Структура и динамика психического (сборник) - Страница 10

64 Процесс адаптации нуждается в направленной сознательной функции, характеризующейся внутренней последовательностью и логической согласованностью. Поскольку такая функция имеет направленный характер, любое несоответствующее ей содержание должно быть исключено, чтобы сохранить целостность направления. Несоответствующие элементы подвергаются торможению и посредством этого ускользают от внимания. Опыт показывает, что существует только одна сознательно направленная функция адаптации. Если, например, мне свойственна мыслительная ориентация, то я не могу одновременно ориентироваться при помощи чувства, поскольку мышление и чувство – две совершенно различные функции. Фактически, я должен тщательно исключить чувство, если не хочу вступать в конфликт с логическими законами мышления – с тем, чтобы мыслительный процесс не был нарушен чувством. В данном случае я отвожу максимум либидо из чувственного процесса, в результате чего функция чувства становится относительно бессознательной. С другой стороны, опыт показывает, что ориентация – в значительной степени дело привычки; в соответствии с этим другие неподходящие функции, в той степени, в какой они несовместимы с преобладающей установкой, относительно бессознательны и поэтому не применяются, не развиваются и не дифференцируются. Более того, исходя из принципа сосуществования, они неизбежно ассоциируются с другими содержани-ями бессознательного. Следовательно, в тех случаях, когда эти функции активизируются с помощью регрессии и столь чтимого сознания, то они появляются в несколько неуклюжем виде, в странном одеянии и покрытыми липкой грязью глубин.

65 Если мы вспомним, что приостановка либидо была обусловлена неудачей сознательной установки, мы сможем понять, сколь ценные семена лежат в бессознательных содержаниях, активизируемых регрессией. Эти семена содержат в себе элементы той, другой функции, которая была исключена сознательной установкой и которая была бы способна эффективно дополнить или даже заменить неадекватную сознательную установку. Если мышление терпит неудачу в качестве адаптирующей функции, поскольку имеет дело с ситуацией, к которой можно адаптироваться только при помощи чувства, то бессознательный материал, активизированный регрессией, будет содержать в себе недостающую функцию чувствования, хотя и находящуюся еще в эмбриональной форме, архаическую и неразвитую. Аналогичным образом в противоположном случае регрессия активизировала бы мыслительную функцию, которая эффективно компенсировала бы неадекватную функцию чувствования.

66 Активизируя бессознательный фактор, регрессия противостоит сознанию, выдвигая на авансцену внутреннюю проблему психического, противоположную целям внешней адаптации. Естественно, что сознательный разум должен противиться принятию регрессивных содержаний, тем не менее, в конечном счете он вынужден, вследствие невозможности дальнейшего прогресса, подчиниться регрессивным ценностям. Иными словами, регрессия приводит к необходимости адаптироваться к внутреннему миру души.

67 Так же как адаптация к окружающей среде может потерпеть неудачу из-за односторонности адаптируемой функции, так и адаптация к внутреннему миру может не удаться вследствие односторонности рассматриваемой функции. Например, если приостановка либидо явилась результатом неспособности мыслительной установки справиться с требованиями внешней адаптпции и если бессознательная функция чувствования активизируется посредством регрессии, то к внутреннему миру имеет отношение только установка на чувства. Поначалу этого может быть достаточно, но по истечении некоторого времени такое положение уже не будет отвечать необходимым требованиям, и мыслительной функции тоже придется заручиться какой-то поддержкой, точно такой же поворот к противоположному был необходим, когда ей приходилось иметь дело с внешним миром. Таким образом, полная ориентация на внутренний мир становится необходимой лишь до тех пор, пока не достигнута внутренняя адаптация. Как только адаптация достигнута, прогрессия может начаться сызнова.

68 Принцип прогрессии и регрессии изображается в мифе о ките-драконе, разработанном Фробениусом⁵⁰, как я подробно показал в своей книге Символы трансформации (pars. 307 ff). Герой мифа является символическим выразителем движения. Вход в чрево дракона представляет собой движение в регрессивном направлении, а путешествие на восток («ночное плавание по морю») с сопровождающими его событиями символизирует попытку адаптироваться к условиям психического внутреннего мира. Полное поглощение героя и исчезновение его в чреве чудовища репрезентирует полный отвод интереса от внешнего мира. Одоление чудовища изнутри есть достижение адаптации к условиям внутреннего мира, а выход на поверхность («выскальзывание») героя из чрева чудовища с помощью птицы, происходящий в момент восхода солнца, символизирует возобновление прогрессии.

69 Характерно, что в то время, как герой проглатывается чудовищем, оно начинает ночное плавание по морю на восток, то есть по направлению к восходу солнца. Мне кажется, это служит указанием на то, что регрессия не обязательно есть ретроградный шаг в смысле обратного движения или дегенерации, но, скорее, представляет собой необходимую фазу развития. Индивид, тем не менее, не осознает, что в ходе регрессии он развивается; он ощущает, что находится в принудительной ситуации, напоминающей раннее инфантильное состояние или даже эмбрионическое состояние внутри материнского чрева. И только в том случае, если он застревает в данном состоянии, можно говорить об обратном развитии (инволюции) или дегенерации.

7 °C другой стороны, прогрессию не следует смешивать с развитием, ибо непрерывный жизненный поток необязательно представляет собой развитие и дифференциацию. С первобытных времен определенные растительные и животные виды останавливались в своем развитии на мертвой точке, без дальнейшей дифференциации, и, тем не менее, продолжали существовать. Точно таким же образом психическая жизнь человека способна быть прогрессивной без эволюции и регрессивной без инволюции. Эволюция и инволюция, на самом деле, не являются непосредственно связанными с прогрессией и регрессией, поскольку последние являются простыми жизне-движениями, которые, несмотря на свойственное им направление, фактически имеют статический характер. Они соответствуют тому, что Гете удачно описал как систолу и диастолу⁵¹.

71 Много возражений было высказано по поводу мнения, что мифы представляют психологические факты. Люди очень неохотно отказываются от представления, что миф является своеобразным видом объяснительной аллегории астрономических, метеорологических или растительных процессов. Существования объяснительных тенденций в мифах, разумеется, нельзя отрицать, поскольку нет недостатка в доказательствах того, что мифы имеют также и объяснительное значение, однако мы по-прежнему стоим перед вопросом: почему мифы вынуждены объяснять вещи подобным аллегорическим способом? Важно понять, откуда первобытные люди черпают свой объяснительный материал, ибо не следует забывать, что их потребность в причинных объяснениях отнюдь не столь велика, как у нас. Первобытный человек гораздо более интересуется плетением выдумок, нежели объяснением вещей. Мы имеем возможность на примере наших пациентов почти ежедневно видеть, каким образом возникают мифические фантазии: они не выдумываются, но являются в виде образов или цепочек представлений, которые прокладывают себе путь из бессознательного, и когда их подробно излагают, то они часто имеют характер связных эпизодов, напоминающих мифические драмы. Вот как возникают мифы, и вот причина того, что фантазии, рожденные бессознательным, имеют так много общего с примитивными мифами. Но поскольку миф вообще является лишь проекцией, падающей из бессознательного, а не сознательным изобретением, то вполне понятно, что нам повсюду приходится сталкиваться с одними и теми же мифами-мотивами и что мифы, по существу, представляют собой типичные психические явления.