Стратегия одиночки. Книга третья (СИ) - Страница 108
— И вам хорошего утра, — больше для проформы, с недовольным лицом ответил мне ни кто иной как Ким Чхонг.
Вспомнив фамилию опциона, я невольно напрягся, а не родственник ли он зарезанного мной этой ночью флотского капитана? Семьи в Триесе бывают большие, и тех же, носящих фамилию Дуань, как у Ауна, легко наберётся за три десятка.
— Поверьте, гость Рэйвен, мне вас видеть тоже не очень приятно. — Как-то не так интерпретировал изменение моей мимики старший опцион. — Потому давайте всё сделаем как можно проще. Я и мой десяток проводим вас до Арены без каких-либо приключений и в молчании, на том мы с вами и расстанемся.
— В молчании? — Усмехаюсь я. — Согласен.
Волноваться не о чём, он здесь не из-за ночного происшествия, а действительно для того, чтобы сопроводить меня до Арены, не более. Я вышел на середину улицы, Аун пристроился на полшага сзади, и нас взяли в церемониальную «коробочку» стражники.
Мне находиться в центре охранного периметра было немного неуютно, а вот Аун наоборот буквально лучился мальчишеским самодовольством. Возможно, в этот момент он представлял себя полководцем, который входит в город с триумфом, кто знает? Но юноша и правда выглядел невероятно довольным.
Весь наш квартал во главе с хлебопёком вышел меня провожать. Думаю, многие из соседей Ауна будут сегодня на трибунах болеть за меня.
Когда наша небольшая процессия вышла на одну из главных улиц, заметил, что большинство прохожих не просто пялятся меня, а с огромным интересом разглядывают мою новую причёску. Видимо, многим было искренне любопытно, как я «исправлю» отрубленную косу. И, судя по тому, в каком удивлении, а иногда и в восторге раскрываются глаза прохожих, моя новая стрижка производит не меньшее впечатление, чем прошлая. Хотя… Косу мне всё равно жаль.
Как и обещал Ким Чхонг, шли мы через город в полном, можно даже сказать горделивом, молчании. Только когда подошли к главной площади, эта тишина разрушилась, так как Аун кому-то помахал рукой и громко поздоровался. Проследил за его взглядом и заметил стоящего у фонтана мастера Сонга и его жену Тхенжин. Наши взгляды встретились, и мы, не сговариваясь, одновременно поклонились друг другу. Цирюльник прекрасно видел, какие взгляды бросают люди на мою причёску, и его лицо буквально сияло торжеством. А может его хорошее настроение было вызвано тем, что вчера он, как и я, был Бронзой, а сейчас отчётливо вижу над ним знак Стали. Моя нынешняя причёска по местным меркам и правда шедевр, так что его новый ранг вполне заслужен, и я искренне рад, что Айн оценил работу парикмахера весомым Достижением. Мой поклон не остался незамеченным, и десятки любопытных взглядов сошлись на маэстро расчёски и ножниц. Мне кажется, что теперь у мастера Сонга никогда не будет недостатка в клиентах. И это хорошо. Как говорил Кейташи: «Каждому по трудам его!»
Как только мы поднялись по большой лестнице, Ким Чхонг с, как показалось, изрядным облегчением передал меня под присмотр охранников Цеха Алхимиков, после чего поспешно удалился со своими людьми. Меня, как обычно, проводили в комнату для подготовки, где я переоделся в чистые, явно недавно постиранные турнирные одежды и оставил на хранение все свои артефакты. После чего Ауна попросили уйти на трибуны, а меня принялись инструктировать по поводу регламента.
Как и вчерашний, сегодняшний турнирный день начался с большого аукциона, устроенного Цехом Алхимиков к своей выгоде. Отличие было только в том, что меня, как и остальных гранд-финалистов, организаторы вытащили на песок, рассадили в разных частях Арены и заставили смотреть на всё это действо. Впрочем, я был не сильно против, просто прикрыл глаза и сосредоточился на поддержании барьера вокруг Ядра. Шум меня волновал мало, а чужие взгляды тем более.
Аукцион продолжался почти полтора часа, и после него началось выступление бардов и арфистов. Как уже бывало ранее, заказные исполнители читали стихи или пели песни, посвящённые пути финалистов до, собственно, гранд-финала. По жребию первым выступал скальд, который громким речитативом читал стихи о поединках Лаоре Темпая. За ним поэтическую песнь пропел молодой, но явно одарённый арфист, и его пение было посвящено маске школы «Взлетающего Дракона». Третьим же выступал уже знакомый мне, словно уставший от своей профессии бард, вяло перебирающий струны лютни. Формально его песни о проведённых мною боях вполне укладывались во все каноны героических песен, и если ты слышал хотя бы пару таких, то ты, можно сказать, слышал их все. Это выступление было настолько пропитано фальшью и скукой, что самые простые зрители, сидящие на средних рядах, начали откровенно зевать. Если бы я не медитировал, то, возможно, даже немного разозлился за столь никчемное воспевание моих сражений. Но формально бард всё пел по классическим канонам, и распорядители были довольны его выступлением.
Только вот вскоре всех ждал большой сюрприз. Почти усыпив всех своими заунывными песнопениями, бард сделал небольшую паузу, прежде чем начать новую песнь, посвящённую финалу бронзы. Он встал со своего места, размял ноги, а затем поставил ботинок на табурет и мощно ударил по струнам. Те зрители, что успели уже задремать, тут же проснулись. Его новая песня в корне отличалась от того, что он пел до этого. Это даже близко не был героический эпос. Скорее это была залихватская кабацкая песенка. Весёлая, разудалая, почти на грани пошлости, такую можно услышать из уст пьяных матросов, а не в исполнении уважаемого барда. Я даже сперва не понял, что эта песнь обо мне. Это был задорный стих, положенный на бодрую мелодию, который повествовал не о Бронзовом финале турнира Цеха Алхимиков, а о пьяной драке между усталым вороном и хитрой лисой. Минуты полторы организаторы не понимали, что делать, а потом стало поздно. Потому как когда бард по второму разу начал петь припев, его поддержало несколько сотен глоток. Когда припев пошёл ещё по одному кругу, его орали все первые ряды. А когда бард пел финальный куплет и закончил своё выступление снова припевом, то последние строки песни горланили практически все трибуны, за исключением, может быть, ВИП-лож. Десятки тысяч человек пели, а точнее орали во всё горло:
— И ворон отшлёпал её, отшлепал её своим отрубленным пером!.. И отшлёпал её, и отшлёпал её своим отрубленным пером!!.
Увы, я не арфист, и на мой родной язык у меня не получилось переложить эти строки в рифму, но на всеобщем Айна это звучало задорно и гармонично. А если учесть, что выбранное бардом «отшлёпал» часто употреблялось местными в сексуально-постельном плане, то песня получилась с откровенно пошлым контекстом. Бард уже ушёл с песка, а трибуны ещё почти десять минут орали задорный припев. Главный распорядитель сперва пытался призвать к тишине, а затем махнул рукой и дождался, пока зрительский ажиотаж пройдёт сам собой.
Да, теперь Парави Малик не будет жизни в Триесе. Единственным выбором для неё я вижу, как можно быстрее покинуть город и никогда сюда больше не возвращаться. Подобные прилипчивые песенки не забываются. Было ли мне жалко девушку? Нет. Она осознанно рисковала жизнью, провоцируя меня, а в ответ получила убитую репутацию, и меня полностью устраивал такой, несколько асимметричный, ответ за мою отрубленную косу.
По завершению бардовских выступлений на песок вышла целая делегация жрецов. Под каноничные речитативы священных текстов они своими босыми ступнями изобразили на песке арены Изначальное Древо. А затем, взяв каждого из участников гранд-финала за руки, провели нас по всем изгибам его ветвей, довели до самых корней, где мы и выпили ритуальное зелье, которое временно заблокировало нам троим доступ к энергии Ядра. После этого нас развели по разным частям арены, где уже над каждым индивидуально был прочитал финальный стих ритуала и был задан вопрос:
— Принимаешь ли ты, Рэйвен из Сиэтла, Великое Древо?
— Принимаю, — ответил я.
Едва эти слова были произнесены, как невероятная тяжесть упала мне на плечи. Из лёгких словно насильно выжали весь воздух. Я будто мгновенно стал невероятным слабаком, неспособным даже удержать копьё, или попал на планету с силой тяжести минимум вдвое большей чем земная. На самом деле мир вокруг не изменился, и моё тело осталось прежним, просто оно лишилось подпитки Ядра и стало обычным, таким, каким было на Земле. И привыкнуть к этому было не так легко, как могло показаться на первый взгляд.