Стрелы королевы - Страница 3

Келдар, видимо, сочла, что сказанного достаточно, и села, сложив руки под передником, прямая как палка. Одна из Младших Жен, Изрел, дождалась ее разрешающего кивка и немедленно подхватила нить лекции об имеющемся у падчерицы выборе.

Изрел во всем слушалась Келдар, и Тэлия всегда считала ее изрядной дурой. Что бы Младшая Жена ни сказала, она сразу смотрела на Келдар своими телячьими карими глазами, ожидая ее одобрения. Вот и теперь она поглядывала на Келдар через каждое слово.

— Видишь ли, то и другое неплохо; я хочу сказать, быть Первой Женой и быть Младшей Женой. Если ты станешь Первой Женой, твой Муж со временем обзаведется собственной Усадьбой, и ты будешь в ней хозяйкой. Зато если ты станешь Младшей Женой, тебе никогда не придется принимать никаких решений. Ты будешь жить в Усадьбе с налаженным хозяйством, так что тебе не придется ограничивать себя во всем, стараться свести концы с концами. Не нужно будет беспокоиться ни о чем, кроме работы по дому и вынашивания малюток. Мы ведь хотим тебе только счастья, Тэлия. Мы хотим, чтобы ты сама выбрала ту жизнь, для которой ты, по-твоему, лучше подходишь. Конечно, только жизнь, а не Мужа, — Изрел нервно хихикнула, — это было бы неприлично, и потом, ты, наверно, все равно не знаешь никого из женихов.

— Изрел! — одернула ее Келдар, и Младшая Жена испуганно съежилась. — Последнее замечание было неприличным и неподходящим для девичьих ушей! Ну, дитя, что же ты выбираешь?

О, Богиня! Тэлии хотелось умереть, улететь, обернувшись птицей, провалиться сквозь землю — все что угодно, лишь бы не это! Конец. Она в ловушке. Ее выдадут замуж, и она кончит как Нада, которую каждую ночь избивают так, что днем ей приходится носить блузы с высоким воротом, чтобы скрыть синяки. Или умрет, как мать, замученная слишком частыми родами. И даже если невероятно повезет, и ее Муж окажется добр или же настолько глуп, что не опасен, ее настоящей жизни, сказкам, придававшим существованию смысл, придет конец. На них просто не останется времени в бесконечном круговороте беременностей и домашних дел…

И, не успев подумать, что говорит, Тэлия ляпнула:

— Я вообще не хочу выходить замуж!

Тихие перешептывания и шорохи среди явно скучавших женщин смолкли, как по волшебству. Все остолбенели; на лицах застыло недоумение. Все девять Жен одинаково потрясенно и испуганно уставились на Тэлию. Молчание сомкнулось вокруг нее, словно черный омут.

— Тэлия, милая, — нарушая жуткую тишину, раздался позади нее тихий голос, и Тэлия с облегчением обернулась к Матери Отца, которая незамеченной сидела в углу. Мать Отца была из тех немногих людей, кто не считал, что все, что делает Тэлия, заведомо плохо. В этой комнате лишь ее добрые выцветшие глаза смотрели без осуждения. Говоря, старушка безотчетно, по привычке, поглаживала снежно-белую косу морщинистой рукой, покрытой коричневыми старческими пятнами.

— Да простит нас Мать, но мы и не подумали задать тебе этот вопрос. Ты чувствуешь Призвание? Быть может, Богиня призывает тебя служить Ей?

Тэлия надеялась на отсрочку, но это было куда хуже Замужества. Она с ужасом вспомнила тот день, когда мельком видела Храмовых Затворниц, проводящих жизнь в молитвах за души крепковеров. Вид этих крайне молчаливых, закутанных с головы до пят женщин, которым запрещалось покидать монастырь, запрещалось разговаривать, запрещалось… жить! — потряс Тэлию. Перед ней распахнулась западня еще страшнее, чем Замужество; одно воспоминание о Затворницах вызвало у нее ощущение удушья.

Тэлия неистово замотала головой, не в силах вымолвить ни слова: в горле застрял ком.

С грохотом отодвинув табурет, Келдар поднялась и надвинулась на испуганную девочку, которая не смела шелохнуться, как мышонок в когтях у кошки. Мертвой хваткой сжав плечи Тэлии, она тряхнула так, что у девочки лязгнули зубы.

— Что с тобой творится, девчонка? — гневно вопросила Первая Жена. — Ты не хочешь Почтенного Замужества, ты не хочешь Покоя Богини, чего же ты хочешь?

«Все, чего я хочу, — это чтобы меня оставили в покое, — подумала Тэлия в тихом отчаянии, — Я не хочу ничего менять…»

Но этот предатель, ее язык, снова не сдержался и помимо воли Тэлии выболтал ее мечту. До нее вдруг донесся собственный голос, произнесший:

— Я хочу быть Герольдом.

Келдар поспешно, с брезгливым ужасом отпустила ее плечи, словно обнаружила, что держала в руках какую-то мерзость, выползшую из навозной кучи.

— Ты… ты… — Наверное, впервые в жизни невозмутимая Келдар не могла найти слов. Потом, опомнившись, она обрушилась на Мать Мужа, как на козла отпущения.

— Теперь вы видите, к чему приводит цацканье с детьми? Вот что выходит, когда позволяешь девчонке занестись слишком высоко. Чтение! Счет! Девушке не нужно знать больше, чем требуется, чтобы сделать надписи на банках с вареньем, пересчитать припасы или не дать себя обсчитать торговцу! Я предупреждала вас и вашего драгоценного Андреана, что случится, если позволить девчонке забивать себе голову дурацкими сказками! — Келдар снова повернулась к Тэлии. — А теперь, детка, я возьмусь за тебя всерьез…

Но Тэлии в комнате уже не было.

Она воспользовалась тирадой Келдар, чтобы попятиться к двери. Выскочив из горницы прежде, чем кто-либо успел заметить ее маневр, девочка со всех ног помчалась по Усадьбе. Ее душили рыдания, в голове стучала одна-единственная мысль — бежать! Миновав амбары, Тэлия выскочила за частокол; ветер бил в лицо, ужас придавал ногам прыти. Она неслась через поля, где ее хлестали колосья и трава по пояс высотой, и дальше — по извилистой тропе сквозь густой подлесок. Она бежала к своему убежищу, о котором, кроме нее, не знала ни одна живая душа.

Лес заканчивался крутым обрывом, под которым вилась Дорога. Два года назад Тэлия наткнулась на нечто вроде пещерки, образовавшейся под корнями гигантского дерева, росшего на самом краю обрыва. Тэлия выстелила свой тайник соломой и старым тряпьем, натасканным потихоньку из дома; там она прятала две другие свои книги. Все время, что ей удавалось выкроить от работы по дому, она проводила в своей берлоге. Место было замечательное: девочку невозможно было заметить ни сверху, с края обрыва, ни снизу, с Дороги. Сейчас Тэлия добежала до пещеры, заползла внутрь и в изнеможении зарылась в тряпки, плача навзрыд, трясясь в ознобе и со страхом прислушиваясь к малейшему звуку наверху.

Ибо, как ни глубоко было ее отчаяние, Тэлия знала, что должна быть настороже — ведь ее вот-вот начнут искать. И действительно, вскоре до нее донеслись голоса слуг, зовущих ее. Когда они подошли совсем близко, девочка уткнулась лицом в тряпки, чтобы заглушить рыдания; слезы тихо капали из глаз, а она вся превратилась в слух, с ужасом ожидая радостного восклицания «Вот она!». Раз десять Тэлия думала, что пропала, однако челядь, похоже, потеряла ее след. Наконец голоса затихли, и она смогла выплакаться вволю.

Отчаяние захлестнуло ее с новой силой; Тэлия обхватила колени руками и, раскачиваясь взад-вперед, рыдала, пока не иссякли слезы в воспаленных глазах. Она совершенно обессилела; даже мысли ползли медленно, словно придавленные безысходностью. Что теперь делать? Вернуться и попросить прощения? Но все прежние наказания покажутся детской забавой по сравнению с карой, которой Келдар подвергнет ее теперь за неприличное и строптивое поведение. Что ее постигнет дальше, решат Келдар и Отец. И уж теперь-то Келдар постарается выбрать для непокорной падчерицы самого ужасного мужа. Тэлию либо прикуют цепями брака к выжившему из ума слюнявому старику, чтобы ее лапали по ночам, а днем она служила сиделкой, либо отдадут какому-нибудь грубому и жестокому скоту, с наказом научить ее уму-разуму. Келдар, верно, подберет такого же живодера, как Юстас, старший брат Тэлии, — девочка вздрогнула, вспомнив, как он стоял над ней с раскаленной кочергой в руке, сияя от злобной радости… Она поспешно отогнала воспоминание. Но даже такая участь — блаженство в сравнении с тем, что ждет Тэлию, если ее решат отдать в Храмовые Служительницы. У Служительниц Богини еще меньше свободы и еще больше обязанностей, чем у Святых Затворниц. Они живут и умирают, ни разу не побывав дальше того монастырского коридора, к которому приставлены…