Судить Адама! - Страница 105
– Зачем же ты борешься с ним, если чувство это природное, если оно родилось для человека и свойственно только ему?
– Да вредное оно, бестолочь!
– Кому вредное?
– Всем. Если бы не собственность, мы теперь знаешь где были бы?
– Не знаю. – Адам взял куриную тушку, ловко разорвал пополам и одну половину пододвинул хозяину: – Ешь, мне одному не управиться. – И вкусно захрустел, разгрызая косточки, заурчал, замурлыкал. – По-моему, все просто: родился, жил, помер. Чтобы род не пресекался, оставь потомство. А для жизни надо есть, пить и двигаться.
– Работать.
– Это у вас. А у нас – добывать пищу. Но зачем вам так много пищи? И почему вы столько говорите? Ты две недели меня таскаешь на этот свой суд, люди кричат, спорят, ругаются – зачем? Делят пищу? Самок? Жилье? Но все это у вас есть. Вожаков мало?
– Хватает.
– Тогда, может, плохие они, слабые?
– Нет, хорошие, сильные. Если бы для всей земли был один начальник, да наш, советский, мы знаешь теперь где были бы! А то живем от войны к войне… Ты и мою порцию ешь, не стесняйся.
– Спасибо, наелся, пойду полежу. – Адам вытер лапой усы, в два прыжка оказался на печке и улегся там, как прежде, положив голову на лапы.
– Наелся и сбежал, а хозяин тут один думай. Или, может, не я хозяин, а ты?
– Неизвестно. Земля у нас общая, солнце общее, а вся жизнь идет от них. Возможно, людей больше, чем кошек, но, кроме нас, на земле живет тьма разных животных, зверей, птиц… А если посчитать насекомых, если взять все растения, микробов…
– Монаха наслушался? Ты, значит, природа, а я изверг природы?
– Нет. Ты правильный, правый, как всякий человек. Я вот ловлю мышей в твоем доме, грачи – червяков у тебя в огороде, воробьи – гусениц в твоем саду, козы дают молоко для тебя… Все тебе и для тебя. Ну а ты для кого и для чего?
– Я? Для вас. Я, если хочешь знать, за всех вас должен думать, переживать и отвечать.
– Перед кем отвечать? Перед собой самим? Языком больше мелете, а толку нет. Меня ответчиком сделали.
– Так ведь со мной вместе!
– Ты так, сбоку, а основной ответчик я. Смешно: сами вывернули жизнь наизнанку, а виноват кто-то другой.
– Так ведь мы оба с тобой животные по природе, только я разумный, а ты – нет. Правда, и ты от меня говорить научился.
– От тебя? Я всегда говорить умел, если уж хочешь знать, да не хотел. О чем с тобой говорить? Не буду я больше с тобой говорить, все!
– Постой, не решай с маху. И не брезгуй, не отворачивайся с презреньем, легче всего отвернуться… Я глоточек, капельку…
Титков почувствовал новый прилив сил и начал доказывать упорно не отвечающему Адаму, что такое жизнь и человек в быстротекущей жизни. Носатый Илиади думает, что человек состоит из трех частей, а он состоит из многих миллионов, и самая главная из них – разум. А ты знаешь, что такое разум? Это, Адам, такая штука, что может объяснить что хочешь, любую несуразность. Запросто! Объяснить и оправдать. Вот, например, ты презираешь меня. А отчего я запил, знаешь? От одиночества. Потому что я человек и у меня есть разум. Он у каждого человека есть, разум, и каждый человек своим разумом доволен. Понимаешь? Федька Черт, Заботкин, Анька Мортира, Витяй Шатунов, Митя Соловей, Сеня Хромкин… – все по-своему правы, хотя все они в чем-нибудь виноваты. Можно, конечно, считать, что каждый по-своему прав, но на самом деле каждый, по-моему, не прав.
Когда Илиади, видевший вчера падение Титкова со скамейки, приехал с молодым врачом на «скорой помощи», Титков сидел за столом и доказывал спящему на печке коту, что тот ничего не понимает в людях, потому что никогда не находился на ответственной работе…
XVI
Прошло пять лет. Хмелевцы не забыли серьезных рекомендаций товарищеского суда и все это время не сидели сложа руки. И хотя сделали меньше, чем могли бы, жизнь заметно изменилась.
Как сообщила хмелевская районная газета, труженики райцентра, выполняя принятые на себя обязательства, превратили родную Хмелевку в настоящий поселок городского типа. Деревянные тротуары вдоль домов стали асфальтовыми, замощены сейчас все улицы, закончено строительство дороги с твердым покрытием от центра к пристани длиной два километра, сделали профилированным проселок до Суходола, засыпали его гравием и в нынешней пятилетке заасфальтируют. Построено два пятиэтажных дома городского типа и строятся еще три. Газ теперь не привозной, в сменных баллонах, а магистральный, от нитки газопровода, протянутой сюда стараниями Балагурова и Межова. Кстати, их очень ценят за хорошую службу и поощряют. Недавно о Межове был в областной газете очерк, где его хвалили. Авторы очерка Кирилл Мухин и Лев Комаровский тоже выросли, потому что их печатают в областной газете. Не часто, но печатают, и, в основном, положительные материалы о замечательных людях. Фельетоны и другие сатирические жанры, по совету товарищеского суда, наши журналисты охотно забыли. Неприбыльное это дело, сатира.
Председатель райпотребсоюза Заботкин пополнил свои кадры за счет выпускниц местной средней школы, и эти молодые продавщицы не берут от покупателей никаких благодарностей, кроме спасибо.
Потребление табачных изделий, как и винно-водочных, в целом за пятилетку увеличилось на несколько процентов, а минеральной воды и тонизирующих напитков сильно уменьшилось из-за нерегулярного завоза, недостатка транспорта и других причин, не касающихся вина и водки.
Заметные изменения произошли в судьбах рядовых хмелевцев.
Анька Мортира к своему пятидесятилетию получила Похвальную грамоту райсовета, но все же мечтает расстаться с продмагом, получить пенсионную книжку и выполнять обязанности бабки – нянчить внучонка. Ее дочь так и не поступила в институт, но зато стала неплохой портнихой в бытовом комбинате и заставила Витяя Шатунова, которому вернули водительские права, жениться на себе. Правда, ненадолго. Через полгода он перебежал к ее подруге Светке Пуговкиной, но шесть месяцев спустя затосковал, восстановил с бывшей женой прежние отношения и… через полгода.опять возвратился к Пуговкиной. Так у них и идет. Обе они притерпелись к подобным изменениям в своей жизни, потому что знают своего верного Витяя и, регистрируясь в браке или расторгая его, даже не меняют фамилий: лишние хлопоты с обменом паспорта. Все равно он от них никуда не денется. Как, впрочем, и они от него. Ведь они с детства дружили втроем, привыкли.