Структура и динамика психического (сборник) - Страница 26

166 Если мы не обладаем способностью к свободному фантазированию, мы должны прибегнуть к искусственным средствам. Основанием к этому, как правило, является подавленное или беспокойное состояние ума, которому мы не можем найти адекватного объяснения. Пациент, естественно, может выдать любое количество рациональных причин – достаточно сослаться на плохую погоду. Но ни одна из них не может быть по-настоящему удовлетворительным объяснением, поскольку причинное объяснение состояний такого типа, как правило, удовлетворяет только постороннего человека, да и то до определенной степени. Посторонний человек рад тому, что его потребность в причинном объяснении более-менее удовлетворена; ему достаточно знать, откуда что взялось; он не ощущает тех страданий, которые причиняет пациенту депрессия. Пациент хочет знать, что с ним происходит и как от этого избавиться. Ценность эмоционального беспокойства содержится в самой его интенсивности – это энергия, которую человек должен иметь в своем распоряжении, чтобы выйти из состояния ослабленной адаптированности. Подавлением этого состояния или рационально-пренебрежительным к нему отношением ничего не добьешься.

167 Для того чтобы овладеть энергией, находящейся в «неположенном» месте, человек должен сделать основой или исходной точкой процедуры свое эмоциональное состояние. Он должен как можно лучше осознать состояние, в котором он пребывает, полностью в него погрузившись и перенося на бумагу все возникающие у него фантазии и ассоциации. Фантазии следует дать полнейшую свободу, но при этом не позволить ей покинуть орбиту своего объекта, а именно аффекта, когда в действие придет механизм ассоциативного процесса, идущего по принципу «цепной реакции». Эти, как их называл Фрейд, «свободные ассоциации» уводят пациента от объекта к всевозможным комплексам, и нет никакой уверенности в том, что они как-то связаны с аффектом и не являются его заменой. Полная сосредоточенность на объекте порождает более или менее полное выражение настроения, которое либо конкретно, либо символически воспроизводит содержимое депрессии. Поскольку депрессия не порождена сознательным разумом, а является следствием нежелательного вторжения бессознательного, образ настроения представляет собой картину содержимого и тенденций бессознательного, которые, сгруппировавшись, образовали депрессию. Вся процедура представляет собой процесс обогащения и разъяснения аффекта, в результате чего аффект и его содержимое подводятся ближе к сознанию, становясь при этом более впечатляющими и более понятными. Эта работа сама по себе может оказывать благоприятное и тонизирующее воздействие. В любом случае, она создает новую ситуацию, поскольку дотоле смутный аффект становится более-менее четко сформулированной идеей благодаря помощи и сотрудничеству со стороны сознательного разума. Это и есть начало трансцендентной функции, то есть совмещения содержимого сознания с содержимым бессознательного.

168 С эмоциональным смятением можно справиться и другим способом, не проясняя его интеллектуально, а придавая ему визуальную форму. Обладающие определенным талантом к рисованию пациенты могут выражать свое настроение, рисуя картины. Картина не обязательно должна соответствовать техническим или эстетическим нормам, важно, чтобы в ней присутствовала свободная фантазия и желание написать ее как можно лучше. В принципе, эта процедура мало отличается от вышеописанной. Здесь тоже продукт создается под воздействием как сознания, так и бессознательного, воплощая в себе стремление бессознательного к свету и стремления сознания к вещественности.

169 Однако мы часто сталкиваемся со случаями, когда не имеется никакого ярко выраженного настроения или депрессии, а присутствует только общая, глухая неудовлетворенность, ощущение неприятия всего на свете, скуки или смутного отвращения, неясной, но мучительной пустоты. В таких случаях нет определенной исходной точки – ее нужно создать. Здесь необходима особая сосредоточенность на своем либидо, для которой желательно создавать благоприятные внешние условия, типа полного покоя, особенно ночью, когда либидо в любом случае направляется вовнутрь – интровертируется («Вот и ночь: громче голос бьющих ключей. И душа моя – бьющий ключ») (Ницше, «Так говорил Заратустра». Часть 2. «Ночная песнь»).

170 Критическое внимание следует отключить. Люди, склонные к визуальным образам, должны сосредоточиться на ожидании появления внутреннего образа. Как правило, такой зримый образ фантазии действительно появляется – иногда гипнотически. Он должен быть внимательно рассмотрен, а наблюдения должны быть перенесены на бумагу. Люди, склонные к аудио-вербальным образам, как правило, слышат внутри себя слова, обрывки внешне бессмысленных фраз, которые, тем не менее, также следует старательно записывать. Некоторые люди в такие моменты просто слышат свой «внутренний» голос. Вообще-то довольно многие люди хорошо осознают присутствие у себя внутреннего критика или судьи, который сразу же комментирует все, что эти люди сказали или сделали. Сумасшедшие слышат этот голос непосредственно, как слуховую галлюцинацию. Но и нормальные люди, при условии развитости их внутренней жизни, также способны безо всякого труда воспроизводить этот неслышный голос. Впрочем, поскольку этот голос печально известен своими упрямством и докучливостью, его почти всегда подавляют. Таким людям нетрудно извлечь из бессознательного нужный им материал и тем самым заложить основу трансцендентной функции.

171 Есть также люди и другого типа, которые внутри себя ничего не видят и не слышат, но зато их руки обладают способностью выражать бессознательное. Такие люди могут с большой пользой для себя работать с пластичными материалами. Люди, способные выражать бессознательное движениями своего тела, встречаются крайне редко. Недостаток движений, заключающийся в том, что их трудно зафиксировать в уме, должен компенсироваться последующим старательным их зарисовыванием, чтобы они не стерлись из памяти. Еще более редким, но не менее ценным даром является автоматическое записывание, непосредственно на бумаге или с помощью планшетки. Оно тоже дает хорошие результаты.

172 Теперь мы подошли к следующему вопросу: что делать с материалом, полученным одним из вышеописанных способов. На него нельзя дать никакого априорного ответа; когда сознательный разум сталкивается с продукцией бессознательного, его реакция, вызванная этим столкновением, и определяет последующую процедуру. Только практический опыт может дать нам ключ к ответу. Исходя из своего опыта я могу сделать вывод о существовании двух основных тенденций. Один путь – это творческое формулирование, другой – понимание.

173 В тех случаях, когда доминирует принцип творческого формулирования, материал постоянно меняется и накапливается до тех пор, пока не происходит что-то вроде конденсации мотивов в более-менее стереотипные образы. Они стимулируют творческую фантазию и выполняют в основном роль эстетических мотивов. Эта тенденция ведет к эстетической проблеме художественного формулирования.

174 Если же доминирует принцип понимания, эстетический аспект вызывает относительно слабый интерес, а иногда может даже считаться помехой. В данном случае идет ожесточенная борьба за понимание смысла созданного бессознательным продукта.

175 Если эстетическое формулирование имеет тенденцию сосредоточиваться на формальном аспекте мотива, то интуитивное понимание зачастую пытается постигнуть смысл по содержащимся в материале почти неадекватным намекам, не принимая к рассмотрению те поднимающиеся на поверхность элементы, которые сформулированы более четко.

176 Ни одна из этих тенденций не может быть реализована произвольным усилием воли; каждая из них в значительной степени является результатом особого склада конкретной личности. Обе эти тенденции имеют свои отрицательные стороны и могут сбить индивида с пути. Опасность эстетической тенденции заключается в преувеличении формальной или «художественной» ценности продукта фантазии: либидо отвлекается от реальной цели трансцендентной функции и сосредоточивается на второстепенных, чисто эстетических проблемах самовыражения художника. Опасность стремления понять смысл заключается в переоценке содержания, которое подвергается интеллектуальному анализу и толкованию, в результате чего утрачивается символический по сути своей характер продукта. До определенного момента мы можем следовать по одному из этих путей, чтобы удовлетворить свои эстетические или интеллектуальные потребности, в зависимости от того, какие из них доминируют в данном конкретном случае. Однако не стоит закрывать глаза и на исподволь зреющую опасность, подстерегающую нас на любом из открывающихся путей, поскольку по достижении определенного уровня психического развития продукция бессознательного начинает сильно переоцениваться как раз потому, что до этого ей вообще не придавалось никакого значения. Эта переоценка является одной из самых больших помех на стадии формулирования материала бессознательного. Она обнажает коллективные стандарты, по которым оценивается все индивидуальное, все, что не укладывается в коллективную схему, не может быть признано хорошим или красивым, хотя правда и то, что современное искусство предпринимает попытки компенсировать эту позицию. Отсутствует не коллективное признание созданного индивидом продукта, а его субъективная оценка, понимание субъектом смысла и ценности этого продукта для него самого. Разумеется, такое чувство неполноценности индивида по отношению к своему собственному продукту не является непреложным правилом. Иногда мы сталкиваемся с его прямой противоположностью: наивной и некритичной переоценкой в сочетании с требованием коллективного признания, которое появляется сразу же после того, как был преодолен комплекс неполноценности. И наоборот, первоначальная переоценка может легко превратиться в обесценивающий скептицизм. Эти ошибочные суждения порождаются бессознательным индивида и недостатком уверенности в себе: индивид либо подстраивается исключительно под коллективные стандарты, либо, по причине своего раздутого (инфляциирующего) эго, утрачивает реальное восприятие самого себя.