Стрелок-2 (СИ) - Страница 12

— Надо бы узнать, что это за болезнь у тебя такая? — подозрительно заметил он. — Война год как окончилась, а ты всё лечишься… за что хоть кресты у тебя?

— Генерала подстрелил! — отрапортовал Будищев, с прищуром, будто целясь, посмотрев на собеседника. И заметив, как тот переменился в лице, добавил: — Турецкого, Ваше высокопревосходительство!

— Что?!

Некоторое время Фадеев раздумывал, не зная, что предпринять. С одной стороны, несчастные случаи на испытаниях случались и раньше, и никто бы из этого не стал делать трагедии. На всё воля Божья! С другой, пострадал нижний чин из совершенно посторонней части, а это могло привести к нежелательной огласке. И, наконец, оный нижний чин совершил, как ни крути — подвиг, предусмотренный статутом Знака отличия Военного ордена, не говоря уж о том, что он сам — бантист! Да к тому же ещё и дерзок, мерзавец…

— Испытания прекратить! Погибшего в церковь, раненых в лазарет, — распорядился он и обернулся к инженеру. — Как видите, господин Барановский, испытания ваших снарядов закончились несчастьем. Сами понимаете, что в таком случае мы с членами комиссии не можем подписать протокол!

— Но, Ваше высокпревосходительство! Эти снаряды из первой партии. Те, что делают теперь — совершенно надежны!

— Ничем не могу помочь, господин изобретатель! — решительно отмахнулся генерал и скорым шагом направился прочь.

Члены комиссии дружно потянулись за ним, и только Мешетич на секунду задержался у поврежденного орудия.

— Я доложу начальству о том, КАК проходили испытания, — бесстрастно сообщил он поникшему Барановскому. — Однако на будущее — порекомендовал бы вам научить вашего протеже держать язык за зубами, особенно в присутствии генералов!

Антонина Дмитриевна Блудова в последнее время не часто бывала в Петербурге. При дворе бывшей камер-фрейлине были совсем не рады. Подруг у неё почти не осталось, а тех, что ещё были живы, ей и самой не очень-то хотелось видеть. Ведь это были всего лишь тени их прежних.

К тому же у неё было много дел. Благотворительность, которой она посвятила остаток своей жизни, отнимала всё её время. Тем более, что после войны появилось множество увечных, нуждавшихся в призрении и помощи. Не покладая рук, занималась она этим благородным делом, являя собой пример высокой жертвенности во имя высших идеалов. Венцом её служения стало, основанное в городе Остроге Волынской губернии братство во имя святых Кирилла и Мефодия с учебными заведениями, церковью, больницей и подворьем для паломников. Но иногда графине приходилось оставлять организованную ей обитель и отправляться в Москву или Петербург, с тем, чтобы решать многочисленные организационные вопросы или собирать средства, которых всегда не хватало.

Бывая в столице, она всегда останавливалась в отцовском доме. Когда-то там жила вся их семья, часто бывали гости, и кипела светская жизнь. Увы, всё это было в далеком прошлом. Родители умерли, один из братьев — Андрей — уже лет десять не появлялся в России, будучи посланником при Бельгийском дворе. Второй — Вадим, служа в министерстве иностранных дел чиновником для особых поручений, жил скромно и уединенно, лишь изредка принимая гостей. Надо сказать, что сестре он тоже не очень обрадовался, но не потому, что не любил её. Просто в последнее время между ними появилось некоторое охлаждение. Слишком уж серьезно восприняла она раздутый газетчиками скандал с его мнимым незаконнорожденным сыном.

Впрочем, Антонина Дмитриевна была дамой не лишенной такта, а потому не стала сразу же задавать брату неудобные вопросы. Напротив, сначала они мило пообщались за обедом, вспомнив родителей, детство, а также совместные проказы. Затем разговор плавно перешел на знакомых и родственников. Вадим Дмитриевич, однако, был опытным дипломатом и ни на секунду не позволял себе расслабляться. Он знал — раз уж сестре пришла в голову какая-то идея, извлечь её миром оттуда никак получится, а потому с твердостью в душе ожидал рокового вопроса. Но время шло, а престарелая графиня, как будто, и не хотела ничего спрашивать. Наконец, она объявила, что устала с дороги и хотела бы отдохнуть.

— Давай я тебя провожу, — поднялся из-за стола Вадим, но сестра остановила его.

— Не стоит, — мягко улыбнулась Антонина Дмитриевна. — Я помню, где моя комната. Позже мы ещё побеседуем.

— Как скажешь, — пожал он плечами. — Ты что-то хотела ещё узнать?

— А тебе есть, что мне рассказать?

— Нет, — сделал невинное лицо Блудов.

— Тогда я пойду.

— Мне нужно будет сделать несколько визитов. Надеюсь, ты не будешь скучать?

— Нет. Но мне тоже следует кое-кого навестить. Я займусь этим сегодня вечером.

— Хочешь, я оставлю тебе экипаж?

— Это было бы просто чудесно! Но я не слишком тебя стесню?

— Нет, что ты, моя дорогая. Я возьму извозчика.

— Спасибо, Вадик.

— Как давно ты меня так не называла, — растроганно улыбнулся брат.

По гулким коридорам госпиталя решительно шагала миловидная женщина в изящной шляпке с вуалью, скрывающей черты её лица от нескромных взоров. Следом за ней, едва поспевая, шли мальчик-гимназист и гувернантка, ведущая за руку девочку лет шести.

— Вот сюда извольте, барыня, — показал на худо окрашенную дверь провожавший их служитель. — Здесь они, болезные.

— Благодарю, — ответила та и выразительно взглянула на него.

Госпитальный служитель спохватился и, распахнув перед нею дверь, низко поклонился. Женщина с достоинством проследовала внутрь палаты, где лежали пострадавшие при взрыве на полигоне солдаты. Впрочем, лежали только два из них, а третий стоял, облокотившись о спинку кровати, и о чём-то напряженно размышлял.

— Слышь, пехоцкий, о чём ты всё время думаешь?

— Как прожить не работая, — тут же ответил тот.

— Ишь ты, — крутанул головой спрашивавший. — И что надумал?

— Хрен получится!

— Эй, вы, — слабым голосом перебил их второй артиллерист с перевязанной головой. — Не кричите, Христа ради!

— Ты чего, Архип? — изумился его товарищ. — Мы же едва слышно?

— Контузия у него, — хмуро пояснил пехотинец. — Ему сейчас любой звук — хуже выстрела. Кошка пройдет — и то покажется, будто слон топает.

— Эва! — недоверчиво прошептал солдат. — А так бывает?

— На войне, браток, и не такое случается.

— Понятно. Ты, как я погляжу, повоевал?

— Было дело.

Тут со скрипом отворилась в дверь, и в палату стали по очереди входить дама, служитель, а за ними гувернантка с детьми. Солдаты, увидев посетителей, тут же замолчали. Но если лежавшие канониры вытянулись как по стойке смирно, то Будищев просто скользнул взглядом по вошедшим и запахнул посильнее больничный халат.

— Здравствуйте! — обратилась к раненым женщина.

— Здравия желаем, барыня! — нестройно поприветствовали её в ответ артиллеристы, причем контуженный болезненно поморщился.

— Меня зовут Паулина Антоновна Барановская. Я — жена Владимира Степановича.

— Очень приятно, — тихо, почти шепотом, отозвался Дмитрий.

— А вы, вероятно, Будищев?

— Виновен.

— Я пришла справиться о вашем здоровье и поблагодарить…

— За что?

— Но вы спасли моего папу! — звонко воскликнул выступивший вперед гимназист.

— Не кричи, мальчик!

— Что?

— Я говорю, не надо шуметь в госпитале. Тут раненые, им шум мешает выздоравливать.

— Простите, — извинилась Барановская и положила сыну руку на плечо. — Но, Володенька прав, вы спасли мне мужа, а моим детям — отца.

— А где он сам сейчас?

— В Главном Артиллерийском управлении. Какие-то дела улаживает.

— Понятно. С ним всё хорошо?

— Да, спасибо. Он хотел навестить вас вместе с нами, но задержался, а мы не могли больше ждать. Мы вам так благодарны…

— А почему ты стоишь? — вдруг выпалила до сих пор молчавшая девочка.

— Так получилось, — неожиданно смутился Дмитрий.

— Ты ранетый? — продолжила допрос дочь инженера.