Студент из прошлого тысячелетия (СИ) - Страница 51

Стук в дверь.

— Войдите…

— Матвей Павлович, вам звонок, вы забыли телефон в гостиной, — оповестил патриарха Феликс и передал ему сотовый, прикрывая за собой дверь кабинета.

— Слушаю, — Матвей поднёс трубку к уху.

— Вы ещё меня не знаете, — произнёс мужской голос с акцентом. — Но очень скоро мы познакомимся.

— Кто это? — пробасил Митрофанов и усмехнулся. — Я не знаю многих людей.

— Долина у озера, она мне нужна, вышлите документы к обеду на адрес, указанный в сообщении, иначе этот день станет для вас тёмным, — продолжил незнакомец.

— Я не собираюсь ничего высылать, и вы вряд ли меня убедите, — усмехнулся в трубку Митрофанов и добавил. — Дорогой пхан’яо…

— Вы получили одного отпрыска в коме, сегодня получите и второго, если он выживет… — незнакомец рассмеялся. — До обеда, запомни, мой друг.

В коридоре выругался и встал.

Оказывается, пока занимался приятными делами, совсем забыл о форме, направившись сразу в академию.

Пришлось быстро стартовать в сторону дома, вылетая из внутреннего двора на клинке. Ветер загудел в ушах и уже через три минуты я был у особняка, удивлённо рассматривая три тёмных силуэта автомобилей с двуглавыми орлами на дверях.

В этот момент справа мелькнула молния и меня натурально сбили при снижении, заставляя вспахать землю. Урона для тела минимум, разве что полученный удар по самолюбию и в хлам разорванный костюм.

Ну и конечно, приставленный к горлу клинок, ничуть не добавляющий настроения.

— Кто ты? — надменно задал вопрос мужчина, грубо нависая надо мною. Причём акцент у этого паладина был явно итальянским, плюс два закрученных усика и густые тёмные брови. — На кого работаешь?

— На господа бога! — проворчал я, даже не собираясь рыпаться.

— На какого бога? — настойчиво спрашивает он, сталь тем временем неприятно холодит кожу на шее.

— Макаронного, конечно же, — не перестаю поражаться его тупости и киваю в сторону особняка. — Я живу в этом доме, а что здесь делаете вы?

Итальянец несколько секунд смотрит на меня, перед тем, как ответить.

— Охраняем, — снисходит он до пояснения.

— Все вместе? — киваю на три машины, из которых вывалилось больше десятка рыл. — Спасибо, но я вас для охраны не нанимал.

— Это мой сосед! Отпустите его! — возмущённо вмешивается выходящая из дома Лиза.

— Сеньора! — кивает итальянец и смиренно отходит.

— Прости, ради бога, — произносит Емельянова, помогая мне подняться. — Лоренцо очень стыдно, да Лоренцо?

— Si, моя госпожа, — наигранно раскаивается усатый, окатывая меня ледяным и горделивым взглядом.

— И чего они тут забыли? — ворчу я, направляясь к дому и с сожалением рассматривая драные коленки.

— Я заболела и пропускаю первое занятие, совсем не думала, что дома кто-то будет, — нервно щебечет Лиза.

Подхожу к дверям, и, поднимая глаза, нос к носу встречаюсь к той, кого тут быть не должно. Остро колет слева в груди, горло моментально пересыхает.

Призрак во плоти, очередной призрак прошлого.

Высокая статная девушка двадцати пяти лет, спокойное лицо, короткие каштановые волосы до плеч и пустой взгляд. Такой знакомый взгляд. Такой взгляд я видел лишь единожды.

Меня буквально выбрасывает из тела, погружая в водоворот воспоминаний, туда, где всё было иначе…

…

Медленно ворочался в небе огненный шар, перекатываясь и освещая бескрайние поля и ковры густых зелёных лесов. Распускались цветы, тянущиеся к солнечному свету, пели птицы, горланили петухи.

Мир в этот час делился на две половины, тёмную и светлую. Ночь отступала, сжигалась огненным клинком и пряталась, растекаясь тенью меж домов, как пролитое молоко промеж половиц, прижимаясь к стенам и сгущаясь на дне колодцев.

Города оживали, начиналось шевеление, стоило только солнечным лучам пробиться в окна. Люди выходили на улицу, принимаясь за повседневные дела. Открывали ставни пышнощёкие булочники, вставшие ни свет ни заря. Гудела типография, откуда воробьиными стайками выскакивали юные почтальоны. Курящие у проходной работники в белых косоворотках и фартуках, обагрённых тёмными чернильными пятнами, качали головой, заранее зная, какие новости потрясут сегодня весь город. Мальчишки с котомками, внутри которых стопками лежал пахнущий типографской краской свежий газетный тираж, расходились по улицам. Вставали на углах и важно горланили тонкими детскими голосами.

— Газета, «Утренний вестник»! Узнай все новости первым! — слышалось с разных многолюдных перекрёстков.

— Дядька! Не проходи мимо, почитай новые вести с фронта! — бойко и слегка требовательно кричал мальчишка в берете, проходящему мимо мужчине во фраке. Сегодня все сословия были равны, по крайней мере, в такие моменты.

Мужчина охотно сворачивал, кидая мальчишке медяк и надев перчатку брал из его чумазых рук свёрток. А затем шёл дальше, сопровождаемый криками.

— Демоны наступают! Армия продолжает отступать! Император издал новый указ! Всё это в «Утреннем вестнике»!

Господин торопливо шёл дальше, выискивая место, где сесть и почитать. Ждущие начала рабочего дня мужики сталелитейного цеха сдвигались, предлагая нарядному чинуше сесть рядом.

Он садился, жадно впиваясь глазами в ровные строки и водя пальцем в перчатке по желтоватому листу.

Затем, прочитав газету, он бросал её в стоящую рядом урну, хмуро уходя по своим делам. Свёрток вынимали мозолистые лапищи и работяги приступали к изучению новостей, сбившись плотной компанией вокруг одного, кто читал вслух.

— Наш че-ло-век из Вес-тни-ка со-об-ща-ет, де-ла на за-па-дном на-пра-вле-нии пло-хи, ко-ман-дую-щие ве-лят своим си-лам отсту-пать, за по-след-ню-ю сед-мицу это уже вторая от-данная губе-рния. Рать кня-зя Вя-земского про-дол-жа-ет сражать-ся, чтобы основное вой-ско императора смо-гло под-го-то-вить оборону Пет-ро-за-вод-ска, — с трудом и по слогам читал он, пока вся его дружная компания дышала через раз. — Видимо, плохо всё мужики… Не сдюжить нашим…

Дочитав вести, мужики с тяжелым сердцем качали головами. Встав, один из них размял спину и поставил на лавку сумку, направляясь в противоположную от цеха сторону.

— Тихон! Да куда ты-то пошёл?.. У тебя семья! Тут ты полезнее! Анька только разродилась! — в сердцах кричали друзья.

Тихон лишь светло улыбался.

— Так я тока и ждал, пока родит, чтобы доносила, а теперь пойду. Не поминайте лихом. Скажите Фролу, пусть отдаст место, кому нужно. А я так больше не могу, пора вставать, — после этих слов на сердце стало так легко, что хотелось парить.

— Голову ты там свою дурную только потеряешь! — кричали ему вслед.

— А если и так, — тихо отвечал себе под нос новобранец. — Кто, если не я? И кто сказал, что это большая цена? Как говорится, кто к нам с мечом придёт, тот от меча и погибнет.

Смятая газета отправлялась назад в мусорку, мужики досадливо кривились и шли на работу, оглядываясь назад. Вдруг он передумает, вдруг вернётся. Но никто так и не возвращался.

Исписанную последними новостями бумагу снова вынимали, на этот раз узловатые старые пальцы, засовывая за пазуху.

Вечером, после торжища, понурая лошадка несла домой пустую телегу, тяжело дыша и надувая худые бока с выступающими рёбрами. Зима вышла не самой доброй, поэтому животинка радовалась лету втройне. Внутри телеги сидел сутулый старик. Он смотрел на мир одиноким глазом, в то время как другой был плотно затянут бельмом, а за пазухой лежала весточка из большого мира. Куда больше, чем этот человек и вся его деревня.

Под ночь, когда молодой голос дочитывал сводку, старик ложился спать с тяжелым сердцем, долго ворочаясь и размышляя.

Утром, встав в ранних сумерках, он собрал вещи. Огниво, моток бечёвки, свечу. Взял краюху хлеба, но тут же положил назад. Уже через полчаса деревню покидала одинокая сгорбленная фигурка, направляясь на запад.

Его проводила виляющими хвостами пара дворовых собак, а за околицей нагнали шлёпающие босые ноги, несущие паренька десяти лет.