Стратегии гениальных мужчин - Страница 31

Как впоследствии свидетельствовал сам Фромм, именно трагедия и фатализм войны более всего встряхнули его и заставили трезво и беспристрастно взглянуть на суть человеческих побуждений. Он словно пережил ужасающий болевой шок, заставивший пристально вглядеться в скрытую сторону иллюзий. Хотя долгое время это были лишь вопросы без ответов, неосознанное движение к познанию мотивации поступков современного человека неминуемо привело молодого искателя в цепкие объятия психологии и философии, а позже и психоанализа. Что касается приобретения идеи, то можно полагать, что в этот период свершился первый шаг к той горе, на вершину которой он будет взбираться в течение всей оставшейся жизни: Фромм навсегда проникся интересом к конкретной сфере знаний, а где-то вдали уже маячили смутные очертания ответов на бесконечно волнующие его вопросы. Подобно большинству великих исследователей и первооткрывателей, Фромм продвигался к собственной формулировке жизненной задачи постепенно, как по извилистому серпантину в горах. Но путь этот был неизменно направлен ввысь, несмотря на зигзаги, порой длиною в годы. В пути Фромма, пожалуй, даже нет ничего необычного, кроме, разве что, необыкновенной последовательности и четкого следования приоритетам. Любопытно, но даже с родственниками он мало поддерживал связи, фактически отказавшись от традиционного принципа своей нации. Лишь с двоюродной сестрой, которая стала психоаналитиком, он искренне общался долгие годы. Этот факт достаточно примечателен, поскольку отражает значительную часть его жизненной стратегии, стремление к абсолютному сосредоточению и решительному отказу от всего, что однажды было определено несущественным в жизни.

Действительно, Фромм отдавал колоссальное количество времени, казалось бы, банальному обдумыванию и беспрерывному анализу изучаемых материалов. Может быть, эта тщательность и сосредоточенность и привели будущего ученого к неординарным учителям, которые ненавязчиво приложили руку к строительству фундамента довольно оригинальной жизненной концепции. Однако едва ли это было случайностью или везением. Отнюдь, Фромм сам добивался доступа к умам, способным осветить его собственный путь, и стоит признать, неплохо преуспел в этом. Как настаивает биограф Эриха Фромма Райнер Функ, лишь к тридцати годам тот закончил свое образование как психоаналитик. Это, кстати, показательно, поскольку перечеркивает слишком преувеличенные предположения о значении возраста при приобретении и реализации идей. При этом Фромм на своем примере продемонстрировал, что получение образования фактически не играет роли в процессе достижения успеха. За исключением, может быть, открытия нового круга общения, насыщающего пытливый ум свежими мыслями и ростками будущих великих идей, которые надо чутко уловить, осмыслить и развить. По сути, длительный образовательный процесс лишь замедляет рождение мыслителя, поскольку отвлекает его от собственного голоса.

Действительно, Фромм продвигался несколько иным путем, делая ставки преимущественно на самообразование и глубокое изучение тех наук, которые казались ему наиболее важными. Воспитанный в среде, где поколениями привыкали мыслить шире общепринятого ограниченного поля зрения, он не мог позволить себе жить лишь в рамках наставлений, полученных в университетских аудиториях. Используя любые возможности, демонстрируя стремление и определенную настойчивость, Фромм вскоре сумел добиться близких доверительных контактов с целым рядом известных аналитиков-иудаистов. Эти немногочисленные и очень авторитетные учителя, магнитом своего обаяния притягивавшие наиболее способную и талантливую часть еврейской молодежи, дали Фромму гораздо больше новых импульсов, нежели все университетские лекции. И вовсе не потому, что лекторы были никудышными, а проповедники гениальными. Основа секрета коренится в том, что Фромм сам сделал выбор и сам к нему пришел, настроившись на поглощение как можно большего объема новых и часто культовых знаний. Если раввин-мистик Нехемия Нобель показал Фромму «специфический духовный и интеллектуальный мир», то философ Герман Коген развил отчетливое стремление к инициативе, а иудаистский мыслитель Залман Рабинков помог наложить древние, изложенные в Талмуде идеи на современную культуру… Именно в связи с размышлениями о Рабинкове Фромм впервые употребил понятие «культура протеста», что позже легло в основу его собственной идеи о построении жизненной модели творческой личности. Каждый из учителей дал нечто свое, являющееся уникальным. Учителей было достаточно, а Фромм податливо впитывал все лучшее, что они могли дать. На фундаменте из этих достаточно своеобразных знаний он уже составлял свою собственную мозаику.

Движение к идее у Фромма оказалось плавным процессом, порой кажущимся непринужденным и даже естественным. Но только на первый взгляд. Невозможность получения ответов на весь спектр волнующих его вопросов, с одной стороны, и открытый учителями путь к познанию при высоком уровне религиозности – с другой, привели его к настойчивому и вполне осмысленному поиску гармоничного восприятия всего происходящего вокруг. Фромм ощутил четкое желание углубиться именно в те области знаний, которые позволили бы обобщить существующие понятия о конструктивных жизненных моделях, позволяющих нравственно и духовно совершенствоваться человеку в течение всей жизни, не попадая под власть денег и не теряясь в водовороте обывательщины. В связи с избранным курсом на собственное религиозно-гуманистическое развитие молодой Фромм скорректировал и обучение в университете, сосредоточившись на гуманитарных науках и изучении языков: английского, французского и латыни.

О Фромме с уверенностью можно сказать, что он избежал чрезмерного воздействия колоссов от психоаналитики и философии. Хотя их идеи послужили опорой для разработки его собственной, Фромм предпочитал ориентироваться на собственный синтез происходящего. В значительной степени это было обусловлено развитым в раннем возрасте невероятно высоким уровнем самоуважения и уверенности в себе. Хотя также нет сомнения, что он подвергался влиянию окружения. Например, влиянию известной в психоаналитических кругах Фриды Райхманн, которая была на десять лет старше будущего мыслителя и на которой он в конце концов женился.

Может показаться, что Фромм тщательно примерялся, прежде чем сделать каждый новый шаг. Но это связано не с робостью, а скорее с желанием представить неоспоримые доказательства своего обновленного анализа. Напротив, Фромм после длительного синтеза чужих идей всегда действовал радикально. Например, он сумел порвать с Рабинковым, когда осознал, что его путь должен отличаться от интерпретаций учителя. Из пытливого студента он медленно преобразовывался в основательного мыслителя с собственной очень действенной и часто завораживающей аргументацией. Уже в те годы обескураживающая искренность его наставлений овладеть миром в той мере, в которой каждый из людей способен это сделать, заметно выделяла его из числа пассивных исследователей мироздания. И это были до конца конструктивные наставления, основанные на внутренних силах человека и его потенциальной способности вознестись над временем и пространством. Хотя во многом судьбоносные мысли Фромма основывалась на ростках идей, полученных от интеллектуально сильных наставников, он сумел осознать важность адаптации их наследия, как и наследия древних духовных пророков, к новым понятным реалиям современного мира. Примечательно, что Фромм не ограничился использованием религиозного опыта лишь той среды, в которой он воспитывался и рос. К примеру, развивая свою идею, он сумел найти рациональные зерна в буддизме, зато решительно отверг сионизм и никогда не поддерживал государства Израиль.

Собрать все рациональные идеи и знания воедино, осуществить их синтез и выдать миру тщательно отфильтрованные результаты этого анализа (на понятном современному человеку языке) – для этого Фромму потребовалось увязать различные философские интерпретации: от Аристотеля и Спинозы до Ницше и Маркса. Кроме того, Фромм сумел оживить абстрактные философские учения древних мыслителей, влив в них жизнь и энергию более современных наук: психоанализа и социологии. В этом состояло ядро новой идеи, макроидеи Эриха Фромма.