Судьба протягивает руку - Страница 9
Одно из наиболее очевидных проявлений таланта – любопытство. Любопытство к новому. Любопытство к разным сторонам жизни, порой отвлечённым, не имеющим прямого отношения к тебе, твоим повседневным заботам, профессиональным интересам. Я не раз убеждался из опыта общения со многими выдающимися людьми, что именно любопытство – объединяющая их черта.
Думаю, что новый виток развития человечества будет связан с обнаружением механизмов, которые позволят выявлять человеческий талант. Я совершенно убеждён, что каждый рождается с талантом, просто не всем удаётся его обнаружить. Кому-то мешают сложные социальные обстоятельства, кому-то общественные устои, предрассудки, кому-то родительский диктат. И можно только представить, как прирастёт талантами человечество, если в полной мере сможет раскрыться Африка, Китай, Индия, какой рывок сделает наша цивилизация, когда механизм обнаружения таланта заработает в отношении большинства, когда разнообразные социал-дарвинистские теории и практики окончательно потерпят крах.
Конечно, талант распространяется не только на духовную, творческую или научную сферы. Талант проявляется в любом ремесле, в любой, даже самой, казалось бы, незатейливой работе. Впечатляет меня не только виртуозный музыкант или художник – не меньшее восхищение вызывает токарь или слесарь, плотник или столяр. Каждая профессия, любое ремесло предполагает наличие таланта – любуешься, когда видишь человека на своём месте, человека, которому удалось распознать и раскрыть в себе талант.
И вот однажды в нашем классе появился новенький мальчик – Дима Першин. Хотя правильнее сказать не мальчик, а «молодой человек». Он был из Москвы, а в Москве Дима вёл радиопередачу «Пионерская зорька», что с трудом укладывалось в голове. Слухи о Диме распространились моментально, и сомнения в их правдивости исчезли, когда на первом же концерте в новой для себя школе он вышел на сцену с удивительно ярким номером. Дима был наполовину армянином – по маме. Она и аккомпанировала ему на пианино. Кавказский колорит песенки на стихи Маршака и музыку Кабалевского оказался весьма органичным. Дима с ходу покорил зал – и учеников, и учителей, номер оказался просто потрясающе смешным и заразительным:
Я просто обомлел. Мне впервые довелось воочию столкнуться с настоящим талантом! Сразу же захотелось с Димой дружить, всё было в нём интересно: взгляды на жизнь, увлечения, предпочтения.
Это был первый случай столкновения с ярким дарованием, но впоследствии подобное повторялось неоднократно: каждый раз, когда я встречался с талантом, у меня возникало бешеное желание понять его природу. И это желание не имело ничего общего с завистью. Я вгрызался в талантливого человека, не стесняясь признавать свою вторичность. Хотелось научиться, овладеть теми же качествами, более точное определение – хотелось разобрать эту игрушку и понять, как она устроена.
В дополнение к своему яркому актёрскому дарованию Першин ещё и прекрасно декламировал стихи, вдохновенно читал со сцены что-то патетическое, правительственно-партийное. Это были очень «правильные» стихи, в том числе «Читайте, завидуйте, я – гражданин Советского Союза». У него получалось выступать не просто с чувством, с экспрессией, а делать это по-взрослому. Талант, настоящий талант!
Появление в моей жизни Димы Першина стало очень важным событием. Я тянулся к нему, бывал у него дома, хотя не могу сказать, что его мама проявляла особое радушие. Да и понятно, ведь Дима явно готовился к жизни в высших сферах, был явлением незаурядным, и я, шестиклассник, прекрасно осознавал разделяющую нас пропасть.
В 6–7-м классах мы с Димой очень сблизились, вместе с ним мне стало по-настоящему интересно принимать участие в концертах, делать совместные номера. Способности наши были несравнимы, он был настоящей суперзвездой, а я на подхвате; но, впечатлённый талантом Першина, я стал робко задумываться, моя мечта начала постепенно принимать конкретные очертания, хотя мы ещё не говорили вслух о планах, не обсуждали, кто кем хочет стать. Мечта моя вырисовывалась, но была призрачной и тайной даже для меня самого. Отец рассчитывал, что я пойду по военной части, и я действительно думал идти учиться на военного, хотя где-то в глубине всё-таки бродили мысли совершенно иного толка.
Умер Сталин, и это событие стало потрясением для страны. В шесть утра по радио передали сообщение «О болезни и смерти Иосифа Виссарионовича Сталина», и я бросился к знакомому отца, который работал проводником поезда «Астрахань – Москва», и тщетно пытался уговорить его взять меня в столицу на похороны.
По современной литературе можно сделать вывод, что многие едва ли не обрадовались смерти Сталина. Мне с такой реакцией сталкиваться не приходилось – я видел людей, оглушённых горем. В день похорон, 9 марта 1953 года, народ по всей стране стоял у памятников Сталину и слушал радиотрансляцию с Красной площади. А уже к лету жизнь в стране начала заметно меняться. Меняться в сторону послабления.
Сегодня кажется: а может, Сталину после войны всё же стоило ослабить узду? Не держать народ в такой строгости – люди ведь ждали этого. Но, с другой стороны, а как ослабить, если война для нас, по сути, продолжалась? Американцы только успевали обновлять планы ядерной бомбардировки советских городов. И для нас становилось вопросом жизни и смерти создание атомной бомбы. Не очень-то и расслабишься, когда полстраны работает на атомный проект. И всё-таки цены снижались, жизнь в бытовом плане становилась полегче. Правда, в идеологической сфере гайки закручивались: то борьба с космополитами, то накат на Зощенко и Ахматову. И после триумфа Победы эти кампании уже не выглядели необходимостью. Намечалась смена исторической парадигмы, осуществить которую Сталин уже не мог и в силу характера, и в силу мировоззрения. В 30-е он проявил политическую мудрость, отверг лозунг «мы старый мир разрушим до основанья…», принял решение возвращаться к традициям, но со старыми большевиками во главе партии и государства это было невозможно.
А Хрущёв взял на вооружение идеи старых большевиков, уничтоженных в 30-е, и его антисталинский доклад на ХХ съезде сыграл поистине роковую роль в истории нашей страны. До сих пор последствия ХХ съезда не изжиты, и нам ещё долго будут тыкать в нос «разоблачением культа личности». Даже несмотря на то, что серьёзными историками опровергнуты допущения, преувеличения и передёргивания, содержащиеся в хрущёвском докладе. С тех пор страну и мир убеждали, что так называемые репрессии – это и есть главное содержание советской жизни. Хрущёв своим докладом раздал козыри в руки антикоммунистов, посеял сомнения и смуту в соцлагере, потерял союзника в лице Китая: Мао Цзэдун оказался мудрее, понял, к чему приведут эти «разоблачения».
Уже в 1956 году по всей стране начали сносить памятники Сталину, в том числе тот, у которого мы скорбели в марте 1953-го. Правда, сносили по ночам – не так вызывающе, как в 1991-м поступили с памятником Дзержинскому в Москве. Скульптуры Сталина демонтировали аккуратно, не привлекая лишнего внимания. Возможно, опасались волнений, хотя вряд ли они могли случиться, ведь после хрущёвского доклада народ понимал, что Сталин обречён.
Но ожесточённые споры на кухнях не замолкали, и я тоже спорил с отцом, не располагая, впрочем, никакими аргументами, кроме этого злополучного доклада на ХХ съезде. На стороне старшего поколения был опыт: они прожили жизнь при Сталине и знали, что в подавляющем большинстве случаев альтернативных решений у него не существовало. Тем более что принимались они в определённом историческом контексте, и контекст этот формулируется просто: «послезавтра война». С приходом Гитлера к власти это понимали и Сталин, и Политбюро, да и весь народ всё больше осознавал неизбежность войны.