал:

– Учись, салага.

– Ну и везуха, твою мать, – выругался я. – Фатальный случай – подряд два патрона под боек...

Следующей стреляла Ольга. Взяв револьвер, она мягко улыбнулась безмолвно стоящему под деревом Шуре и сказала:

– Я, к сожалению, плохо стреляю. Всегда попадаю туда, куда не целюсь. И самый верный способ не попасть в вас – это в вас прицелиться.

И направила дуло Шуре прямо в живот. Лицо ее мгновенно застыло, палец медленно, медленно, очень медленно выжимал курок...

В последнюю миллисекунду она взметнула револьвер и выстрелила поверх Шуриной головы. Никто из нас не сомневался, что и на этот раз боек найдет капсюль единственного патрона. Но никто и не ожидал, что Ольга попадет туда же, куда и мы... Но она попала и перебитый пулей сук с треском обломился и накрыл Шуру.

Обрадовавшись произведенному эффекту, Ольга звонко рассмеялась и захлопала в ладоши. Отсмеявшись, она протянула револьвер Коле и сказала:

– К барьеру, поручик. Клянусь, это приключение впечатлительнее шоколада от фабрики "Россия".

Задумчиво покрутив оружие в руке, Баламут передал его для заряжения Елкину. В глазах у Николая светилась ненависть и я понял – он выстрелит, выстрелит в отместку за сауну и клоповник... Я хотел было бросится к нему и убедить его не целится в Шуру. Но от последнего веяло такой уверенностью и я передумал.

Коля тщательно прицелился в Шурину грудь, выжал курок но, о чудо, выстрела не последовало. Мы застыли от изумления, даже Елкин с Инессой явно недоумевали. А Шура как ни в чем не бывало, выбрался из ветвей и, отряхнувшись, подошел к Коле. Несколько секунд он, ласково улыбаясь, стоял рядом с ним. Когда лицо Николая расслабилось и на нем появилось нечто подобное наскоро слепленной улыбке раскаяния, Шура взял у него револьвер, откинул барабан и показал нам сидевший в нем единственный патрон. Капсюль его нес отчетливую метку бойка.