Суховей из поднебесья(СИ) - Страница 5

От такого сравнения я опешил.

- Так теперь что? - спросил я. - отменим судебную систему вообще? Пусть молодежь решает, кого судить, кого миловать?

Старик вдруг изменился в лице. Он помрачнел и на некоторое время замолчал.

- В тот вечер, - продолжил он тихим голосом, - когда мы устроили уличный суд над профессором, придя в общежитие, я нашел письмо из дома, где сообщалось, что в Харбине был убит дядя Ли.

Китаец сглотнул комок, подкативший к его горлу.

- Он был там секретарем парткома и жил в большом особняке. Его особняк разгромили, разломав все дорогие вещи, которые он успел приобрести. Самого дядю Ли тоже таскали по улице, и тоже заставляли повторять цитаты Мао. Он плакал, просил не бить его, но это еще больше разжигало молодежь, а когда он вдруг предложил дорого откупиться, толпа пришла в бешенство. Его жестоко забили камнями...

- Это не тот дядя Ли, - осторожно спросил я, - который вас маленького угощал сахарными шариками?

Старый китаец осунулся. Глаза его не изменились, но видно было, как едва заметно вздрагивал его подбородок.

Я с изумлением всмотрелся в собеседника.

- Мальчишкой я очень любил дядю Ли.

От неожиданности я замер.

- Но ведь он продавал вам чупа-чупсы, - тихо проговорил я.

- Да продавал. Он ничего не знал о моей любви к нему. Когда я подрос, у него было уже двадцать пять племянников, он не мог каждого помнить и каждому дарить. Но он был очень веселым и жизнерадостным... хоть и жадным. Любил шутить, рассказывать забавные истории, придумывал смешные игры. Я очень любил его, меня тянуло к нему. Я не любил его жадность, но во всем другом старался быть таким как он, наизусть запоминал его потешные небылицы, старался шутить как он. Родственники говорили мне, что я был очень похож на него - похож во всем. Мне, как и ему, легко доставалась учеба. Он был успешен в карьере - я был таким же успешным в учебе. Не существовало иероглифов, которые я не запоминал бы сразу, не было таких уравнений, которые я не мог бы решить. Я очень легко поступил в университет. Мои успехи даже пугали некоторых преподавателей. Тот профессор, о котором я рассказал, ненавидел меня за это. Я питал к нему ответную нелюбовь. Он самоутверждался, унижая других. И когда великий Мао открыл нам глаза на то, что такие люди не дают Китаю строить социализм, для меня было естественным принять участие в расправе над ним. Я, так же как и другие, требовал от него чтения наизусть цитат Мао. Я-то знал их наизусть, а он - профессор - не мог связно произнести ни одну из них. Но дядя Ли...

У старика сильно дрогнул подбородок. Он некоторое время промолчал.

- Мао говорил, что всякий, кто стремится поживиться на чужой счет, обязательно кончает плохо... Я ведь видел, что дядя Ли тоже нечист на руку, но мне даже в голову не приходило, что и над ним могут устроить экзекуцию... да еще и такую...

В моем детском представлении он был одним из китов, на которых держалась Земля. Каким бы плохим он ни был, я не мог представить без него нашу Землю, не мог представить, что у кого-то поднимется рука вытащить его за... - у старика дрогнул голос, - ...вытащить его за волосы на улицу. Случившаяся с ним история будто пошатнула Землю. Я кинулся ехать в Харбин...

Китаец снова сглотнул подкативший к горлу комок.

- ...В Харбине я нашел десятника той ячейки, которая устроила суд над дядей Ли. На мои слова о жестокой ошибке десятник спросил меня: "Ты хунвейбин?". "Да!" - ответил я. И он повез меня к дому дяди Ли. Зрелище поразило меня - разбитые стены, полностью отсутствующие окна и двери. Я закричал на десятника, но он еще раз спросил меня: "Ты хунвейбин?". "Да!" - закричал я. "Тогда смотри!" - и он указал на дом. Я снова закричал, что видел его не раз. "Внимательно смотри!" - сурово сказал десятник. Я хотел было еще раз прокричать, что знаю я этот дом, как свои пальцы, что не раз в нем бывал, но тут меня вдруг больно озарило. Ведь точно такой же дом мне довелось несколькими днями ранее крушить в своем городе. Я окаменел на месте. Я вдруг ясно осознал, что дядя Ли тоже сорняк. Я застыл на месте, не отрывая глаз от руин. Слова куда-то делись. Я ничего не мог сказать. Десятник молча стоял рядом и жестко смотрел мне в глаза. "Смотри!" - еще раз повторил он.

Дядя Ли не просто сорняк - он был очень крупный сорняк!

Старый китаец на некоторое время замолчал, а я представил китайскую улицу, разрушенный дом и стоящих около него двух молодых китайцев. Один смотрел сквозь щелочки-амбразуры в глаза соседу, а другой такими же, но широко раздвинутыми щелочками глаз - на останки некогда богатого дома.

- Вернувшись домой, - продолжил через некоторое время старик, - я случайно прошел мимо зеркала и застыл перед ним - в нем я увидел дядю Ли...

Я увидел дядю Ли... в самом себе... Мне вспомнилось, как родственники мне говорили, что я очень похож на него.

Мне вспомнилось, как он сначала развернул торговлю в нашей деревне, а затем закрыл свои лавки и уехал - людям стало не хватать денег, чтобы покупать его товары. Китай стремительно делился на бедных и богатых, причем, чем больше становилось богатых, тем беднее становились остальные. Дядя Ли начал купаться в роскоши, а его земляки - нищать. Для огромного Китая с его миллиардным населением обнищание людей могло стать катастрофическим. Массовое обнищание без катастрофы возможно где угодно на Земле, но только не в миллиардном Китае. Смертей от голода уже невозможно было избежать. Я это начал видеть по своей деревне, которая неумолимо приближалась к этой черте. Я видел, но никогда над этим глубоко не задумывался. И все потому, что сам был успешен - я был успешен и ничто другое меня не волновало. Вот так - за несколько минут, стоя у зеркала, - я переварил в своей голове обширную политэкономию.

В верхнем углу зеркала висела вырезанная из газеты фотография великого Мао. Его взгляд сурово корил меня за то, что я был так преступно беспечен.

Вместо социализма Китай, как в болото, затягивался в губительный для него капитализм - вместо общества социального равенства и процветания миллиардный Китай ожидало гигантское расслоение, а многих китайцев - голодная смерть. Я вдруг осознал смысл шагов великого Мао, смысл его великой Культурной революции.

Да, я влился в ряды хунвейбинов, но абсолютно не понимал зачем - просто потому что был молодой и не отрывался от своей студенческой среды. Чисто по наитию, искренне принимал участие в действиях нашей организации, в публичных экзекуциях. Но свое-то личное будущее видел богатым и успешным. В моей голове странным, неестественным образом соседствовали цитаты великого Мао, избиения профессоров, партийных бюрократов и мечты пойти по партийной дорожке шагами дяди Ли.

Я ведь боготворил его, был готов подражать ему. Мне только возраста не хватило, чтобы, так же как и он, стать секретарем какого-нибудь крупного парткома. И я ведь не остановился бы перед тем, чтобы не начать обогащаться. Не остановился бы! И это правда!!! Эта мысль расплющила меня. Неужели и со мной могло случиться такое? Неужели и из меня мог вырасти сорняк?

Старик запнулся и на некоторое время замолчал. Лицо его застыло под неподвижной темной маской. А я вдруг представил себе молодого китайца, который стоит перед зеркалом и видит в нем китайца постарше, над ними висит газетный портрет Мао, и они втроем смотрят друг на друга сквозь узкие щелочки глаз...

Пролетела еще одна недолгая, но тяжелая пауза.

- Я ведь боготворил его... - дрожащим голосом повторил свои слова старый китаец,

- Я увидел себя в зеркале идей великого Мао, я вдруг понял, что цитаты великого Мао о врагах, которые я читал, как библию, были и обо мне самом.

Это ведь не дядю Ли забили камнями, это и меня...

Целую неделю я сидел дома и никуда не выходил.

Я не пошел в университет. Я бросил его. Я вышел из ячейки хунвейбинов. Я понял, что мне надо многое передумать. Я понял, что зная наизусть великого Мао, я, оказывается, не понимал его.