Субастик, дядюшка Элвин и кенгуру - Страница 1

Субастик расплылся в широкой улыбке и оглядел собравшихся.

Собравшихся была целая толпа. И все как один — субастики.

Их было так много, что некоторым пришлось даже залезть на дерево, чтобы лучше видеть и не пропустить самого интересного.

На огромной тыкве с синими крапушками на пухлых боках восседал Дед Субастик. Звали его так потому, что ему уже перевалило за двести лет и он считался старейшим субастиком на свете. Почтенный возраст выдавали две глубокие морщины на пятачке. Такие у субастиков появляются только лет под сто — сто пятьдесят, не раньше.

Дед Субастик задумчиво пошевелил пятачком и строго посмотрел на Субастика.

— Тебе известно, почему мы тут собрались? — спросил Дед Субастик, выдержав многозначительную паузу.

— Полюбоваться на меня, ведь я же как-никак звезда! У Пепперминтов долго жил и тем одним уже вниманье заслужил! — невозмутимо ответил Субастик, продолжая улыбаться.

Гул возмущения прошел по рядам.

— Многие из нас побывали у людей, ничего в этом особенного нет, — попытался осадить задаваку Дед Субастик.

Все радостно закивали головами.

Субастик задумался.

— A-а, понял! — проговорил он через секунду. — Вы пришли поглядеть на мой костюмчик![1] Такого уж точно ни у кого из вас нет!

Субастика прямо распирало от гордости. Воодушевленный, он громко запел:

Допеть Субастику не удалось.

— Довольно! — перебил его Дед Субастик. — Сейчас же замолчи!

— Субастик замолчит и кончится беседа, раз лопнуло терпение у Деда, — тут же выпалил Субастик.

Послышалось сдавленное хихиканье.

— Рифмовать ты еще не разучился, — сухо сказал Дед Субастик. — Это хорошо. Только достаточно ли этого?

Кто-то из субастиков опять согласно закивал — дескать, конечно, сочинять стихи дело важное, — кто-то, наоборот, явно был не согласен.

— Рифмовать умеет каждый, а субастик ты неважный! — раздался чей-то голос из третьего ряда.

Субастик озадачился.

— Чего вы от меня хотите? Чего вам от меня надо-то? — спросил он в растерянности.

— Тебе среди нас не место. Понимаешь? Ты совсем отбился от нас, — сказал Дед Субастик.

Большинство субастиков отнеслись к этому заявлению с одобрением.

— Как это отбился? Почему это не место? С чего это? — От волнения Субастик даже перестал говорить стихами.

— Ты пошел в человеческую породу, а не в субастиковую. Совсем стал какой-то несубастиковый, — объяснил Дед Субастик.

Субастик оглядел себя, но ничего особенного не обнаружил.

— И что же во мне такого не такого? — решил он уточнить на всякий случай.

— Во-первых, ты слишком большой. По росту ты такой же, как обычный человеческий ребенок. Во-вторых, у тебя куда-то подевался хоботок с пятачком. Совсем скукожился. Поглядеть — так просто нос и нос. И ко всему прочему у тебя не осталось ни одной веснушки.

— Так у меня этот противный Дауме все веснушки отобрал![2] — попытался оправдаться Субастик.

— Веснушки, в конце концов, дело десятое, — отмахнулся Дед Субастик.

— Как это десятое?! Совсем не десятое! — раздались возмущенные голоса. — Без веснушек — никуда! Ни одного желания не исполнить!

— Конечно, без веснушек никуда, — согласился Дед Субастик, стараясь успокоить собравшихся. — Я хотел сказать, что веснушки — они нужны нам, когда мы отправляемся к людям, а когда возвращаемся домой, они нам уже ни к чему.

Такое объяснение показалось всем достаточно убедительным, и волнение улеглось.

— Мы считаем, — продолжил свою речь Дед Субастик, — что ты слишком долго жил у людей. И это не прошло для тебя даром. Ты стал почти такой же, как они. Вот почему мы решили, что тебе лучше вернуться к ним.

— А к кому вернуться-то? — спросил Субастик. — К папе Пепперминту или к Мартину Пепперминту? Или ты хочешь, чтобы я отправился к мерзкому Дауме?

— Нет, вы слыхали?! — раздался чей-то возмущенный голос. — Вы только послушайте, что он говорит!

— У всех нормальных субастиков один человек, а у этого целых три! — подхватил кто-то, сидевший с краю.

— Это уж ты сам выбери, к кому тебе возвращаться, — ответил Дед Субастик, оставив выкрики без внимания.

— Раз такая ерунда, пойду к Мартину тогда, — заявил Субастик. — С вами каши тут не сваришь и сосисок не нажаришь. От души не пошалишь, сразу скажут, что дуришь. Не по мне такая песня… — Субастик сделал паузу.

Все напряженно смотрели на него. Интересно, какую рифму он найдет на «песню»?

— …Провались вы все на месте! — дерзко выпалил Субастик, после чего показал всем язык, развернулся к почтенному обществу спиной и… громко пукнул.

В ответ раздался дружный хохот, а кто-то даже захлопал в ладоши.

Дед Субастик тоже не смог удержаться от смеха.

— Вот это по-нашенски, это по-субастиковски! — проговорил он, довольный. — Может быть, все-таки разрешить тебе…

Но Субастик так и не услышал, что хотел сказать ему Дед Субастик.

Он неожиданно исчез.

Стояла глубокая ночь. Мартин Пепперминт крепко спал. Сквозь сон ему почудилось, будто кто-то поет:

Мартин тут же проснулся и включил свет.

— Это ты, Субастик?! — воскликнул он, не веря своим глазам.

— Вот уж не знаю, — отозвался Субастик и посмотрел на себя в зеркало. — Точно, я, — подтвердил он, внимательно изучив свое отражение.

— Я думал, ты насовсем ушел! — воскликнул Мартин.

— С какой стати? — удивился Субастик. — Я просто вышел ненадолго…

— Ничего себе ненадолго! Тебя целых три месяца не было! — возразил Мартин.

— А я тебе говорю, что я просто вышел ненадолго, — гнул свою линию Субастик, — чтобы…

— Чтобы что? — ехидно спросил Мартин.

— Чтобы… — замялся Субастик.

— Ну, чтобы что? — не отступался Мартин. — Забыл?

— А, вспомнил! — оживился Субастик. — Чтобы купить парочку сосисок!

— Сосисок? — переспросил Мартин с некоторым сомнением.

— Ну да, сосисок. С горчицей.

— И на это тебе понадобилось три месяца?

— И с майонезом.

— Да, но…

— И с кетчупом! — добавил Субастик. — Без всякого хлеба.

— Хорошо, допустим, — сказал Мартин, сделав вид, что такое объяснение его устраивает. — Ну, ты купил сосиски и…