Стратегии счастливых пар - Страница 26

И вот Ростропович, ворвавшись в жизнь Галины Вишневской ураганным порывом, выхватил ее из привычной размеренной рутины, поставил точку на заурядной семейной жизни, вселил уверенность в новую, совершенно иную, бурлящую, как поток, реальность. Он сразу повел себя так, что стало ясно: на карту поставлено все, абсолютно все. Его отчаянные, на первый взгляд мальчишеские, порывы, постоянные подношения цветов, артистичное швыряние под ноги любимой пальто (чтобы она не становилась в грязь), блеск рыцарского поведения, может быть, даже вместе с шокирующими признаниями, – всего этого у нее доселе не было, и это пробудило ее чувственность и стало предвестником любви. Воздушность и сказочность происходящего околдовали увлекающуюся Вишневскую. Ростропович, как воин в сверкающих доспехах, пробудил ее, словно царевну, оторвал от вечного сна, впустил в мертвое пространство тишины волнующую и прекрасную жизнь. Но в этом присутствовала и жесткая постановка вопроса – он хотел немедленно вовлечь ее в свою семью (представить матери и сестре, чтобы Галина не успела опомниться), у него абсолютно отсутствовали сомнения в правильности таких поступков, касающихся их общего будущего. Все это придало намерениям влюбленного музыканта серьезность и достоверность. Но главное, что она ощутила всем своим существом его колоссальную ответственность перед ней – то, на чем зиждется любой успешный брак.

Если первый брак Галины Вишневской был скорее актом отчаяния и намерением излечиться от патологического одиночества, второй – стремлением обрести четкую опору и спокойствие в образе придуманного отца-мужа, то третий – с Мстиславом Ростроповичем – впервые явился следствием любви и единства душ, объединенных одной мелодией. Но и этот брак был бы с легкостью разрушен Галиной Вишневской, если бы вдруг ее коленопреклонный рыцарь не оказался сильной личностью с крепчайшим духовным стержнем внутри. В сущности, оба к моменту встречи были еще незрелыми искателями, несмотря на достигнутое уже признание в искусстве. Мстислав Ростропович это осознавал, а Вишневская – скрывала, возможно даже от себя самой. Сначала он увидел в ней просто ошеломляюще красивую женщину; то было время расцвета ее женственности, она уже блистала на правительственных приемах, а в кулуарах Большого театра даже ходила шутка, что «весной на Вишневскую тянет». Она увидела в порывистом, импульсивном и в чем-то одержимом молодом человеке подкупающие и причудливые замашки ухажера-аристократа, дворянина, человека редкой артистичности, которая была ей так близка. И если бы не одухотворенность и неугасимое стремление к саморазвитию, которые жили в них, эта связь так и осталась бы яркой вспышкой короткого увлечения в памяти каждого. Но именно неожиданное проявление завораживающей духовности предохранило этот союз и спасло его от разрушения, оно, при известной склонности Вишневской к флирту (следствием все того же ненасытного поиска любви, вынесенного из болезненного детства), стало преградой любым «антисемейным» настроениям.

Нельзя не отметить еще одну черту этого союза, которая, не исключено, имела фундаментальное значение. Речь идет о психотипах родителей Мстислава Ростроповича и его неосознанном стремлении подобрать себе психотип, соответствующий материнскому или максимально схожий с ним. Так, мать музыканта, по словам Галины Вишневской, «была сильна духом и семейством своим распоряжалась, как адмирал на флагманском корабле». Сама Галина, закаленная своей брошенностью, отчуждением родителей, блокадой в Ленинграде, послевоенной разрухой, всегда умела находить парадоксальные решения из безвыходных ситуаций. Она, в отличие от опекаемого мамой и сестрой младшего ребенка Славы, самостоятельно прошла более сложный, совершенно самостоятельный жизненный путь и была явно более сильной личностью, чем ее романтический избранник. Мстислав чувствовал ее внутренний запал, ее неисчерпаемые запасы силы и энергии и стремился к ней, увлекаемый не только страстью к красивой, роскошной женщине. Робкого мальчика, живущего в глубинах его естества, тянуло к ее материнской нежности, теплу ее всеобъемлющей натуры. У самой Вишневской, наоборот, сил было достаточно для двоих, но ее детские переживания с ущемленным желанием чувствовать любовь отца и любить самой стремились обрести нечто такое, что было бы антиподом ненавистного отца и в то же время вызывало бы любовные сотрясения души, способные залечить детскую рану. Любовь, уверения в том, что это чувство искреннее, возвышенное и, главное, не принесет мук отчуждения, которые дал ей отец, гнали Галину в объятия Ростроповича. Этот мужчина был не похож на отца всем, но особенно умением дарить любовь, и это в итоге явилось ключевым моментом при принятии решения и, само собой разумеется, основой дальнейшей жизни с ним. Кстати, пресловутая способность Галины Вишневской резко и немедленно разрывать отношения с мужчинами, с которыми она пыталась создать семью, также свидетельствует о силе ее женской натуры. И еще – об устойчивом желании, несмотря на ранние незрелые решения, испытать семейное счастье, которое втайне влечет каждого.

Взаимодействие, взаимный межличностный обмен на уровне эмоций, общее мировосприятие и духовное понимание окружающего, видимо, является важной особенностью союза Ростроповича и Вишневской. Каждому из них, вполне уверенно чувствующих себя в своей профессиональной сфере, не хватало интимного, душевного и чисто человеческого общения. Их признание уже состоялось, каждый прошел тернистый путь самореализации и духовного роста, не только преодолев притяжение обыденности, но и оставив далеко позади ближайшее окружение. И все же они находились в какой-то эмоциональной пустыне, окутанные пеленой одиночества, лишенные духовной гармонии. В их жизнях, которых уже коснулись лучи славы, почти не было душевной теплоты и любви, отсутствовала страсть. Потому их встреча произошла как бы за пределами плоскости искусства, которому каждый оставался безмерно предан; их душевное единение, переросшее в эмоциональный взрыв, произошло совсем на другой планете. В результате осуществилось сцепление, как в шестереночном механизме, тех частей личности каждого, которые отвечают за беспредельно тонкое, глубоко человеческое, упрятанное в душе. И уж только потом, много позже, они узнали иную, профессиональную сторону жизни друг друга, изумившись собственной славе не только в микросоциуме, но и во всей стране. Вот как об этом говорила Вишневская: «Не видя никогда друг друга на сцене, мы не создали никаких иллюзий в отношении друг друга. Наоборот, человеческое общение, не прикрытое блестящей театральной мишурой, выявило самые естественные и искренние стороны как его, так и моей натуры. Сюрпризом оказалось то, что он – большой музыкант, а я – хорошая певица». О чем идет речь? Не о том ли, что произошла встреча двух психологически зрелых личностей, потенциально способных любить и подсознательно стремящихся к любви. Каждому из них нужно было заполнить пустующее пространство в душе, и потому встреча произвела эффект молнии: вспыхнув, высветила, озарила все человеческое и земное, которого им до сих пор недоставало, заставив решительно устремиться навстречу друг другу.

Их профессиональная деятельность впоследствии только укрепила межличностные отношения, но никогда не ставилась выше семьи. Она лишь заняла место одной из форм общения, наполнив семью чувством завершенности и какой-то царственной харизмы, излучаемой во внешний мир. Те, кому казалось, что музыка и самовыражение Ростроповича и Вишневской в искусстве являются основой их союза, глубоко заблуждались. Музыка стала дополняющим штрихом и представила возможность находиться вместе, отдаваясь одному, понимаемому каждым делу. Объяснение этому феномену дала сама Вишневская: «Искусство наше существовало рядом, отдельно, и если нам случалось встречаться в нем – здесь было все далеко не так гладко, как в семейной жизни: слишком нетерпимы и индивидуальны оказались мы каждый в своем деле, и хорошо, что в первые годы нашей супружеской жизни мы редко выступали вместе». К словам певицы, пожалуй, следовало бы добавить, что обе личности, жаждущие саморазвития почти так же, как и любви, не только не препятствовали взлету друг друга, но и стимулировали его, ведь успехи одного лишь усиливали интерес к другому. Вместо ревности тут присутствовало искреннее восхищение, порожденное, конечно, уверенностью в себе и высокой собственной самооценкой, осознанием значения самореализации личности в жизни каждого и в жизни общей. Никто никого не сдерживал, предлагая лишь заботу, доверие, сопереживание, бережное отношение к внутреннему миру. Естественно, это было совсем иное явление, нежели безропотное молчаливое наблюдение Марка за ростом жены; тут присутствовало совпадение образов: сначала на психологическом, эмоциональном уровне, затем с восторгом обнаруженное соответствие в плоскости самореализации. Каждый из них оставался самодостаточной, сильной и насыщенной энергией натурой. И то, что две глубокие личности наладили меж собой энергетический обмен и поделились духовной силой, породило могучий союз, неординарное для советского режима явление, отдавшееся гулким эхом в коридорах его монументальных строений.