Судьба-Полынь Книга II (СИ) - Страница 8

— Ная… — она опускает голову, ждет. Боится и желает услышать правду. Слова даются ему нелегко. Голос звучит приглушенно, с хрипотцой. — Впервые я не знаю, что делать. Умом понимаю, что не должен любить тебя и разжигать ответные чувства. А отказаться, уехать, не видеть больше, не касаться — не могу. Будь моя воля, увез бы тебя куда-нибудь в тихий уголок гор, и жили бы там, в любви как муж и жена. Но мы те, кто есть. Мы не принадлежим себе и своим желаниям. Мы люди цели и долга и идем дорогой своей судьбы и обязательств. Нам не дано выбирать, потому что давно уже все выбрали и решили. Ты меня понимаешь? — девушка кивнула. — У нас нет права на счастье. Наша любовь отравлена смертью.

— Я знаю… поумнела, — промолвила она тихо. — Сиди смирно, надо обработать раны.

— Сами заживут, — буркнул Радкур, но ладонь убрал и смазать все следы от когтей карака позволил. Только замирал от прикосновения ее пальцев.

— Возвращайся в селение. Я сама пройдусь вдоль границы. Куда тебе обход делать с поврежденной рукой, — предложила девушка.

— Нет. Пойдем вместе. Не нравится мне появление карака наверху. Помоги одеться.

Спорить было бесполезно. Кое-как нацепили безрукавку, подпоясали ремнем. Рубаха годилась лишь на тряпки. Ная сунула ее в котомку. Пусть будет. Отстирать и зашить. Может, и походит еще.

Теперь впереди шел Скорняк. Походка осталась прежней, мягкой, упругой, кошачьей. Но плечи слегка сутулились в напряжении. И «Сумрак» в пальцах зажат крепко. Не выбить, не вырвать.

Ная поспевала следом, по примеру Радкура, держа дирк наготове. Если встретился один зверь, может повстречаться и другой… более опасный и не боящийся обычного оружия. Но Хро не проявлял беспокойства. Облетал местность и усаживался передохнуть где-нибудь поблизости от тропы, по которой шли привратники, словно давал им побыть наедине, что в селении случалось очень редко. Молчание, за которым таится слишком много слов и чувств — мучительно. Уж лучше трещать как сорока и нести без умолку глупости, чем по повернутой к тебе спине читать больше, чем было недавно сказано.

— Откуда Кагар-Радшу известно, что происходит вдалеке? — нарушила Ная молчание. — Хостен клялся, что не сообщал Призванному о событиях в Лоте, но тот все равно знал. Как ему удалось?

Радкур обернулся, посмотрел на нее с лукавым прищуром.

— В Лоте произошло нечто, что ты хотела бы скрыть? Иначе, почему тебя это волнует?

— Просто интересно, — пожала она с напускным безразличием плечами. А сердечко екнуло. Так ли Скорняк несведущ об их путешествии, и ее непростых отношениях с Тэзиром, как старается показать? Не он ли просил Хостена приглядывать за ней в дороге, а потом ответ стребовал за каждый ее шаг? А теперь глумится.

— Все дело в чаше. Небольшой, серой чаше из неизвестного металла, — Скорняк развел руки, показывая размер посудины. — Она звучит, когда в нее наливаешь воду из родника. А если специальной палочкой водить по краю горлышка, вода начинает бурлить, бить фонтанчиком, затем успокаивается и показывает краткие видения того, о чем ты хотел бы узнать. Изображения меняются быстро и порой размыты. Но картинки дают понять главное, а сложив детали воедино — додумать остальное. Призванный хитрец. Любит создать налет таинственности и всезнания. Он так многих учеников подлавливал на тайнах, вынуждая самих все рассказывать.

— Откуда у него такая чаша?

— Досталась по наследству от прежнего Призванного вместе с древними свитками. Я сам видел ее всего один раз, еще будучи «вороненком».

Ная вдруг поняла, что совсем ничего не знает о Радкуре.

— Как ты попал к колдунам?

— Привратник привел ребенком, — ответил он неохотно. Девушка не стала выпытывать дальше. Не хочет затрагивать прошлое — не надо. Не всегда воспоминания приятны. Но он сам продолжил: — Из тех найдаров, что разыскивают одаренных детей. Мы жили своим родом высоко в Зеркальных горах, в небольшом ущелье Синих сов. Даже не спрашивай, почему синих. Никто толком не знал, хотя какая-то легенда существовала, просто я ее не помню. Горы были не столь высоки и могучи как эти, но тоже суровы и труднопроходимы. К нам редко кто заглядывал чужой. Но кто такие привратники — мы знали. В то время колдунов уважали и встречали с почтением. Не знаю, как найдар определил в шестилетнем малыше, не обмолвившимся с ним ни словом, дар проводника и о чем говорил с главой рода, но отец подозвал меня к себе и сказал, что я удостоился великой чести стоять на страже мира. «Будь достоин своего ремесла и не посрами род», — были его напутственными словами.

— Скучаешь за родными?

— Честно говоря, я их не помню, лишь размывчатые воспоминания. Много лет прошло.

— Неужели ты ни разу не навещал семью? — удивилась Ная.

— Некого навещать. Через три дня, как я ушел с найдаром, сель накрыл селение. Погибли все до единого. И мстить некому за их смерть… Я узнал о несчастье через семь дней в придорожном трактире, где мы отдыхали перед дорогой. Моей семьей стали привратники.

— Моей тоже.

— За клан я жизнь отдам, но некоторые колдуны, точно слепцы… все еще живут прошлым, когда люди понимали важность нашей работы. Сейчас времена изменились. Мы превратились в отверженных беглецов. И боюсь, это только начало. Глупо верить, что стоит разъяснить Сеятелю насколько наше существование важно для мира и нас прекратят беспокоить. Грядет война — какой еще не было. И мало кто из нас останется в живых.

— Откуда знаешь? — Нае стало не по себе от его слов.

— Просто наитие, смутные образы снов, наблюдения и предчувствие исхода происходящего. Мир скоро накроет волна, подобная той, что поднимается на море в шторм. Она вздымается черной стеной до самого неба и обрушивается на все живое, оказавшееся в этот момент рядом. Но если после ее восьми сестер, пришедших вперед, еще есть шанс выжить, победить в схватке, то она уцелеть не дает никому. — Радкур внезапно остановился, повернулся к девушке. Взгляд горел странным пугающим огнем. Черты лица исказились в жестком выражении. В этот момент он чем-то напоминал одержимого. — Но ты обязана уцелеть, выкарабкаться!

— Почему я, а не мы?

— Не перебивай. Ты должна быть готова к будущим переменам, каждое свободное мгновение уделять тренировкам с оружием, изучению колдовства. Не только огненному направлению своего клана, но и других, чтобы научиться владеть нашим искусством в совершенстве. Я поговорю с Кагаром, чтобы он позволил тебе осваивать более сложные приемы и брать свитки из хранилища. Там много древних знаний. Опасных и, тем не менее, необходимых, чтобы выжить.

Ой, как ей не нравились его слова, вселяющие неосознанную тревогу. И его манера говорить и многое недосказывать. Это что — пророчество? Избавь ее, Незыблемая, еще от одного. Не желает она ничего знать, потому что не услышит ничего хорошего. И в тоже время у нее тысяча вопросов, на которые вряд ли он ответит.

— Ты будешь меня готовить? — только и спросила Ная.

— У нас в клане есть учителя намного опытнее и более знающие.

— Ты будешь меня готовить?!

Скорняк дернул уголком рта, с нежеланием кивнул:

— Буду.

— И перестанешь избегать? — продолжила давить.

— Перестану.

— Тогда по рукам, — колдунья кивнула и зашагала вперед с чувством удовлетворения. Что там будет дальше — покажет время и жизнь, а пока она одержала свою первую победу.

Мясом с лепешками перекусили на ходу, щедро поделившись с Хро. Ястреб беззастенчиво принимал пищу то у одного, то у другого, считая видно, что вполне заслужил угощение. Но его работа только начиналась, как и у Наи со Скорняком. Граница находилась уже в нескольких шагах. Хро сразу заволновался, заклокотал, забил крыльями.

— Тише, тише, — успокаивая, погладил птицу Радкур. — Я понял. Прорыв. — Повернулся к Нае. — Приготовься.

Место, где на поверхность выходила граница, всегда отсвечивало зеленым. Для обычных людей предупреждающее об опасности сияние оставалось за гранью восприятия. Но колдуны обладали особым зрением, частично натренированным, частично подаренным природой. И чем свет более насыщен, более жгуч для глаз, тем ближе соприкасался мир мертвых с миром живых. Из пролома в горе зеленые всполохи вырывались как гейзеры. И только серое марево колдовского морока, окутывающее вход, удерживало от желания прикрыть глаза рукой.