Стратегии гениальных мужчин - Страница 34

Удары Брюс повторял снова и снова, до умопомрачения, и даже разговаривая с кем-либо или занимаясь чем-то другим, он продолжал напрягать мышцы, отжиматься от пола или с силой давить на стену, выдумывая все новые и новые упражнения. Яростный и непокорный, как вихрь, он не признавал никаких авторитетов и вскоре сам прослыл авторитетом среди сверстников. Нутром бойца он понимал, что настоящим воителем может стать лишь тот, кто сам излучает опасность. Хотя Брюс все еще не прекращал хулиганских выходок, «проверяя» на практике выученные приемы, но все же внутри у него уже начались необратимые качественные изменения. Они резко усилились, когда юноша начал запоем читать книги по философии боя, изучать психологию и больше времени посвящать размышлениям и совершенствованию духа. Так вполне обычное желание быть лучшим стихийно переросло у Брюса в неутолимую жажду постичь тайны человеческой воли и духа, что в конце концов неминуемо привело даже такого неуча, каким он был, к самым замечательным учителям на свете – книгам. Забегая вперед, можно сказать, что к концу короткой жизни Брюса Ли в его личной библиотеке только по вопросам боевых искусств насчитывалось не менее трех тысяч томов.

Однако беспутная жизнь еще продолжалась. Конкуренция в среде учеников была так велика, что иногда Брюс позволял себе пускаться и на примитивные хитрости – он вводил в заблуждение других учеников, говоря, что учитель заболел, и таким образом получал больше внимания. В отместку завистники так взбунтовались против Брюса, что ему в конце концов пришлось уйти от своего учителя. Но он отнюдь не бросил заниматься и не оборвал с ним связь. По сути, зерно, посаженное мудрым мастером кунг-фу, начало медленно прорастать в стихийной и всегда беспокойной натуре Брюса. За его глуповатыми мальчишескими трюками и дикарскими выходками уже стояла небывалая любовь к совершенству, может быть, уже тогда он начал смутно понимать, что боевые искусства станут экстравагантным выражением его личности. Ведь он всегда хотел быть не похожим на всех остальных, и он как будто начал нащупывать свой особый, хоть и несколько странный путь.

Учитель указал ему НАПРАВЛЕНИЕ, ПУТЬ же Брюс выбрал сам. Он еще не имел устойчивой идеи, но в то же время был удивительно сосредоточен на одном направлении. Он еще не видел конечной цели, но зато точно знал, что это его дело, и не желал даже думать о чем-либо другом. Пылкое желание завладело всем его существом, и первоначальная навязчивая идея превратилась беспрерывное неугасимое стремление, не доступное слабым и изменчивым характерам.

Когда возраст Брюса приближался к восемнадцати, мать настойчиво посоветовала ему поискать счастья в США, на что он имел полное право, поскольку родился в Сан-Франциско. Мать же просто хотела хоть каких-то перемен в жизни неугомонного и непредсказуемого сына, ибо была убеждена, что в Гонконге вся его жизнь близится к чудовищной катастрофе. Брюс оценил предложение – дома он был никому не нужен, Америка же могла открыть новые перспективы, скрытые от него в Гонконге.

Однако на деле первые несколько лет в Америке были годами тяжелой фрустрации, нахождения на грани между недостижимыми возможностями и необходимостью зарабатывать на жизнь. Они были тяжелым испытанием высокой самооценки Брюса. Несколько лет он просто шел по натянутому канату, причем падение могло оказаться если и не смертельным, то абсолютно разрушительным для еще не созревшей личности. Очевидно, они-то и оказались кульминационной и в то же время отправной точкой в жизни Брюса, поскольку внутренний конфликт, пережитый им в глубине души, не только закалил и подготовил сознание к серьезной длительной борьбе за успех, но и подтолкнул к решительным действиям, готовности к жестоким лишениям, титаническому напряжению всего естества Брюса. Главным достижением первых лет в США оказалось следующее: ему удалось не допустить самого страшного – разрушения собственной самооценки.

Брюс ясно почувствовал, что должен любым путем привлечь к себе внимание. Чего бы это ни стоило, он обязан приковать взоры окружающих к себе. Но понимая, что одним из необходимых условий для этого должны быть еще знания, он вдруг самозабвенно бросился в водоворот учебы. Он молод, силен, он уже обладает страшным, еще не известным в этом мире и потому таинственным оружием. Отступать – просто трусость, сказал он себе однажды. Тем более что Брюс, хоть и терпел в ранней юности поражения, никогда не отступал. Его невыносимое, стремительное, как ураган, естество предпочло бы смерть отступлению. Другими словами, он всегда был готов к смертельной схватке, но сейчас он еще, кроме того, знал, чего хотел, – пробить себе путь к славе, известности и убедительному успеху. А трибуной для этого всего будет кинематограф, всерьез решил дерзкий изгой Ли.

(5 мая 1818 года – 14 марта 1883 года)

Не ставя под сомнение утверждение Карла Маркса о том, что люди не могут рассматриваться изолированно или в отрыве от их социально-экономического положения, справедливости ради заметим, что социально-экономическое положение, как и весь окружающий мир, тем меньше влияет на отдельно взятую личность, чем большие победы служат ей ориентирами. Великие творцы, живущие идеями, и решительные преобразователи, движимые стремительной параноидальной силой, редко оглядываются на мир и часто берут из него слишком малое, чтобы быть подвластным обществу. «Традиция всех минувших поколений, – писал Карл Маркс, – подобно скале, давит на разум живущих». Он, безусловно, был прав. Но победители заботятся не столько о тяжести, которую предстоит нести, сколько об опыте, который можно использовать. Другими словами, победители скроены по-другому, но эти выкройки – их собственная работа над образом.

Сам Карл Маркс, исследуя социальные проблемы и находясь в оковах зависимости от общества, принадлежал к плеяде титанов, которые с легкостью пренебрегали как законами общественной морали, так и своим социально-экономическим поводком. Внешнее выражение его идей – пятьдесят пять томов работ, служащие подтверждением и наличия маниакальных творческих импульсов, и отсутствия критической зависимости от внешнего мира. Удивительный философ-теоретик, давший в руки предприимчивых последователей страшное оружие воздействия на массы, мрачный ученый, повлиявший на ход истории, неистовый человек, безжалостно рвавший всякие тяготившие его связи и успешно реализовавший основную часть своей идеи. В разные времена он воспринимался по-разному. Бесспорно одно: он добился того, чего хотел. А значит, его жизнь, его опыт могут рассматриваться как путь победителя, создавшего себя и свой альтернативный мир.

Рождение в еврейской семье с устоявшимся религиозными традициями действительно могло стать ощутимой преградой любому начинанию: судьба старшего сына фактически была предопределена – Карл в конце концов должен был стать скромным и богобоязненным городским раввином. Трудно однозначно утверждать, откуда в его характере с раннего детства стали проявляться властные, противоречивые и нередко капризные нотки, но уже к четырем-пяти годам они стали хорошо заметны окружающим. Вполне возможно, что одной из причин такого поведения было его подсознательное стимулирование и провоцирование со стороны членов семьи: Карл не только оказался первенцем, но и имел уникальную возможность в первые годы жизни общаться гораздо больше со снисходительными представительницами женского пола, а не с суровыми и требовательными мужчинами.

Похоже, любя отца, он все же с неприязнью относился к его подобострастной еврейской изворотливости и классифицировал ее не как умение приспосабливаться к сложным условиям бытия, а как обычную человеческую слабость. Он, несомненно, в глубине души осуждал те поступки отца, где родитель беспринципно шел на компромисс с убеждениями: например, когда существование еврея Гиршеля Маркса стало проблематичным, отец-Маркс без смятения в сердце превратился в немца Генриха и не менее легко стал почтительным христианином. Не исключено, что именно это вкупе с осознанием назначения религии как универсального механизма влияния на массы в зрелости предопределило крайне негативное отношение Карла Маркса к вере вообще. Осознав, как легко его родной отец манипулирует святая святых – духовностью – ради обычных мирских выгод, Карл вряд ли проникся к нему уважением. Более того, и само стяжательство отца вызывало у быстро взрослеющего Маркса определенную неприязнь – словно в знак протеста против жилки предприимчивости родителя Карл никогда в будущем не предпринимал активных попыток зарабатывать деньги. Отвергая отцовские уловки, предназначенные для облегчения жизни и приобретения материальных благ, сын становился нарочито прямолинейным и почти выпячивал свои действия, создающие диссонанс с родительскими наставлениями. Хотя броское, а порой и вызывающее поведение в будущем явилось причиной многих проблем, Карл был доволен: как все демонстративные личности, он принимал активное участие в составлении оригинальной мозаики собственного портрета, или, лучше сказать, в создании мифа о себе. Причем этим он вполне осознанно начал заниматься с весьма раннего возраста – уже в первые студенческие годы Карл Маркс старательно отращивал бакенбарды, чтобы его образ был поувесистее.