Судьбы хуже смерти (Биографический коллаж) - Страница 32

Не стану докучать вам рассуждениями о разных тривиальных вариантах судьбы, которая лишь в чем-то хуже смерти. Ну, допустим, нашу страну покорит враг, не понимающий чудесной нашей экономической системы, а значит, закроются воздушные линии, прекратится производство пшеницы на экспорт, и миллионы американцев, жаждущих работать, не смогут найти для себя никакой службы. Или, предположим, этому покорившему нас врагу не будет ровным счетом никакого дела до детей и стариков. Или все средства этот враг направит на то, чтобы разрабатывать оружие для третьей мировой войны. Со всеми этими лишениями мы еще как-то смогли бы сжиться - хотя Бог нас от них сохрани.

Но вот вообразите, что мы по глупости своей решили избавиться от своего ядерного оружия, от любимого наркотика нашего, а враг тут как тут, и мигом распнет нас, только и всего. Римляне считали, что самая ужасная смерть - это смерть распятых. По части причинения страданий они были такие же доки, как мы по части геноцида. Случалось, они одним махом распинали человек сто. Так, например, обошлись они со всеми уцелевшими воинами армии Спартака, состоявшей в основном из беглых рабов. Взяли да всех и распяли. На несколько миль кресты растянулись.

И вот если всех нас на крест, на крест, и гвозди в ноги забивают да в ладони, не охватит ли нас желание, чтобы бомбы наши водородные оказались в готовности, чтобы с жизнью уж повсюду на земле покончить? Ну какие могут быть сомнения, из седой древности сохранился всего один пример Распятого, который, надо думать, не хуже нас с русскими мог бы положить конец жизни раз и навсегда. Но Он предпочел терпеть Свои муки. И только просил: "Прости их, Отче, ибо не ведают, что творят".

Ему было ужасно плохо, но Он решил, что жизни нужно продолжаться, а решил бы иначе, мы бы тут с вами не сидели, правда ведь?

Но Он - случай особый. И нельзя же, в самом деле, требовать, чтобы Иисус стал для нам примером, когда мы, смертные, решаем, сколько можно вытерпеть страдания и боли, прежде чем возжелать конца всему миру.

Я не думаю, чтобы нас на самом деле кто-то норовил распять. Ни у одного из наших сегодняшних потенциальных противников просто не наберется столько плотников, куда там. Даже эти, из Пентагона, когда обсуждается бюджет, про то, что нас могут распять, все-таки помалкивают. Жаль, что подсказал им такую мыслишку. Через годик начальство из Комитета объединенных штабов под присягой примется утверждать, что нас не сегодня - завтра примутся распинать, и вина будет на мне одном,

Хотя начальство это просто выскажется в том духе, что без достаточных ассигнований на вооружения нас поработят. И будет, ясное дело, право. Хотя весь мир знает, какие мы неважные работники, глядишь, какой-нибудь враг и соблазнится перспективой обратить нас в рабство, и тогда нас будут продавать да покупать, словно кухонные приспособления, или там сельскохозяйственные машины, или эротические игрушки, которые воздухом надувают.

А рабство, уж точно, - судьба хуже смерти. Тут, уверен, спорить нам с вами не о чем. Давайте пошлем в Пентагон телеграмму: "Поскольку американцам грозит опасность превратиться в рабов, самое теперь время для наркотика".

Поймут, не волнуйтесь.

Самой собой, когда наркотик пойдет в ход, все высшие формы жизни на Земле, а не только мы и наши враги, погибнут. И даже прекрасные, бесстрашные, неправдоподобно глупые морские птицы, эти беззащитные синелапые олуши с Галапагосского архипелага тоже погибнут, поскольку с рабством мы не примиримся ни за что.

Кстати, я видел этих птиц, причем совсем близко. Захотел бы - шеи мог им свернуть. Два месяца назад я съездил на Галапагосы, в компании нескольких человек, включая Пола Мура-младшего, настоятеля собора, где мы с вами сейчас находимся.

Вот такая у меня теперь компания - от настоятелей до синелапых олуш. А вот раба, то есть человека, обращенного в рабство, ни разу мне не попадалось. Хотя мои деды и бабки с обеих сторон - те рабов и вправду повидали. Когда они приехали в эту страну, воодушевясь мечтой о справедливости и удаче, миллионы американцев были рабами. Толкуют вот про необходимость укреплять военную мощь, чтобы не превратиться в рабов, и вспоминается бодрящая боевая песня, часто в последнее время исполняемая. "Правь, Британия". Я вам сейчас ее напою: "Правь, Британия, морями", и так далее.

То есть возвышенным стилем изложено требование обзавестись таким военным флотом, чтобы сильнее ни у квго не было. А зачем он нужен? Пожалуйста, вот следующая строка: "Никогда, никогда, никогда англичане не будут рабами".

Кое-кто удивится, что сильный флот и неприятие рабства, оказывается, уже так давно сопрягаются в некое единство. Песню сочинил шотландский поэт Джеймс Томсон, который умер в 1748 году. Примерно за четверть века до того, как появилась такая страна - Соединенные Штаты Америки. Томсон пророчил британцам, что они никогда не будут рабами, а меж тем в ту эпоху считалось почтенным занятием обращать в рабов тех, у кого оружие было не самого лучшего качества. Многим предстояло сделаться рабами - так им и надо, а вот британцы никогда рабами не будут.

В общем, песня не такая уж замечательная. Она про то, что нельзя терпеть унижение, и тут все правильно. Однако она и про то, что можно унижать других, хотя с моральной стороны этот тезис сомнителен. Унижение других никак не должно становится национальной задачей.

Так что нашему поэту должно было бы быть стыдно за то, что он такое сочинил.

Если Советский Союз на нас нападет и нас поработит, американцам не впервой становиться рабами. А если мы нападем на Советский Союз и его поработим, не впервой становиться рабами русским.

Когда и русские, и американцы еще были рабами, они проявили необыкновенную духовную силу и стойкость. Люди тогда умели с любовью относиться к другу другу. И верили в Бога. И находили самые простые, самые естественные причины, когда в радость сам факт жизни. И хватало им сил не сомневаться, что в прекрасном будущем все станет, как должно быть. Вот красноречивая статистика: среди рабов было меньше самоубийств, чем среди их хозяев.

Так что и американцы, и русские способны вынести рабство, если уж их к этом принудят, - и при этом не разувериться в жизни.

Так, может быть, рабство все-таки не стоит называть судьбой хуже смерти? Ведь люди, в конце концов, многое способны перетерпеть. И значит, не стоит посылать в Пентагон ту телеграмму насчет наркотика и рабства.

Но представим себе, что враги в огромном количестве высаживаются на наши берега, а мы не вооружены, чтобы дать им отпор, и вот нас уже выгоняют из домов, отбирают земли наших предков и заставляют жить в каких нибудь топях да пустынях. Представьте себе, что запрещают даже нашу религию, сообщив, что Великий Иегова, или как мы еще Его назовем, - просто смехотворная пустышка, вроде поддельного жемчуга.

Ну, так вот: миллионы американцев уже проходили и через такое, да и сегодня проходят. Значит, выдержат и эту катастрофу, если ее не миновать, и не только выдержат, а сохранят, как ни удивительно, достоинство и уважение к себе.

Нашим индейцам живется куда как не сладко, а все же они считают, что жить - лучше, чем умереть.

Выходит, не очень-то мне удается отыскать такую судьбу, которая хуже смерти. Вот разве что всех начнут аспинать, но что-то не похоже, чтобы такое случилось. Да и порабощать нас вроде никто не собирается, даже обращаться с нами так, как белые американцы обращались с черными. И, насколько мне известно, никто из потенциальных врагов не намерен обойтись с нами так, как мы по сей день обходимся с американскими индейцами.

Ну, какую же еще придумать судьбу хуже смерти? Может, необходимость жить без бензина?

Лет сто назад сочиняли мелодрамы, в которых судьбой хуже смерти оказывалась утрата девственности, не освященная брачным союзом. Вряд ли Пентагон или Кремль замыслили вот такое, хотя кто поручится?

Сам-то я, пожалуй, предпочту принять смерть за неприкосновенную девственность, а не за избыток бензина. Как-то это выйдет литературнее.