Стратегии гениальных женщин - Страница 16

Каждый ребенок из такой семьи быстро осознавал свою роль, становясь взрослее, коварнее и изворотливее в десятки раз быстрее, чем его сверстники из обычных семей. Неизменный привкус смерти, опасность во всем, с чем соприкасались дети Германика, делали их безжалостными и бесчувственными. Единственной защитой от неминуемой гибели была власть, поэтому стремление к ней приобретало какой-то патологический и фатальный характер.

Когда у Германика и Агриппины Старшей появилась девочка, которой дали имя матери, в семье уже подрастали три наследных принца: Нерон, Друз и Гай. Как было принято, ее оставили в Риме в императорском дворце, где под строгим присмотром не желающей стареть владычицы Ливии взрослели все наследники империи, кроме Гая, которого Агриппина Старшая, необычайно смелая и мужественная женщина, постоянно держала возле себя, неизменно сопровождая мужа в военных походах. И дело было не только в том, что она не доверяла Ливии, ожидая от нее подвоха, но и в стремлении Агриппины разными способами уберечь своих детей. В том числе и от влияния Ливии, коварство которой она вполне осознавала, но могла ему противостоять. Вслед за Агриппиной в семье, где муж и жена действительно любили друг друга, на свет появились еще две девочки – Друзилла и Ливилла. Небезынтересно, что к тому времени, когда Агриппина Старшая обрела материнство, два ее брата-наследника уже были уничтожены, третий находился в безвременной ссылке, а сестра была отправлена в пожизненное изгнание. Казалось бы, интуитивно женщина производила потомство, которое, как в дикой природе, должно было самостоятельно бороться за свое выживание. Наблюдая, как умирают наследники, она осознавала, что ее потомству уготовано тяжелое будущее, но лелеяла надежду, что кто-нибудь из детей все же выживет. Поэтому каждая новая клетка жизни, являвшаяся миру усилиями Агриппины Старшей, была пропитана бесконечным духом борьбы за жизнь; давая жизнь своим детям, мать пыталась привить им иммунитет от изощренной магии умерщвления, ибо им надо было выжить в мире, где естественный отбор неизменно заменяла твердая и безжалостная рука человека.

Все дети обладали хорошим здоровьем, были физически развиты и получили исключительное воспитание и образование, наблюдая между тем за свирепыми нравами римской элиты и слушая рассказы о многочисленных, леденящих воображение способах устранения конкурентов. К тому времени, когда маленькая Агриппина уже могла как-то осмыслить происходящее вокруг себя, насквозь пропитанная ядами императорская семья давно погрязла в многочисленных преступлениях, утопая в бесконечных лужах собственной крови. Из событий, которые могли наложить отпечаток на ее восприятие действительности, было подчеркнуто восторженное отношение населения столицы к ее родителям. Во время победоносного триумфа отца и в ходе бесчисленных религиозных празднеств маленькая девочка интуитивно осознавала свою исключительность и принадлежность к какому-то высшему, казалось бы недосягаемому, сословию. Вместе с этой исключительностью внутри девочки поселился и страх – она с безмолвным ужасом наблюдала, как популярность отца и матери бесит ее могущественную и злобную прабабку Ливию. Агриппине было четыре года, когда ее отец Гай Германик был отравлен в Сирии. Девочка, несмотря на столь ранний возраст, поняла, почему это произошло. Когда ее не ведающая страха мать с прахом отца и в сопровождении ее брата Гая, прозванного солдатами отца Калигулой, и младшей сестры Ливиллы вернулась в Рим, Агриппина была ослеплена популярностью и магическим ореолом своих родителей. Напряжение и смятение царило повсюду, оно охватило даже императора Тиберия и Ливию Августу, которые не рискнули показаться на погребальном шествии. Достаточно было искры, чтобы в столице возникли беспорядки, погромы и даже открытое противостояние принцепсу (естественно, страсти разжигались опытными противниками Тиберия), которого почти открыто винили в смерти ее отца. Об этом говорили повсюду, а охваченная жаждой мести мать Агриппины с гневом и презрением открыто бросила обвинения в лицо Тиберию. Император сдержал плевок, надолго затаив злобу. Да и хитрая Ливия не позволила ему быстро расправиться с непокорной и отважной женщиной – слишком очевидным было бы такое преступление. Ведь кроме того, Агриппина Старшая была единственной внучкой Божественного Августа, находящейся в то время в Риме, и единственной из женщин императорской семьи, действительно пользующейся откровенной любовью и уважением простых римлян.

Противостояние матери императору длилось довольно долго, и быстро взрослеющая Агриппина, естественно, не могла не понимать, что ее участь предрешена. На глазах девочки с поразительной динамичностью разворачивались потрясающие события, и она порой даже удивлялась, как удается выживать Агриппине Старшей так долго. Но целая цепь обстоятельств неожиданно продлили жизнь внучке Августа. На арене появился новый игрок, которого сначала никто не брал в расчет. Начальник преторианской гвардии Элий Сеян после возвышения Тиберием совершил ряд шагов, которые поставили его в один ряд с наследниками и сделали угрозой самому принцепсу. Сеян собрал всю беспрекословно повинующуюся ему гвардию в одном месте и добился любви Ливиллы, сестры Германика, состоящей в то время в браке не с кем-нибудь, а с сыном самого императора Тиберия. Обольщенная молодая женщина помогла любовнику отправить в мир предков своего именитого, но недалекого мужа. В результате Агриппина Старшая с ее тремя сыновьями стала для теряющего контроль Тиберия противовесом Сеяну. У и без того мрачного Тиберия, превратившегося после смерти сына из статного воина в озлобленного мстительного старика, больше не было наследников, зато оказалось много причин объявить таковым брата Агриппины Нерона Цезаря.

Все участники римской сцены играли свою большую игру, в которой Агриппина Младшая едва ли что-нибудь понимала. Зато на примере матери она начала усваивать, что и неприступная твердость камня может быть подточена лестью, хитростью и хорошо спланированной интригой. А использование вечных предателей воли – человеческих инстинктов – может столкнуть силу камня с еще большей силой… Непрекращающаяся цепь смертей вокруг закалила ее и перестала волновать юные чувства, хотя женская интуиция и ранний жизненный опыт уже подсказывали, что причиной всего сущего является власть. Она с удивлением и смутным трепетом взирала на подобострастие сенаторов и знатных людей столицы, приходящих к горделивой аристократке Ливии, старухе с изысканными манерами, царственной осанкой и тонким вкусом, почти бесчувственной в своей власти над миром. Ливия выглядела, пожалуй, даже лучше собственного сына-императора, и девочке казалось, что могущественная и холодная тень железной женщины следует в Вечном городе повсюду, ее удивительная осведомленность изумляла и страшила одновременно, ее решительные действия вызывали неподдельное уважение. Агриппина не могла не восхищаться этой безумной и одновременно величественной старухой, которой пыталась противостоять ее собственная мать. В матери было слишком много благородства и мужественности, но она действовала чересчур прямолинейно и бесхитростно, чем заметно проигрывала пленительному коварству Ливии. Агриппина была старшей из дочерей Германика и легче впитывала основы выживания в доме Августы.

Ключевым моментом в формировании жизненного стержня Агриппины стало низвержение ее матери. Агриппина Старшая, безусловно, была лучшей из женщин своего времени и одним из наиболее ярких женских образов в истории. Ее верность, необычайная энергичность и неистовый напор влюбляли сторонников и порой озадачивали врагов. Но, как и прямолинейное благородство Германика, арсеналы Агриппины Старшей оказались бессильными против изобретательности и коварства двора, испепеляющего все вокруг. Старшая дочь поняла причину уязвимости матери и сделала однозначный выбор в пользу методов борьбы старухи Ливии. Если Агриппина Старшая была схожа со свирепой собакой, прямо и честно бросающейся на врага, то Ливия, безусловно, была удавом, который тихо выжидает жертву, гипнотическим действом усыпляет ее бдительность, а затем молниеносно и невозмутимо с нею расправляется, не оставляя шансов на выживание. Агриппина Младшая, наблюдавшая со стороны за происходящим, отмечала про себя, что не хочет, как мать, уморить себя голодом в далекой темнице лишь для того, чтобы продемонстрировать свое презрение к Тиберию, свое бесконечное мужество и изумляющую даже стойких современников непокорность. Вместе с матерью сложили голову и два старших брата. Наследный принц Нерон Цезарь умер менее мучительной смертью, тогда как Друз, которого по приказу принцепса морили голодом, прежде чем уйти в мир праотцов, в течение девяти дней с остервенением грыз свой матрас, превращаясь на радость старику Тиберию в беснующееся животное, трепыхающееся в своей предсмертной агонии.