Стратегии выдающихся личностей - Страница 20

Шлиман думал об отце-тиране почти с ненавистью, перемешанной с вычурной учтивостью, которая явно относилась не к области чувств, но являлась вопросом престижа преуспевающего сына. Об отце, по словам Генриха Штоля, биографа Шлимана, он думал не иначе как о тиране, который «загнал в могилу его мать, лишил его самого радостей детства и спокойно, без всяких угрызений совести, оставил бы его в нищете». Но это патологическое недоверие к родителю, смешанное со злостью на него, породило в нем самом не только устойчивое намерение надеяться исключительно на собственные силы, но и развивать их, применять по назначению, добиваться высоких результатов. Когда же упорство и развитая работоспособность позволили ему занять высокое социальное положение, из соображений престижа и вследствие намерений следовать вечным ценностям Шлиман боролся с собственным непреодолимым отчуждением, «регулярно» посылая престарелому отцу «значительные суммы», арендовав для него приличное имение.

Знаменитый датчанин, один из тех титанов, на которых позже опирался патриарх психоанализа, горбатый и перекошенный Сёрен Кьеркегор являл собой образчик подавленности, меланхолии и тоски. Детские комплексы довершало деспотичное отношение отца, «человека с тяжелым и мрачным душевным складом». Вполне естественно, что хилый и болезненный мальчик с искривленным позвоночником не общался со сверстниками – будучи объектом насмешек в любой ситуации. Но размышления о своих возможностях и фанатичная жажда компенсации привели его на литературное поприще.

Бетховен испытывал к отцу, скорее, не ненависть, а зловещую досаду, ощущение отпечатка чего-то грязного и несовершенного, недоведенного до возможного развития. Алкоголизм отца, его неспособность раскрыться как музыканту, его фактическая неполноценность как опоры семейства включили в представлениях юноши определенный механизм противодействия ситуации. Роковые события, и в том числе смерть матери, ответственность вместо отца-неудачника зародили в нем желание добиться чего-то значительного, отделяющего его от родителя заслоном достижений. Опираясь на признание окружения, созданную психологическую установку, он начал путь восхождения к славе. Но первым стимулом, первородной мотивацией все-таки были жуткие отношения с отцом и рожденная из них фрустрация.

Говоря об этом виде фрустрации, следует заметить, что она нередко приводит личность ребенка к пограничному состоянию; именно не сложившиеся отношения с отцом чаще всего смещают восприятие в область деструктивного. У представителей мужского пола это может проявляться в желании насилия, разрушений, уничтожения всего без разбора, у представительниц женского – в неверии в себя, сложнейшем комплексе женской недостаточности, притуплении инстинкта материнства и неспособности жить в семье. К примеру, большинство ярких деструктивных личностей, таких как Чингисхан, Гитлер, Сталин, Распутин, имели непреодолимо негативные отношения с отцами. Нерон слышал об отце не иначе как о подонке.

Фрустрацию социального отторжения также следует считать одним из крупнейших стимулов для самоорганизации и уверенного преодоления преград. Распространенные ее разновидности – бедность, принадлежность к низшему классу, напоминание в микросоциуме о несоответствии положения, о более низком статусе. Этот вид фрустрации вызывает необходимость «доказательств» социальной полноценности и слишком часто уводит в русло творческой деятельности по той причине, что великие творцы во все времена занимали исключительное место в социальной иерархии. Но конечно же, нередки и симметричные ответы личности, стремящейся к власти и финансовому изобилию. Однако, как и предыдущий вид фрустрации, продолжительное социальное отторжение, притеснения и выдавливание из своего социального пространства способны вкупе с другими негативными факторами привести к доминированию деструктивных импульсов. Примеры Чингисхана, Ивана Грозного, Гитлера, Распутина, Саддама Хусейна напрямую связаны с решительным отказом социума принять их в качестве целостных образов личностей; социальные противоречия вкупе с другими раздражителями стали для них серьезным стимулом для ухода в плоскость обитания демонов. Стоит принять во внимание, что так же, как потеря родителей, противостояние с отцами, социальное отторжение подвигают личность к нарушению принципов добра и защиты жизни лишь в тех случаях, когда у них появляется возможность поступательного и безнаказанного вовлечения в насилие и разрушение. Таким образом, для области деструктивного эти проявления фрустрации оказываются в большей степени сопутствующими факторами, тогда как для рождения масштабного творца, крупного лидера социальные противоречия имеют позитивные последствия. Они ведут к закалке духа борьбы, к пониманию необходимости действовать, думать, полагаться исключительно на себя.

Финансист вселенского масштаба Джордж Сорос прошел через удручающие унижения нищеты, голода и страха смерти во время войны. Кажется, именно эти испытания дали ему основной импульс к идее и победам. Позже он поставил перед собой ясную цель: достичь такого уровня обладания богатством, чтобы его положение являлось неоспоримым, неприступным и влиятельным. Подрабатывая носильщиком на вокзале или дежурным в бассейне, он всегда с дикой отрешенностью думал об одном – как заработать большие деньги и вырваться из плена порочной зависимости от бедности, которая делала его безликим и подталкивала к унизительной работе. А еще он постоянно читал и скрупулезно добывал знания в Лондонской школе экономики. Потому можно утверждать, что его пресловутая «молниеносная решительность» при принятии масштабных сделок является не чем иным, как результатом продолжительного развития. Но что сделало Сороса иконой финансового мира, если не страх нищеты, угроза оказаться за скобками верхней социальной прослойки общества?

Железная леди Маргарет Тэтчер в молодости испытала, что значит оказаться изгоем из-за социального несоответствия. Ключевым событием в процессе ее становления стала фрустрация неразделенной любви к молодому человеку графского происхождения. После того как «дочери бакалейщика» популярно растолковали, почему она должна забыть о своих тайных притязаниях, шипы колючей действительности надолго впились в сердце девушки, сделав ее заложницей глобального успеха. Вот тогда-то и начали выковываться ее стальные тиски, в которых она могла держать целую нацию, лишь бы всем были заметны доказательства ее величия.

Драматург Бернард Шоу, писатели Антон Чехов, Джек Лондон и Максим Горький, живописец Марк Шагал, актер и мастер боевых искусств Брюс Ли, законодательница мира моды Коко Шанель, танцовщица Айседора Дункан, актрисы Мэрилин Монро и Софи Лорен, покорители сцены Мадонна и Майкл Джексон – все эти известные имена, звук которых у многих вызывает трепетное благоговение, принадлежат людям, в большей или меньшей степени обязанным своим восхождением раннему познанию социальных проблем, перипетиям нелегкой жизни в нищете и вечной борьбе за средства к существованию. Важной общей чертой для них являлось понимание, что помощи ждать неоткуда, а только личная ответственность за свое будущее может изменить его. Такой стимул, как угроза вечной нищеты, являлся универсальным средством помнить о проблеме каждый день. И каждый день действовать. Взять хотя бы легендарного остроумца Шоу, который, осваивая амплуа мастера пера, за пять лет написал пять романов (кстати, не имевших успеха). «То были годы ученичества, и я преодолевал их со всем упорством, на какое способен робкий, недовольный собой ученик, проходящий курс у строгого учителя (а учителем этим был я сам), у учителя, которого нельзя ни задобрить, ни обмануть, и я, чтобы не потерять уважения к себе, упорствовал в своих занятиях, несмотря на полное безденежье, а оно дважды (меня до сих пор передергивает, когда я вспоминаю об этих критических моментах) означало и рваные башмаки, и обтрепанные манжеты (приходилось подравнивать бахрому ножницами), и бесформенный от старости цилиндр…» – вот глубокие зарубки воспоминаний, оставленных на древе жизни драматурга.