Судьбы и фурии - Страница 23

Лотто понял, что плачет, когда почувствовал, как по лицу катится что-то холодное и мокрое. Он всхлипывал, но старался не шуметь – Матильде был нужен сон. Она работала по шестнадцать часов шесть дней в неделю, чтобы у них была еда и крыша над головой. Лотто же не приносил в дом ничего, кроме сплошного разочарования и кучи грязного белья.

Он достал из-под дивана ноутбук, который спрятал, когда Матильда попросила его убрать перед вечеринкой. Сначала просто хотел выйти в Интернет, пообщаться с печальными незнакомцами, но вместо этого создал новый документ, закрыл глаза и попытался представить все то, что потерял. Состояние, мать, тот огонь, который он сам когда-то мог зажечь в чужой душе. Или в душе жены. Лотто подумал об отце. Люди недооценивали Гавейна, потому что он был замкнутым и скрытным, но только он смог по достоинству оценить минеральную воду, пульсирующую в его земле, научился добывать ее и продавать. Подумал о фотографиях матери в образе русалки с натянутым, точно чулок, хвостом, о том, как она плескалась в холодных водах. Вспомнил вдруг собственную маленькую ручку, погруженную в ледяной источник, то, как мороз пробирал его до костей и как ему нравилась эта боль…

Боль!

Лучи утреннего солнца, точно лезвия, прорезали мрак и обожгли его глаза.

Лотто проснулся.

Сосульки за окном сияли вокруг головы Матильды, словно нимб. Она была в своем застиранном халате, а ее ступни покраснели от холода.

Ее лицо… с ним было что-то не так. Что-то определенно было не так! Ее глаза опухли и покраснели.

По его вине?

Он что-то натворил, да? Может, он оставил порнушку включенной, а она проснулась и заметила?

Или, что еще хуже, какую-нибудь особенно жуткую, извращенную порнушку, которую включил из чистого любопытства, когда по инерции переходил с сайта на сайт и в итоге зашел слишком далеко?

Она уйдет от него. Это конец. Он растолстеет и превратится в абсолютное ничтожество, недостойное переводить кислород.

– Не уходи, – прохрипел он. – Я исправлюсь.

Матильда подняла голову, затем встала, прошла по ковру к дивану, поставила компьютер на кофейный столик и обхватила лицо Лотто ледяными пальцами. Ее халат распахнулся, обнажив сладкие розовые бедра. Она была похожа на ангела, скинувшего неудобные крылья.

– О Лотто! – прошептала она, и ее кофейное дыхание смешалось с его ужасным утренним, похожим на мертвую крысу. Он почувствовал прикосновение ее ресниц к своему лбу. – Милый, ты сделал это.

– Что сделал?

– Это так прекрасно! Даже не знаю, почему я так удивлена, это же ты! Чтобы добыть бриллиант, всегда нужно приложить усилие.

– Спасибо, – пробормотал он. – Прости… а о чем ты говоришь?

– Я не знаю! Пьеса, кажется. Название «Источники». Ты начал ее в 1:47 прошлой ночью. Не могу поверить, что ты написал это всего за пять часов. Послушай, ей нужен третий акт. И кое-какие правки. Я уже даже начала!

Лотто понял, что она говорит о той писанине, которой он занимался ночью. То глубоко закопанное зерно боли, связанной с его отцом и вырвавшееся наконец на свободу. Ох!

– Теперь все, совершенно все ясно. Вот он, твой настоящий талант, – не переставая говорить, она раздвинула его ноги, стянула джинсы с его бедер.

– Мой настоящий талант, – пролепетал он. – Похоже, он скрывался.

– Это твой гений. Твоя новая жизнь, – говорила она. – Ты родился, чтобы писать пьесы, любовь моя. Слава, черт побери, богу, что мы это наконец выяснили!

– Да, мы это выяснили, – повторил он.

Это было похоже на выход из глубокого тумана. Только что он был мальчишкой, а теперь вдруг стал мужчиной. Все эти персонажи, которые жили в нем, которые были им и в то же время не были, теперь ожили – и это Лотто дал им жизнь, словно Бог. Теперь, когда он смотрел на них, чувствовал настоящий шок. В них было столько энергии! Он внезапно понял, что еще не готов умирать, наоборот – испытал вдруг огромную жажду жизни!

Его жена пробормотала: «Ну здравствуйте, доблестный сир Ланселот. Вы готовы к сражению?» – и он понял, что ему определенно по душе просыпаться вот так. Видеть, как его жена сидит, широко раздвинув колени, и нашептывает что-то клинку, вернувшему рыцарскую честь, как согревает его своим дыханием и говорит – что?

Что он гений.

Лотто всегда это знал. Чувствовал спинным мозгом. Еще с тех пор, как ребенком забирался на табурет и заставлял взрослых краснеть и обливаться слезами. Но как же все-таки приятно наконец получить подтверждение, да еще и в такой форме, сидя под этим золотым потолком с этой золотой женой.

Ну что же, ладно. Он станет драматургом.

Он буквально видел это – вот Лотто, которым он всегда себя считал, лицедействующий в гриме, насквозь пропотевший в своем камзоле, с ревом, подымающимся в груди по мере роста аплодисментов в зале, выходит из его тела, точно призрак, отвешивает ему последний поклон и навсегда покидает их квартиру, уплывая сквозь закрытую дверь.

От прошлого не должно остаться ничего.

Но кое-что все же осталось.

Остался он сам, только обновленный, в руках своей жены. Ее лицо скользнуло вверх по его животу, вылизывая его кончиком языка. Он распахнул ее халат, обнажил грудь и зарылся в нее лицом. Их тела двигались в такт, ее голова запрокинулась, а руки сжались в кулаки у него на груди.

– О боже, – бормотала она, – ты больше не Лотто. Ты Ланселот. Лотто – имя для ребенка, а ты… ты не ребенок. Ты гениальный, мать твою, драматург, Ланселот Саттервайт. И так будет…

Если то, что его жена снова улыбается ему, глядя на него сквозь светлые ресницы, и готова поставить его на каминную полку как приз за заслуги в верховой езде, значит, он все-таки может измениться. Может стать тем, кто ей нужен. Не провальным актером, нет, а драматургом с большим потенциалом. Лотто чувствовал себя так, словно пробил стену в запертом шкафу. И все же он чувствовал легкую боль потери. Снова он шел в темноту с закрытыми глазами, и только Матильда могла видеть достаточно ясно, чтобы его вести…

«Источники», 1999 год

Лотто был пьян.

– Это лучшая ночь в моей жизни! – говорил он. – Миллион занавесов зовет меня! Все мои друзья, и… и ты, только посмотри на себя, как ты прекрасна! Все эти овации! Не-Бродвей! И бар… потом домой… и ты только посмотри на все эти звезды!

– Слова подводят тебя, любовь моя, – смеялась Матильда.

[Чушь. Что-что, а слова его этой ночью точно не подвели. Невидимые судьи собрались сегодня во всех уголках зрительного зала. Они смотрели, они перешептывались, они одобряли.]

– А теперь – тело! – провозгласил он в спальне, готовясь к задуманной игре, но, когда Матильда вернулась из ванной, полуголый Лотто уже лежал на стеганом одеяле и крепко спал.

Она укрыла его и поцеловала сомкнутые веки, смакуя на кончике языка привкус его триумфа. А затем уснула рядом.

«Одноглазый король», 2000 год

– Милый, это пьеса об Эразме. Ты не можешь назвать ее «Ониры».

– Почему? – спросил Лотто. – Это хорошее название.

– Никто его не запомнит. Никто не знает, что оно означает.

– Ониры – это сыновья Никты, богини ночи. Они – сновидения. Братья Гипноса, Танатоса и Геры: Сон, Смерть и Старость. Это пьеса о снах Эразмуса, детка. «Принца гуманистов»! Внебрачного сына католического священника, осиротевшего после того, как его родителя казнили на плахе в 1483 году. Отчаянно влюбленного в мужчину…

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.