Страшный дар - Страница 7

– Напиши своему дяде, – бросил он.

От неожиданности Агнесс приоткрыла рот.

– Дяде? Так у меня дядя есть?

– Даже не один. У тебя полным-полно родни, Неста, да только сквалыги они, каких свет не видывал. Проще из камня выжать масло, чем пару шиллингов из твоих разлюбезных родичей.

– Но где они живут? Куда мне писать?

– А, ты все об этом. Ну напиши хоть скупердяям из Линден-эбби, Йоркшир. Вдруг у них совесть проснется? Хотя сомневаюсь. Вот уж три месяца ничего не шлют. Только учти, что…

Договорить он не успел, потому что его губы, как, впрочем, и остальные черты лица, растаяли в стылом октябрьском воздухе.

Агнесс всхлипнула и от всей души пожелала отцу счастливого пути. Кто знает, вдруг там он завершит хоть одну картину? Рисовать облака несложно, а других пейзажей в раю не бывает. По крайней мере, так следовало из иллюстраций к детской Библии.

Сама же она пошла прочь от могилы и, будучи девочкой воспитанной, вежливо подождала, пока бидль и миссис Стоунфейс, с одной стороны, и разгоряченные шотландцы, с другой, дискутировали о том, уместно ли хоронить пресвитерианина на англиканском погосте. Впрочем, дед МакНаб давно уже спрыгнул с гроба и мерил свои владения хозяйскими шагами, озабоченно хмыкая при виде покосившихся надгробий. Ништо, он их в два счета поправит!

Девочка сделала ему книксен.

– А чего это, внученька, наш бидль тут отирается? – проворчал призрак, гладя девочку по макушке. – Али хочет в работный дом кого уволочь?

Агнесс улыбнулась:

– Меня, сэр, только я с ним не поеду. У меня есть родственники. Они богатые. Они заберут меня в Линден-эбби.

Агнесс едва не посадила кляксу, раздумывая, посвящать ли дядюшку в подробности беседы между бидлем и ее заступником. Глаза мистера Ладдла, когда тот услышал: «Отправляй письмецо, дармоед!», произнесенное бестелесным голосом, но с раскатистым акцентом, она не забудет никогда.

Лучше не посвящать.

Закончив письмо, Агнесс промокнула чернила с помощью пресс-папье и аккуратно сложила листок, но запечатывать не торопилась.

Ее охватило возбуждение, которое всегда предшествует переезду: руки начинают подрагивать, предчувствуя тряску в карете, и решительно ни на чем нельзя сосредоточиться! Рассеянным взором она обвела обстановку гостиной для старших учениц: бежевые обои, местами переходящие в желтизну, колченогая плюшевая мебель с продавленными сиденьями, начищенная до блеска каминная решетка (огонь в мае – непозволительная роскошь!). Письменный стол был придвинут к окну, и Агнесс, чуть вытянув шею, могла разглядеть, как ученицы занимаются гимнастикой во дворе, поднимают гантели и смешно приседают в своих длинных юбках.

Помимо Агнесс в гостиной задержались три пансионерки, которым сегодня нездоровилось по-женски. Доски для выпрямления осанки им перестали привязывать тогда же, когда они сменили длинные переднички на взрослые платья. Так почему бы не развалиться на кушетке в позе одалиски? Нет такой причины!

– Скажи, Несси, а этот твой дядюшка, он ведь холост? – с напускным безразличием спросила Ханна Гудрэм, когда Агнесс встала и разгладила юбки.

– Да, вроде бы.

– Он в летах?

– Если честно, я не знаю. О таком невежливо спрашивать.

Тем не менее у Агнесс имелись кое-какие догадки на сей счет. Каждое Рождество она получала письмо, в котором дядюшка справлялся о ее духовном росте за год. Агнесс почему-то не сомневалась, что рука, выводившая эти твердые буквы, покрыта старческими пятнами. Вот шишковатые пальцы сжимают перо – не обгрызенное, как у нее самой, а белоснежное, без единой зазубринки. Вот шевелятся бескровные губы, лоб прорезает глубокая морщина: мистер Линден переживает за душу племянницы.

К письму прилагалась банкнота в 10 фунтов, которую дядюшка, видимо, считал исчерпывающим подтверждением родственных чувств.

– Но, наверное, ему под пятьдесят, не меньше.

– Старый, – вздохнула Сесиль Лебран, юная креолка, дочь коммерсанта с Ямайки.

– Ах, возраст тут ни при чем! Главное, что он холост! Несси, он ректор или викарий?

– А какая разница? – навострила ушки Сесиль.

– Огромная! Не знаю, как у вас, но у нас прихожане платят десятую часть дохода на содержание священника. Ну так вот, если священнику причитается вся десятина до последнего пенни, он ректор.

– А чтобы стать ректором, надо хорошо учиться в семинарии, да?

– Ах, если бы! Достаточно купить приход у другого ректора, если деньги позволяют. Некоторые так и вовсе покупают два прихода, а то и три.

– Но как же они успевают во всех служить?

– Вот как раз для этого ректор нанимает викария – своего заместителя в приходе. Предоставляет ему дом и платит, сколько не жалко, – вздохнула Ханна.

Все эти хитросплетения были знакомы ей не понаслышке – как раз таким викарием служил ее отец.

– Поэтому за ректора нужно сразу выходить замуж, а за викария… а за викария уже по обстоятельствам, – пояснила она.

Сесиль жеманно пожала плечиками. У нее, католички, до сих пор не укладывалось в голове, что священники вообще могут вступать в брак. Это было странно и даже как будто неприлично.

– Мистер Линден – ректор, – не без гордости поведала Агнесс. – Более того, он младший сын графа. Он, верно, унаследовал бы титул, но его старший брат скончался, оставив сына. Тот сейчас в Итоне. А дядюшка приглядывает за поместьем, покуда мой кузен не достигнет совершеннолетия.

По телу Ханны пробежала дрожь, словно у гончей, взявшей след лисицы.

– Знаешь что, Несси? Забудь все, что я говорила! Ну зачем тебе ректор? Лучше дождись, когда кузен из Итона вернется. А с дядюшкой постарайся просто ужиться. Угождай ему, чуть что: «да, сэр, как прикажете, сэр». Глубокий книксен, глазки опущены, ресницы покорно трепещут… А сама ждешь кузена!