Суеверия викторианской Англии - Страница 19

Еще более зловещую картину живописует баллада «Леди Мэйзри» («LadyMaisry», номер 65). Вся семейка: отец, мать, брат, сестра, по очереди называют Мэйзри «шлюхой». Она забеременела до свадьбы, да еще и от чужака. Поначалу героиня отрицает обвинения, но под конец просто плачет и уверяет, что английский лорд пообещал на ней жениться. Приговор за распутство суровый – сожжение на костре. Перед казнью Мэйзри отсылает пажа к своему любовнику. Английский лорд действительно готов на ней жениться и, оседлав коня, скачет к ней на помощь. Но к его приезду во дворе ее дома уже горит костер. В отчаянии лорд бежит по углям и успевает поцеловать любимую в губы, прежде чем ее обуглившееся тело распадается на части. Тогда разъяренный лорд клянется перебить всю ее родню и сжечь город, где нашлось место такому злодейству Словом, внебрачная беременность в устном народном творчестве предстает если и не как грех, то как тяжкое испытание, нередко приводящее к смерти героини.

Иногда возникают пикантные ситуации, когда беременеет девица… переодетая в мужское платье! Беременностью заканчиваются приключения отважной девчонки в балладе XIX века «Красивый юнга» («The Handsome Cabin Boy»). Той захотелось повидать далекие края, вот она и поступила юнгой на корабль, разумеется, переодевшись в мальчишку. И капитану, и жене капитана новый морячок очень понравился. Женушка нередко целовала юнгу и с удовольствием порезвилась бы с ним, но именно капитан разгадал «его» секрет. «Отведав капитанских галет», юнга подурнел. А когда корабль проплывал через Бискайский залив, моряки услышали крики – юнга рожал! Матросы открестились от малыша, зато жена капитана, стоическая женщина, заявила мужу: «Поздравляю тебя, дорогой. Кажется, кто-то из нас двоих обрюхатил юнгу: или ты, или я».

Несомненно, баллады не только оглашали «прискорбные» поступки недальновидных женщин, но и предупреждали девочек о том, что любовь и жажда приключений имеют весьма очевидные последствия. Своеобразие балладных сюжетов позволяет соотнести их с современными «страшилками», которые, пугая, предписывают некие нормы общественного поведения.

В наши дни женщины, как правило, рожают в больнице, но в XIX веке туда отправляли только нищенок из работных домов. Неудивительно, ведь роды в больнице сопровождались смертельным риском. Врачи редко дезинфицировали инструменты, даже руки перед осмотром не мыли. Войти в родильную палату прямиком из морга было обычным делом. Ни одна женщина не отправилась бы в больницу добровольно. Рожать предпочитали дома.

При наличии финансов англичане приглашали семейного врача или специалиста-акушера. Молодые врачи радовались такой возможности поближе познакомиться с пациентками в надежде, что те и впредь будут пользоваться их услугами – рожали викторианки много. В свою очередь, роженицы надеялись, что в случае необходимости доктор применит хлороформ. После того как в 1853 году с его помощью обезболили роды у самой королевы Виктории, ее подданные тоже захотели воспользоваться этим благом. Несмотря на растущий спрос со стороны пациенток, доктора еще долгое время с подозрением относились к обезболиванию при родах. Руководствовались они при этом по большей части религиозными аргументами. Ведь Господь сказал Еве, что она в муках будет рожать детей. Следовательно, уклоняться от боли при родах по меньшей мере аморально, если не кощунственно. Только в 1870-х годах отношение к хлороформу изменилось в лучшую сторону.

Для большинства же англичанок присутствие врача при родах было скорее роскошью. Как правило, роды принимали повитухи. Для сравнения: в 1870 году в трущобах лондонского Ист-Энда именно повитухи приняли половину всех родов. Зато в респектабельном Вест-Энде повитухи присутствовали только при 2 % родов. В то же время в деревнях благодаря повитухам появлялись на свет почти 90 % младенцев. Отсутствие медицинского образования у повитух компенсировалось обширным опытом. Тем не менее в медицинских кругах вставал вопрос о подготовке и лицензировании акушерок. Парадоксально, но подобным мерам противились как высокообразованные врачи, так и ранние феминистки. Первые опасались, что наплыв квалифицированных акушерок лишит их работы. Вторые – что необразованные повитухи не сдадут экзамены и лишатся своего единственного дохода. Так или иначе, но регистрацию повитух утвердили только в 1902 году.

Будучи наследницами не науки, а традиции, повитухи прибегали к специфическим методам родовспоможения. Чтобы роды проходили спокойнее, повивальные бабки с востока Англии угощали своих клиенток болеутоляющим пирогом. Муку для пирога смешивали с растертыми конопляными зернами, корнем ревеня и одуванчика, затем добавляли желтки, молоко и джин. Один кусок пирога давали роженице, другой – ее супругу, который страдал за компанию. (Интересно, что про беременных женщин в шутку говорили: «У них пирожок в духовке», а ребенка с задержкой в развитии называли «недопеченным».)

В Дареме помимо пирога для роженицы покупали так называемый «стонущий сыр» (Groaning Cheese), который можно было применять и в других целях. Например, девицы отрезали кусочек сыра и клали его под подушку, чтобы увидеть суженого во сне. В Оксфордшире повитухи прокалывали в середине сыра отверстие, надеясь таким образом облегчить роды. Но не пропадать же после этого остальной головке? Вплоть до крестин от серединки отрезали куски. Рано или поздно от головки сыра оставалась только выскобленная корка, и через нее в день крестин просовывали младенца.

Столь хитроумные способы помогали не всегда, и смертность рожениц оставалась высокой. В свою очередь, это нашло отражение в фольклоре. Высокой смертностью женщин при родах, вероятно, навеяна баллада «Красавица Мэри Уоллингтон» («Fair Магу ofWallington», номер 91). Когда из семи сестер пять скончались, не разродившись, две оставшиеся решили и вовсе не выходить замуж. Зачем идти на верную смерть? Но к одной из них, Мэри, уже посватался рыцарь из Уоллингтона. Судьба девушки решена. Она не смеет перечить матери, которая так и гонит несчастную под венец. Предчувствуя разрешение от бремени, а значит, и скорую кончину, Мэри отсылает к матери гонца, чтобы повидаться с ней в последний раз. Оставшейся сестре она передает свой наказ: никогда не выходить замуж, если та не хочет точно так же окончить свои дни. Мэри делают кесарево сечение, после чего она умирает. Узнав о ее смерти, младшая сестра категорически заявляет, что не родился еще тот мужчина, который возьмет ее в жены. Но мать прерывает ее речь. Она все равно заставит дочь выйти замуж, даже если после свадьбы той предстоит прожить меньше года.

К счастью, не все роды оканчивались чьей-то смертью. Но как только в сельском коттедже раздавался первый крик младенца, начинались новые хлопоты. В некоторых графствах до церковного крещения проводились дополнительные обряды, которые либо имитировали ритуал, либо должны были послужить охраной для младенца, прежде чем того окунут в купель. Так, в Камбрии голову ребенка ополаскивали ромом, а мать угощали местным деликатесом – ромовым маслом. В Шотландии новорожденного купали в соленой воде и давали ему отведать соли, считавшейся хорошим средством от сглаза. Младенцам из Уорикшира натирали рты смесью из масла, сахара и меда, чтобы их речь тоже стала медоточивой. Потом эти дети с успехом могли стать адвокатами, проповедниками или журналистами. А в Корнуолле малышей предпочитали не мыть хотя бы некоторое время, чтобы вместе с грязью они символически накапливали благополучие.

Приняв ребенка, повитуха торопилась улучшить его судьбу. Держа новорожденного на руках, нужно было подняться по лестнице. За неимением лестницы допускалось встать на какое-нибудь возвышение, хотя бы на стул. Это делалось для того, чтобы в жизни дитя двигалось только вверх. А вот спускаться с ним вниз нельзя было ни в коем случае, иначе карьеры ему никогда не сделать. Еще один важный запрет касался взвешивания ребенка. На столь привычный для нас вопрос о весе новорожденного суеверные саффолкцы покрутили бы пальцем у виска. Сразу же после родов младенца ни в коем случае не взвешивали, иначе он рано умрет.