Субективный словарь фантастики - Страница 21

Это литературное явление придумано американским писателем и критиком Джеком Данном. В 1974 году он составил сборник «Wandering Stars» («Блуждающие звезды»), где попытался собрать американскую фантастику с ярко выраженной «еврейской спецификой». В 2011 году сборник был издан на русском языке под названием «Дибук с Мазлтов-IV». Почему российские издатели сменили название? Видимо, им показалось, что в оригинальном недостает экзотики.

Сборник вызывает раздражение с первого же кокетливо-риторического вопроса в аннотации: «Еврейская фантастика! Разве такая существует?» (ну да, не существует, как не бывает, например, «арийской физики» или «славянской метеорологии»). «А вы представьте себе, что герои Шолом-Алейхема или Менделе Мойхер-Сфорима в космических скафандрах странствуют по другим планетам», – заманивает та же аннотация, а тебя, читателя, заранее переполняет чувство неловкости: сейчас тебе опять продадут малый туристический набор – пейсы, бороды, длинные носы, шляпы и пр., – и попробуй не купи. Обидишь!

Эту неловкость, похоже, ощущает даже автор открывающего книгу предисловия – признанный мэтр американской science fiction Айзек Азимов. Его, космополита и рационалиста, уже на тысячи парсеков отлетевшего от навязчиво-фольклорной провинциальности, обряжают в виртуальный лапсердак и толкают в бок, вынуждая к признанию: «Я умею мастерски рассказывать анекдоты с идишским акцентом…»

По сути, едва ли не вся книга (ну, за небольшим исключением) – вовсе не обещанная антология Fantasy and Science Fiction, а коллекция еврейских анекдотов, тиражирующих набившие оскомину трагикомические стереотипы в их «экспортном варианте». Авторы, которые обычно демонстрируют буйное воображение, в сочинениях на заданную тему тоскливо-однообразны. Главный – и единственный – месседж сборника незамысловат: где бы ни жил еврей (в России, в Америке, в созвездии Кассиопеи), какое бы имя ни носил (англосаксонское, эфиопское, марсианское), чем бы ни занимался (преподаванием, фермерством, космическим извозом), он все равно сохранится в виде некой навсегда застывшей, как муха в янтаре, национальной константы: суетливого, болтливого, чадолюбивого, скаредного, иногда романтичного и по преимуществу упертого существа, которое везде (на Земле, на дне морском или на планете Ригель-7) и всегда (в ХХ, в ХХХ или в LХ веке) будет изъясняться с комическим акцентом, смешно пугаться, скушав трефное вместо кошерного, трепетать при слове The Pogrom и ежеутренне осмыслять свою этнорелигиозную идентичность, вглядываясь в туалетное зеркало.

В этом зеркале может отразиться человек, а может – создание «длиной с руку и толщиной с голову» («Таки у нас на Венере есть раввин» Уильяма Тенна), или многорукий монстр «на коротеньких гусеничных ножках» («Как я искал Кадака» Харлана Эллисона), или зеленый кентавр («Дибук с Мазлтов-IV» Роберта Сильверберга), или хотя бы ворона («Еврей-птица» Бернарда Маламуда). Суть дела не меняется: героев рассказов будет волновать лишь увиденное в зеркале (что там? «лицо еврейской национальности»? «жидовская морда»?), а читателю будет предписано в очередной раз удивиться контрасту причудливости форм и неизменности их содержимого…

К счастью, коммерческий успех сборника Дж. Данна был невелик – в противном случае опыт был бы продолжен. Ведь подобные рассказы можно было ставить на поток. Роджер Желязны мог бы заставить девятерых принцев Эмбера искать десятого: без десятого, сами понимаете, миньян невозможен. Рэй Брэдбери сочинил бы притчу о еврее-бабочке, чья случайная смерть изменила историю. Стефани Майер вывела бы на свет прекрасного еврея-вампира, Энн Маккефри явила бы мудрого еврея-дракона… Ну а тот же Азимов мог бы, допустим, сесть на любимого конька и измыслить сюжет о еврее-роботе, самовольно добавившем к трем законам роботехники (см.) еще и четвертый – о необходимости почитать субботу. И в финале рассказа позитронный мозг перегревался бы от мучительных сомнений: подобает ли правоверному роботу исполнять в шаббат первые три закона – или как?

Фантастический роман американки Одри Ниффенеггер «The Time Traveler’s Wife» издан в 2003 году и переведен на русский язык три года спустя. А еще через два года вышла голливудская экранизация романа (режиссер – Роберт Швентке, продюсер – Брэд Питт, в главных ролях – Эрик Бана и Рейчел Макадамс).

Главный герой романа, библиотекарь Генри Детамбль, страдает редким генетическим заболеванием – он обречен, вне зависимости от желания, «выпрыгивать» из своего времени и перемещаться то в прошлое, то в будущее. Причем двигается по оси времени лишь его одинокое тело; все прочее – вещи, одежда, обувь, даже зубные пломбы – остаются на месте. Цитата: «Иногда кажется, что просто на мгновение отвлекся. Потом, без предупреждения, понимаешь, что книга, которую ты держал, красная хлопчатобумажная рубашка в клетку с белыми пуговицами, любимые черные джинсы и бордовые носки, протертые почти до дыры на одной пятке, гостиная, уже почти закипающий чайник на кухне – все это исчезло. Ты стоишь голый, как дурак, по щиколотку в ледяной воде, в канаве у незнакомой сельской дороги…»

Каждый раз главный герой попадает неведомо куда и вынужден адаптироваться к реальности прежде, чем он так же спонтанно вернется назад. Впрочем, автора книги интересует не столько описанный феномен, сколько история многолетних отношений Генри и Клэр – девушки, которая любит нашего героя с детства и принуждена мириться с его исчезновениями и возвращениями. Писательнице удалось реалистически описать семейную жизнь в таком вот невозможном, немыслимом, экстремальном режиме. Сам Генри уверен в жестком детерминизме окружающего его мира: все, что должно случиться, уже случилось, и надо иметь мужество жить с сознанием этого – в том числе и с информацией о дате собственной смерти. Герой не просто знает дату: он и видел уже свой труп, – но тем не менее продолжает испытывать нормальные человеческие чувства в нечеловеческих обстоятельствах. Любовь приговоренных к смерти, любовь на краю пропасти, любовь во время чумы… с чем еще можно сравнить рассказанную романисткой историю?

Впрочем, дар Генри – не только беда, но и благо: он позволяет герою, например, встретить свою выросшую дочь уже в том году, когда сам он календарно мертв, и увидеть свою жену через много-много лет. Парадокс? Безусловно. В том и мастерство Одри Ниффенеггер, что романное повествование, состоящее из этих парадоксов, ничуть не теряет убедительности. Автору удалось почти невозможное: соединить качественную, психологически достоверную мелодраматическую историю с замечательно придуманной историей научно-фантастической. Не будь любовной темы, сюжет превратился бы в цепочку спецэффектов. А не будь фантастического допущения, книга бы не состоялась вообще. Герой любит героиню, она любит его, потом он погибает, но… В этом «но» – самое важное. «Как читателя меня мало интересуют произведения, действия которых происходят в реальных плоскостях», – признавалась романистка в интервью.

Роман Одри Ниффенеггер – самое яркое, но не единственное в англоязычной фантастике сочетание любовной темы с темой хронопутешествий. В качестве другого примера можно вспомнить, скажем, роман Ричарда Матесона «Где-то во времени» (1975). Писателю Ричарду Кольеру позарез нужно перенестись из своего 1971 года в 1896-й. Он хочет встретиться с блистательной актрисой Элизой Маккенна, чью фотографию увидел в музее и влюбился – впервые в жизни, сразу и без оглядки. Но как попасть в эпоху Элизы, если машина времени (см.) не изобретена? Способ у фантастов есть. В 1970 году Джек Финней написал роман «Меж двух времен», где дал совет желающим переместиться в прошлое. Надо лишь очень захотеть, сосредоточиться, окружить себя вещами из того времени, куда хочешь попасть, и музыкой той поры, а затем сильно напрячься, прикрыть глаза и ждать-ждать-ждать. Не факт, что влюбленный Ричард Кольер читал Финнея, но интуитивно он поступил так, как предписывалось. И, представьте, добился своей цели…