Страсти по Луне. Книга эссе, зарисовок и фантазий - Страница 30

Так сложилась судьба, что все мои «точки приложения» трудовых сил находились в самом Центре, в пределах Садового кольца. И когда я, коренной москвич, очутился в доме Центросоюза на проспекте Вернадского, то воспринял этот район как какие-то выселки, периферию, вовсе не Москву.

Что касается места жительства, то вот почти 30 лет, как я покинул родное Замоскворечье и живу на Соколе, в окружении многочисленных Песчаных улиц. Я полюбил этот район бывших генеральских квартир. Когда-то тут жили Белла Ахмадулина, турецкий классик Назым Хикмет, добрый писатель Дмитрий Гулиа. Я как-то делал материал о нем, который Гулиа очень понравился, и он предложил мне написать что-нибудь о Пушкине (он готовил пушкинский номер в «Литга- зете»), чем поверг меня в ужас. Я и Пушкин?! Да кто

я такой?! Но прошли годы, я «оборзел» и спокойно пишу о Пушкине, Байроне и других корифеях мировой литературы.

В моем новом районе много зелени. По весне зацветают сирень и черемуха, в белом кипенье купаются яблони и вишни, полыхает лиловым иноземным цветом японская сакура. Вполне милый район, если бы не… чуть не скатился на фельетонные выпады, но это противоречило бы общей тональности воспоминаний.

Когда долго живешь в городе, то явственно видишь, как он меняется, а последние годы над Первопрестольной несется настоящий строительный ураган: крушатся старые здания, возводятся новые, реставрируются ветхие. Тут мне пришлось побывать несколько раз в студии Авторского ТВ в Казачьем переулке (все то же Замоскворечье), и я охнул от уже построенных и еще возводимых особняков в стиле московского неомодерна.

Москва хорошеет на глазах. Это с одной стороны. С другой – с каждым годом превращается в жуткий мегаполис, перенаселенный и кишащий людьми и автомобилями. По сравнению с нынешними временами Москва 50-х годов была почти провинциально тиха. Я не имею в виду киллеров и стрельбу, эту примету американского Чикаго, нет, в целом город был спокойнее, уравновешеннее и скромнее (опять же под влиянием тоталитаризма с его железным порядком). Сегодня Москва – город контрастов, город вопиющей роскоши и удручающей бедности. Тут критикуй не критикуй, ничего от этого не изменится. У истории есть свой план и ход развития, и его не перешибешь ничем.

Сегодня, подобно Лермонтову, я могу сказать, что люблю Москву, но «странною любовью»: временами ненавижу, рвусь из нее. Но удивительное дело: возвращаешься домой откуда-то из Вены или Брюсселя – и искренне радуешься, что снова в Москве. Снова дома. Очевидно, это чувство знакомо многим, недаром поэт Серебряного века Константин Бальмонт писал в эмиграции:

Москва – отчий дом. Между прочим, Бальмонт родился в деревне Гумнищи под Шуей, а я в Москве, да еще на Арбате, и – вспомним начальный эпиграф – «рвался вперед, навстречу бытия». Бытие наше именно в Москве. А всякая «загранка» – так, развлекаловка. Побывал, полюбовался и назад – глубже вдыхать «дам отечества».

«Метрополь»… Сегодня это пятизвездный международный отель, входящий в объединение гостиниц «Ин- терконтиненталь». Недоступно-надменный, красивый, валютный. А когда-то он был вполне доступный, народный, если можно так выразиться (ах, эта пленительная идея равенства!).

Во-первых, тут был кинотеатр, длинный как кишка, но вполне уютный. И сюда я приходил смотреть фильмы. Центр, метро рядом, удобно… Во-вторых, даже в свои полуголодные студенческие годы я не раз бывал в ресторане «Метрополь», чтобы в хрустально-накрахма- ленном уюте отведать бульон, съесть котлету по-киев- ски (в 50-е годы наивысший кулинарный изыск) и заказать чашечку черного кофе. То есть устроить себе маленький праздник в великолепии метропольского интерьера, под сводами удивительной красоты стеклянного расписного потолка.

Так что, входя в почти царственные апартаменты нынешнего «Метрополя», я чуточку ностальгировал по ушедшему прошлому.

Ну а теперь исторический экскурс.

На месте «Метрополя» в конце прошлого века находилась гостиница «Челыши». Вместо нее акционеры во главе с Саввой Мамонтовым решили воздвигнуть новую гостиницу, соответствующую облику новой России, переживавшей тогда капиталистический подъем. Был объявлен международный архитектурный конкурс на проект фасада здания. Окончательный выбор пал на проект английского архитектора Вильяма Валькотта. В строительстве «Метрополя», начавшемся в 1899 году,

приняли участие Кекушев, Эриксон, Весневский и другие русские архитекторы, инженеры и строители.

В 1903 году здание было построено, и пораженная Москва ахнула. Рядом со строгими постройками классической архитектуры (Большой и Малый театры) появилось нечто совсем новое, в стиле модерн. Пятиэтажная, массивная, чем-то напоминающая океанский корабль, гостиница возникла у Китайгородской стены. Сразу разгорелись споры: красив «Метрополь» или нет, вписывается в Москву или выламывается из нее?

Недавно ушедший от нас Юрий Нагибин считал, что «Метрополь» построен, как он выразился, с мавританскими причудами группой посредственных архитекторов. Но это личное мнение писателя. Конечно, «причуды» видны невооруженным глазом: в модерн вплетены элементы неоклассицизма, барокко и даже стиля Людовика XIV. Словом, эклектика. Но это как раз тот случай, когда эклектика не раздражает, а, наоборот, приятно ласкает взгляд. «Метрополь» смотрится, а после реставрации особенно. Я бы даже сказал: он грандиозен и впечатляющ.

Фронтон здания украшает майоликовое панно Михаила Врубеля «Принцесса Греза». У этого панно почти детективная история. Савва Мамонтов заказал картину (16 м в длину и 6,36 м в высоту) Врубелю, который работал над ней с редким вдохновением. Картину собирались экспонировать на Всероссийской промышленной и сельскохозяйственной выставке летом 1896 года в Нижнем Новгороде, но… взбунтовались академики, входившие в жюри императорской Академии художеств. По словам художника Коровина, не обошлось без «озлобленной ругани, и ненависти, и проклятий на бедную голову Михаила Александровича». Многие не поняли новаторства Врубеля.

Мамонтов не дал в обиду своего любимца, и картина все же была выставлена в отдельном павильоне. А ее декоративная копия вознеслась над «Метрополем».

«Принцесса Греза» – персонаж модной тогда комедии Эдмона Ростана. Что касается оригинала картины, то он считался долгое время пропавшим и лишь в 1957 году был обнаружен случайно.

Врубель был не единственным художником, который потрудился во имя красоты «Метрополя». Во внутренней отделке здания принимал участие знаменитый архитектор Иван Жолтовский. Потолки расписывал Сергей Чехонин, график и живописец, член объединения «Мир искусства», создатель так называемого «агитационного фарфора». У Чехонина был каллиграфически изощренный рисунок кистью, основанный на стилизации декоративных мотивов русского ампира. Прибавьте к этому искусную работу краснодеревщиков, мраморщиков, чеканщиков, изготовителей фарфора, уникальных люстр и светильников, и вы получите почти музейный «Метрополь».

Четырнадцать лет отвела история «Метрополю» в дореволюционное время. Гостиница была знаменита и посещаема. Не менее популярным слыл и ресторан. Мамонтов имел тут постоянный столик. Частым гостем был Шаляпин. Запомнился его импровизированный «бенефис» по случаю царского манифеста о свободе. Взбудораженный Федор Иванович взгромоздился на стол и оглушил всех пением «Дубинушки». «Эх, дубинушка, ухнем!..» И она ухнула в образе революции. Ухнула так, что от старой жизни не осталось и следа.