Субмарины уходят в вечность - Страница 12

Однако, открыв для себя эту странную связь, Воттэ предстала перед еще большей загадкой: почему этот взрыв фюрер-гениальности произошел как раз в дни подготовки к покушению на фюрера? Все было бы просто, если бы у нее была уверенность, что Скорцени знал о подготовке к покушению на Гитлера и, соответственно, готовил Великого Зомби к исполнению великой миссии – физической замены Гитлера с полным перевоплощением его в фюрера великогерманской нации.

Вот только о «заговоре генералов» Скорцени не знал – в этом Мария была убеждена. Если бы личный агент фюрера был посвящен в него, то или подавил бы в самом зародыше, или, наоборот, организовал так же блестяще, как организовывал другие свои операции.

Зомбарт все еще брел по слабо освещенному в этой части электрическими светильниками тайному ходу, а Мария уже сбрасывала с себя одеяния. По какому-то странному стечению обстоятельств все владелицы замка Штуберг очень быстро вдовели, однако ни одна из них в глубокий траур не впадала и повторно замуж не выходила. К чему? В их распоряжении всегда было немало молодых аристократов, а право первой купельной ночи со вновь прибывшим гостем замка (семейные пары сюда не приезжали, это было не в традициях Божественной купели) давно стало почти неизменным правилом вежливости баронесс фон Штубер.

Правда, саму Хельгу, принявшую замок в наследство от отца, вдовья судьба обошла стороной: в свои тридцать замужем она так и не побывала. Был у нее, правда, в женихах некий майор из какого-то старинного графского рода, обитавшего в Швабии, но еще во время Польской кампании он исчез где-то в районе Люблина. После этого Хельга заставила всех вокруг забыть о себе как невесте, но постоянно напоминала о себе как о властной владелице Штуберга и его романтической Божественной купели.

Впрочем, право первой купельной ночи с гостем замка никогда не мешало существованию еще и традиции первой лесбиянской ночи со многими юными аристократками, ибо все владелицы рано или поздно начинали грешить еще и лесбиянскими страстями.

Вспомнив об этом, Мария вдруг поймала на себе жадный, испытующий взгляд Лилии Фройнштаг. О нет, это не был взгляд завистницы, засмотревшейся на почти идеальную фигуру «черноволосой ведьмы», как называли, юности Марию ее ревнивые сверстницы; и это не был взгляд соперницы. Рядом с ней, на залитой розоватым электрическим светом плите возлежания, под которой, согревая ее, уносился куда-то в глубину гор термальный ручей, исходила истомой опытная, страстная лесбиянка.

«Не сейчас!» – мысленно погасила ее порыв Мария. А вслух произнесла:

– …И пока что вы оставите нас.

– Естественно, – нервно застегнула некстати расстегнувшийся короткий купальный халат Лилия. Она уже успела принять легкую ванну, и тело ее источало теперь пропитанный серой, терпковатый запах купели – избавляющей, согласно молве, от бесплодия, излечивающей от ста недугов, а главное, приводившей в «лукавое бешенство» все купающиеся пары. – Я буду в дежурке для слуг и охраны.

– Полагаюсь на вас как на надежную охрану, – предусмотрительно исключила Мария обязанности служанки.

– Но если все же понадоблюсь – воспользуйтесь, – указала Фройнштаг на стоявший в нише, рядом с плитой возлежания, армейский полевой телефон, подаренный Хельге ее двоюродным братом и другом Скорцени оберштурмбаннфюрером Вилли Штубером. Тем единственным мужчиной, в которого Хельга была давно и безнадежно влюблена.

– Постараюсь воспользоваться, – загадочно как-то заверила ее Мария. – Обычно у меня это получается.

О «безнадежности» своей любви Лилии поведала сама Хельга, хотя и добавила при этом, что к замку Штуберг Вилли «прорывался» уже много раз, и вообще, прибегает к этому при малейшей возможности. «Как-никак, – объяснила тогда баронесса, – я оказалась его первой женщиной, а такое не забывается».

– Но если только я действительно понадоблюсь, – по-лебяжьи запрокидывая голову, томно предостерегла ее Лилия.

Когда Зомбарт появился у плиты, Мария, совершенно нагая, уже медленно входила в купель.

– Не тратьте попусту время, мой фюрер, – решительно подбодрила его. – Вдохновение рождается здесь, в Божественной купели, а там, на плите возлежания, оно уже источается. Впрочем, я бы предпочла источать его в самой купели.

О существовании в купели трона любви Марии поведала вчера сама Хельга, принявшая ее в замке по просьбе Скорцени. Это было выдолбленное в подводном камне небольшое кресло, садясь в которое и упираясь, в зависимости от роста, в одну из каменных ступенек, женщина оказывалась в позе полулежащей русалки. Однако, усаживаясь на этот трон, Мария загоралась не столько сексуальной страстью – ибо никакой особой страсти Великий Зомби, как и сам фюрер, у нее никогда не вызывал, – сколько страстью колдуньи. Отдаваясь Манфреду, предавая его «плену своих рук и ног», Мария почти мгновенно ввела его в состояние транса, подчинила себе, подавила волю и, доведя до такого состояния, устроила гипнотический допрос с пристрастием:

– Вы знали, что готовится заговор против Гитлера, мой Великий Зомби? – любовным шепотом обжигала ему ушко.

– Нет.

– Но Скорцени все же готовил вас к тому, что в июле вы замените в ставке «Вервольф» фюрера?

– Не готовил. К замене – да, но не в июле.

– А когда? К чему он вас готовит? Каковой представляет себе вашу судьбу?

– Не знаю, когда это произойдет. Мне не говорят, что со мной будет.

Мария почти не ощущала его как мужчину: ни ласки нежного любовника, ни грубой страсти самца, наподобие той, которой она была смята и повержена в объятиях Скорцени или еще более могучего Кальтенбруннера. Однако ничего этого от Зомбарта сейчас и не требовалось.

– С вами работал кто-то из сотрудников «Аненэрбе»?

– Какой-то провидец, кажется, профессор.

– Только он? А кто-то из тибетцев с вами встречался?

– Встречался. Но я почти ничего не помню.

– Гипноз? Я спрашиваю, мой фюрер, это было воздействие гипноза?

– Какое-то затмение. Полусон-полубред.

– Перед этим следовали уколы или появлялся какой-то странный напиток?

– Настоянный на травах, до сих пор помню его мятно-полынный привкус.

«Теперь становится понятно, почему я не могу пробиться к его сознанию, – страстно изогнулась она, пытаясь вырвать у Зомбарта хотя бы несколько последних секунд его мужского интереса к себе, – почему я не могу получить из космоса никаких сведений о его будущем! Его заблокировали. Знали, что мы – я или кто-либо другой – попытаемся заглянуть в его будущее, подчинить Имперскую Тень себе, стремясь при этом всячески влиять на его решения. И захотели обезопасить и его самого, и Германию, а следовательно, и весь мир от появления еще одного фюрера – более мудрого и уравновешенного, но от этого, возможно, еще более опасного».

Ей давно следовало бы признаться Скорцени, что Великий Зомби недоступен для нее, однако мешала профессиональная гордость. К тому же приближалось окончание войны, и она боялась оказаться ненужной Скорцени, единственному человеку, который способен был защитить ее от гестапо, давно пытавшемуся избавиться от нее как от опасного источника сведений, которым неминуемо воспользуются враги.

Даже идею этой встречи в Штуберге подала обер-диверсанту она, зная, что, вводя мужчину в сексуальный транс, в значительной степени разрушает защитные свойства его воли и характера.

– И в июле прошлого года, и минувшей осенью ты еще чувствовал себя фюрером, – остывала Мария от жалкого налета страсти вместе с окончательно обессилевшим мужчиной. – Тогда что же произошло в декабре? Думай, думай, – окончательно перешла она на «ты», чтобы разговор выглядел доверительнее, – что такого важного, необычного происходило у тебя в декабре?

– Потерял волю к жизни.

– Почему? Почему ты потерял волю к жизни? – обхватив руками шею и затылок, тормошила его Мария, понимая, что Великий Зомби вот-вот окончательно вырвется из-под ее власти.

– Не я потерял. Фюрер! Кто-то к нему прилетал оттуда, из небес, и фюрер понял, что те, высшие, покровители его, окончательно отвернулись от него. Отвернулись и приговорили.