Суховей из поднебесья(СИ) - Страница 9

Это был сон. Я погрузился в него под самое утро...

Звонок мобильника резко выбросил меня из странной игры на полку вагона. Уже рассвело. Сквозь полудрему я увидел, как молодой китаец взял трубку и стал негромко о чем-то говорить на своем языке. Я начал было поворачиваться на другой бок, как вдруг заметил, что со своей подушки поднимается старый китаец. Он пристально смотрел на внука, и его лицо прямо на глазах бледнело. От такой картины я проснулся окончательно.

Старик что-то проговорил молодому человеку по-китайски. Внук быстро ответил. Меж ними завязалась быстрая и временами даже резкая беседа. Они не обращали на меня никакого внимания, будто забыв о моем существовании.

Наконец, молодой китаец быстро посмотрел на меня и, встрепенувшись, поднялся, позвав деда выйти с ним. Некоторое время я просидел один. Затем они вернулись. С тяжелыми выражениями лиц. Молча.

Так же молча они уселись и долго сидели, не разговаривая. Поняв, что у них, видимо на родине произошла какая-то неприятность, я тоже молчал, не пытаясь начать какой-либо разговор.

Спустя некоторое время, молодой китаец вышел, недолго отсутствовал и вернулся с проводницей. Она держала в руках билеты.

Внук что-то настойчиво спросил у деда. Тот резко ответил, и после небольшой паузы молодой человек попросил проводницу вернуть ему один билет.

Когда проводница ушла, молодой китаец продолжил что-то выговаривать деду, пока тот резкой фразой не остановил его.

Поезд подходил к Омску. Внук достал свой чемодан и быстро собрал его. Дед продолжал сидеть, не двигаясь.

За несколько минут до станции молодой человек кивком позвал меня выйти с ним в коридор.

- С моим бизнесом, - сказал он мне, когда мы остались одни, - случились очень большие проблемы. Я срочно возвращаюсь в Китай. Полечу самолетом.

- А ваш дед? - спросил я.

- Он заупрямился. Хочет доехать до Москвы.

- Один?!

- Один.

- У вас есть кто-нибудь там?

- Нет. Поэтому я хочу вас попросить присмотреть за ним хотя бы в дороге.

- Почему хотя бы в дороге?

- В Москве быть под присмотром он не согласится.

- А как он там будет?

- Будет! Не волнуйтесь! Он не потеряется... Не смотрите, что он старый. Он умеет собираться...

Да уж! Я успел в этом убедиться.

Внук вышел в Омске. На прощание он обнял деда и сразу изменился в лице - весь мир перестал для него существовать... кроме какой-то неясной мне проблемы, которая вдруг возникла у него дома. Ни на секунду не задержавшись на перроне и не взглянув в наше окно, он сразу помчался к выходу с платформы.

С дедом же мы еще долго ехали до Москвы. И ни разу не поговорили...

Всю дорогу он потухшим взглядом смотрел в окно. Он не заказывал разносимый проводницей чай. Практически ничего не ел, если не считать одной его ночной возни, когда я по запахам догадался, что в темноте он достал из своей сумки что-то съестное.

На мои вопросы он не реагировал. Будто не слышал их...

Вот так! Удивительная штука - общение. И как же оно многообразно! Долгая поездка с молчаливым китайцем от Омска до Москвы красноречиво дополнила его образ, открыв для меня, что общение может выразить себя и в молчании. Я не знал, что стряслось у его внука, но понял, что получила развязку какая-то большая личная драма старого китайца. У него - бывшего хунвейбина, радикального революционера и антикапиталиста, громившего когда-то штабы, выкорчевывавшего "сорняки", внук стал коммерсантом-капиталистом. "Сорняк" вырос в его собственном огороде. Все эти годы бывший революционер жил с этой коллизией в душе. И вот случилось что-то такое, что дед, изучавший Маркса в оригинале, не мог не предвидеть. Впереди у его внука замаячила хоть и неясная, но видимо не раз предрекаемая дедом перспектива.

Старик молчал, а я, бросая на соседа косые взгляды, продолжал под перестук колес и кружение горизонта переварить все вчерашние разговоры с ним.

И еще, он - интереснейший человек, как застывший музейный сгусток эпохи - нес в себе мельчайшие детали того времени. Своеобразная живая ходячая энциклопедия целого периода прошлого века. Глядя на него, поражаешься, насколько Китай - непохожая на наш европейский мир страна! Нет! Не страна! - Цивилизация! Наши ценности, наша литература, культура сюда вообще никак не встраиваются! Китайцы не заморачиваются вопросами правды и лжи - в нашем представлении о них. Они не терзаются поисками истины - вернее, истины, опять же, в нашем понимании. С их точки зрения Европа излишне мается, умничает, высасывает из пальца разные проблемы, разглагольствует. А здесь все просто, без всяких заморочек - у них миллиард населения и его надо как-то прокормить. Их истины (если это можно так назвать) невероятно просты - как изречения древнего Конфуция. Их идеология вся укладывается в небольшой цитатник Мао. Больше ничего им для того, чтобы стать сверхдержавой не надо. Им даже воевать для этого ни с кем не надо! Им не нужны кто-то вроде Пушкина, Толстого... Они тупо строят свой социализм, тупо забивают весь мир своими товарами - без всяких истин и войн.

У них все просто! Нет у них своего Горького, нет моралистов, и потому их сила не в правде, как у нас, а просто в силе! И этой силой они уже прут все человечество вперед - к светлому завтра?...

Их стихия - не живописная очищающая гроза, опускающаяся с небес, а что-то вроде жесткого суховея. Суховея из поднебесья...

Я несколько раз отвлекался от этих мыслей. Что-то читал, выходил в коридор, перезнакомился с попутчиками из соседних купе. Но всякий раз, когда я садился на свое место, вид молчащего старика-китайца возвращал меня к непростым размышлениям.

Суховей... Урок хунвейбина... М-да!

А, может, по-другому построить всемирное счастье действительно не удастся? Ну не удастся и всё! Может, наша культура, как мы ее понимаем, и ограничивает нас в историческом смысле? Ведь наша мораль не допускает огонь по штабам. Может, потому мы и прорастаем сорняками и, в конце концов, под их давлением захиреваем? Уходим в Историю, как канули в Лету уже множество древних цивилизаций. Обидно будет, если через тысячу лет Россию будут вспоминать, как сегодня какую-нибудь Древнюю Месопотамию. Может, так и надо, как Китай? - Сбросить всякий балласт морализаторства, расстреливать воров и всё! И понесется облегченный корабль человечества с ускорением ввысь... Как неслись когда-то мы - до гагаринского полета.

В Москве мой сосед согласился лишь на предложение помочь вынести на перрон его чемодан и, действительно, ответил категорическим отказом отвезти его в какую-нибудь гостиницу. На перроне он остановился и надолго замер, устремив неподвижный взгляд на здание вокзала.

Насколько долго устремив - не могу судить. Он стоял там всё время, пока я двигался к выходу из перрона.

После шестидневного покачивания в вагоне необычно было ощущать под ногами твердую землю. В голове все еще продолжалось плавное кружение, и поэтому вокзальные строения казались незыблемыми - крепко вросшими в землю.

Когда я оглянулся на старого китайца в последний раз, он продолжал неподвижно стоять. У меня сжалось сердце. Я ведь, действительно, успел полюбить его. Я смотрел на одиноко стоящего старого человека и мне вдруг увиделся в нем маленький щекастый китайчонок, перед которым открылась, наконец, загадочная северная страна...

"Но зачем ему Москва?" - подумалось мне.

Я несколько раз возвращался к этому вопросу, пока ехал в такси. "Зачем?"

"Зачем китайцу Россия?"

Китай! Неожиданно он представился мне на фоне огромного красного флага. Могучий, поднимающийся гигант... Мне вспомнился и красный флаг нашей Державы и то, что Китай таким, каким он сейчас есть, стал благодаря именно нашей стране и именно нашему флагу. Быть может, этим и можно объяснить особое отношение китайца к России. Это нечто, похожее на отношение к родителю. Ведь, не будь нас - не было бы и его...