Страсти по Луне. Книга эссе, зарисовок и фантазий - Страница 52

И еще одна черта: отсутствие жалоб. Встречаются две парижанки и после обязательных поцелуев начинают ворковать о делах насущных. Во время воркования повторяется многократно слово «сова».

– Как дела?

– Сова.

– Как дети?

– Сова.

– Как работа?

– Сова.

Любовь? Сова.

И так далее. «Сова» (собственно, да. va) означает «нормально». Коротко и динамично. Никаких излишних проблем. Прилетел в Москву, позвонил старому приятелю, и он вывалил на меня кучу своих забот: как себя чувствует, как лечится, что говорит врач, что он думает сам по этому поводу… И все серьезно, обстоятельно и со слезой. Нытье – это на

ша, увы, национальная черта. И вообще мне кажется, что Россия – это страна Уныния.

Еще раз подчеркну, что Париж – не обетованный город, там у каждого круг своих проблем (они тоже мечутся в кольце забот «dodo-Metro-boulot», т. е. сон- метро-работа). Но парижане их не жуют, а стараются решать. А может, иногда и не решают, пускают на самотек: проблемы частично рассасываются сами собой.

Что еще поражает в Париже? Еще раз скажу: кафе.

Лично я оттягивался в кафе Сары Бернар. Знаменитая парижанка, актриса, сыгравшая роль Гамлета. За бокалом пива я сидел в кафе и вспоминал ее слова: «…Жизнь слишком коротка, даже для долгожителя. Жить стоит лишь для тех, кто хорошо вас знает и ценит и, когда судит, всегда оправдывает, для тех, к кому вы относитесь с той же нежностью и тем же снисхождением. Все остальное – это толпа, веселая или грустная, преданная или вероломная, от которой следует ждать лишь преходящих чувств, приятных или неприятных эмоций, которые не оставляют никакого следа».

Это тоже парижский менталитет…

Говорить о парижанах можно долго (пригласите меня в кафе, и я буду говорить без умолку). Но ясно одно: они мало курят, не лузгают семечки и не напиваются вдрызг, хотя и выпивают один-другой бокал вина (о вине умолчу – отдельная поэма). Парижане скупы. Расчетливы (один сантим франк бережет). И элегантны. Парижский шарм присутствует почти во всех женщинах, хотя далеко не все они длинноноги и красивы (тут мы «впереди планеты всей»).

В Париже много цветных, в основном чернокожих. По крайней мере в метро (в транспорте для бедных и для туристов) каждый третий – чернокожий. Не случайно лидер националистов Ле Пен вывел 1 мая многотысячную толпу на улицы под лозунгом «Франция для французов!». К удивлению всех русских, правые пели «По долинам и по взгорьям шла дивизия впе-

ред…». Кто их научил и какое они хотели «с боем взять Приморье» – остается загадкой. Правда, 30 лет назад, аккурат в мае 1968 года, Париж бушевал, но бушевали в основном студенты и молодежь, подогретая взглядами Бакунина, Троцкого, Мао и Че Гевары. Тогда вышедшие на улицы и все крушившие на них требовали радикальных перемен. Анализируя прошлое, аналитики говорят: мир хочет перемен, но еще не знает, каких. Сегодня вызов конформизму отцов не так силен, как 30 лет назад. Если протест и есть, то вяловатый, и, как говорится, слава Богу: нам хватает и собственной «рельсовой войны».

Но хватит о политике. Не знаю, как у читателя, а у меня на нее аллергия (для меня Александр Минкин – неразгаданный феномен). Давайте лучше поговорим о красотах «столицы мира».

Кто это сказал? Некрасов. Родимый классик. «Угорали» в Париже бесчисленное множество русских людей и корифеев отечественной культуры: Герцен и Тургенев, Шаляпин и Бунин, философы Бердяев и Шестов, балерина Кшесинская и собирательница коллекций Тенишева, поэты и писатели Куприн, Ремизов, Замятин, Мережковский, Зинаида Гиппиус, Тэффи, Ходасевич, художники Сомов и Бакст – перечислять можно до бесконечности. Время от времени Париж захлестывали эмиграционные волны, последняя занесла сюда Виктора Некрасова, Александра Галича, Андрея Тарковского, Андрея Синявского… Это особая большая и грустная тема, и не будем ее касаться второпях.

Многие из русских эмигрантов нашли упокоение на

кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. Оно под Парижем, в 30 км от города.

А пока на Эйфелевой башне горят цифры дней, оставшихся до XXI века. В один из моментов моего пребывания во Франции высвечивало ровное число: 600. Сейчас уже меньше: бег времени неумолим. Но я уверен, что и в XXI веке Париж останется одним из самых притягательных городов мира, будет чаровать своей красотой и изяществом. Париж удивительным образом соединяет прошлое, настоящее и будущее, причем далекое прошлое и нескорое будущее. Примеры -Нотр-Дам и Дефанс.

Можно только удивляться, но строительство собора Парижской богоматери (Нотр-Дам) началось в 1163 году, а завершилось к 1345 году. Описывать собор, его порталы, интерьер, уникальные витражи не буду – об этом много написано. Отмечу лишь, что многие века каменные химеры Нотр-Дама погружены в раздумья о судьбах человечества, которое копошится внизу. Химеры не перестают удивляться, почему люди продолжают совершать одни и те же ошибки и никак не хотят извлекать уроки из истории. Ну а сам Нотр-Дам – шедевр из шедевров, особенно он хорош со стороны живописной набережной Монтебелло.

Еще одна седая древность Парижа – капелла Сент- Шапель, жемчужина готической архитектуры. Эта капелла построена по заказу Людовика IX для хранения Тернового венца, который король приобрел в Венеции в 1239 году. Капелла построена изысканно и оригинально. Пятнадцать ее витражных окон относятся к XIII веку и содержат 1134 сцены из библейских сюжетов. Краски яркие, пламенеющие, глаз оторвать невозможно.

Входной билет в Сент-Шапель стоит 32 франка. Я нахально предъявил свой журналистский билет, который кассирша, опять же цветная женщина, разглядывала и так и сяк, ничего не поняла, но на всякий случай выдала талончик с обозначением «OF», то есть ноль франков.

Между стариной и настоящим стоит сравнительно молодая по возрасту Эйфелева башня, ставшая симво-

лом Парижа. На языке сухой статистики это 10 100 тонн металлических конструкций суммарной площадью 200 тыс. кв. метров, 60 тонн антикоррозийной краски, 35 миллионов болтов, два гектара защитных сеток…

Пожалуй, нет ни одного человека на земле, кто бы отнесся равнодушно к Эйфелевой башне. Одни восторгаются ею, другие возмущены (таких было множество в первое время ее существования), третьи тихо млеют, возносясь лифтом на ее вершину. Хотя можно и пешком – всего 1710 ступенек. Когда-то Владимир Маяковский фамильярно обратился к Эйфелевой башне:

Хорошо, что Эйфелева башня оказалась дамой рассудительной и не откликнулась на приглашение легкомысленного поэта, тем более вскоре решившего покинуть белый свет. Нет, она не стала вдовой в СССР, а осталась в Париже «пастушкой облаков», как называл ее Гийом Аполлинер.

Но пора сказать и о Дефансе, о новом районе Парижа, устремленном в XXI век. Его начали строить как деловой центр в 1955 году, сейчас он имеет законченный вид. Последнее сооружение – Большую арку (La Grande Arche) открыли 14 июля 1989 года. Дефанс – это скопище небоскребов самого разного вида и стиля, которые способны потрясти воображение каждого. Мечта и греза современных архитекторов и инженеров. Не знаю, будет ли когда-нибудь что-нибудь подобное Дефансу в Москве. Попытки есть, и есть даже отдельные небоскребы, но… Впрочем, не хочется обижать наших отцов-градостроителей.