Страшен путь на Ошхамахо - Страница 105
Крымом. Ему легко удалось расколоть и эту, уже и без того слабую, группировку,
перетянуть ее большую часть на свой берег. Тут не обошлось, конечно, без щедрых
подарков и еще более щедрых посулов.
Чтобы никто из соплеменников не забывал о том, откуда он, царский по-
сланник, прибыл, но и помнил также, что он человек для Кабарды свой, Алек-
сандр появлялся на людях то в мундире Преображенского полка и уставном пари-
ке, то в черкеске и кабардинской шапке, и тогда выделялся из окружающих лишь
чисто выбритым лицом. Во время застолий он произносил красивые хохи, тонко
льстил и грубовато острил. Если Черкасский и не слишком искусно играл в ту иг-
ру, которая называется дипломатией, то, но крайней мере, умел произвести впе-
чатление как человек искренний, честный и убежденный в правоте своего дела.
По-настоящему ожесточенный спор разгорелся лишь однажды — во время
пиршества в доме князя Татархана Мурзаева.
Летняя ночь дышала сквозь раскрытые двери кунацкой ароматами влаж-
ных от росы трав и созревающих, яблонь. Сюда же заносило ветерком запахи ды-
ма и конского навоза.
В просторной кунацкой тесно и шумно; колеблются огоньки высоких све-
чей, подаренных гостем, пышут жаром догорающие в очаге поленья; лица людей
блестят от пота и хмельных напитков.
— Воллаги, биллаги, я не понимаю, как можно идти: с гяурами против еди-
новерцев? — кричал упрямый князь Мухамет Кургокин. — Пусть мне это объяс-
нят!
Татархан, к которому сам Петр Первый обращался лично в своем послании,
укоризненно покачал головой и заговорил спокойно, рассудительно:
— Вместо того, Мухамет, чтобы сопровождать божбой каждое слово, ты бы
вспомнил поговорку: «У клыча один закон: раз наточен — рубит он!» И еще:
«Волк жеребенка режет — на тавро не смотрит». Наши единоверцы! Сколько раз
опустошали они землю нашу, сколько людей угнали и чужеземную неволю! И
сейчас они готовятся к новому разорительному набегу. А новый хан требует от нас
уже не три, а четыре тысячи молодых парней и девушек. Бахчисарайские владыки
с их калгами и нурадинами и последние годы стали сменяться быстрее, чем листва
на деревьях, и каждый спешит урвать от Кабарды кусок пожирнее!
— Твое слово мне но душе, князь Татархан, — сказал Касай-бек Атажукин. —
Что значит вера? Это — одежда! А безносому хоть золотую черкеску сшей, красав-
чиком его не сделаешь!
Отверз уста и высокомерный князь Ахлов, поправив на голове высокую
свою шапку:
— Относительно жеребенка и тавра... Как тебе, дорогой Кургокин, можно
объяснить еще понятнее? У меня есть кони всякой породы, а тавро на них одно и
то же. Мое тавро, ахловское. А у моих родичей тоже есть кони таких же пород, как
у меня, но они отмечены другим тавром.
Одобрительные возгласы и вежливый смех оглашали кунацкую после вы-
сказываний Атажукина и Ахлова.
— Клянусь, правда! Мы с урусами по породе близкие, хотя дамыги на нас
разные?
— А с татарами и турками — мы кони разных пород!
— Точно, разных, хотя пророк одним тавром нас прижигал!
— А когда-то ведь у нас с русскими и вера была общая!
— Греческая религия у кабардинцев даже намного раньше была, чем у рус-
ских.
Только Ислам-бек Мисостов недовольно кривил тонкие капризные губы, а
Кургокин мрачно вперил свой взор в стоявший перед ним серебряный потир.
Черкасский улыбнулся, казалось, улыбкой добродушной, примиряющей и
даже немного застенчивой, сам же с волнением ждал, что скажет Джабаги Каза-
ноков.
Джабаги заметно изменился за последние четыре года. Черты лица стали
резче, глаза смотрели строже, не так весело, как раньше. В черной бородке уже
появились белые нити.
Все голоса, будто по взаимному соглашению, вдруг умолкли, а все взгляды
обратились на Казанокова. Стало тихо.
Джабаги медленно поднялся со своего места. Посмотрел в сторону открыто-
го дверного проема. Из темноты доносился тысячеголосый лягушачий орэд.
— Разгомонились, как татарское войско на привале, — сказал чуть задумчи-
во Казаноков. Прозвучал негромкий короткий смех, всколыхнулись огоньки све-
чей, и снова стало тихо: о чем поведет речь тридцатилетний старейшина?
— Многие из вас видели древние памятники на берегах Зеленчука и Этоко,
— начал Джабаги. — Им более тысячи лет. Надписи, вырезанные на этих камен-
ных обелисках, сейчас никто уже не может прочесть. А ведь там выбиты гречески-
ми знаками кабардинские слова. Наши предки, чье наследство нам не позволили
сберечь, тогда владели письмом... Теперь благодаря стараниям Турецкой державы
и ханства Крымского мы не имеем ни своего письма, ни прежней веры.
— Аллах покарает тебя за эти слова, Джабаги! — не выдержал Мисостов.
Казаноков ответил добродушно:
— Возможно, Ислам-бек, возможно. Так же, как тебя за твои слова покарает
Иисус. Но я продолжу, с твоего разрешения, князь. Итак, взамен неисчислимых
утрат — и ценой губительного сокращения численности нашей — мы получили
ислам. Те, кто загораживает нам свет, идущий от более просвещенных народов,
хотели бы вечно держать нас в темноте и рабской зависимости. Турки и крымцы
теперь лицемерно объявляют кабардинцев своими родственниками по религии.
То, что они раньше брали у нас силой, расплачиваясь за это кровью немалой, в бу-
дущем намереваются брать задешево. Испокон веков более сильные мусульман-
ские державы стремились превращать слабые соседние государства (даже испове-
дующие тот же ислам) в свои хлебные закрома, скотные дворы, в свои конюшни и
воинские становища, откуда можно черпать молодые свежие силы для все новых
и новых походов.
— Но ведь это для священных походов! — прервал Кургокин.
— Казауат! (то же, что и газават, — священная война) — значительно
произнес Мисостов. Насмешливая улыбка тронула губы Джабаги:
— Прежде чем убить собаку, ее объявляют бешеной. Любой казауат — это
поход за чужим добром. Вы знаете, с чего началась «священная война» пророка
Магомета? С ограбления мирного купеческого каравана корейшитов!
— Ты хочешь быть в рабстве у русских? — не унимался Мисостов.
— Нет, — возразил Казаноков. — Хотя у нас и распространился ислам, что
означает «покорность», но никогда это свойство не было присуще адыгам. Покор-
ность — это не наш обычай, князь Ислам! — Джабаги выделил ударением имя
князя и, как бы случайно, забыл произнести окончание «бек». — Мы — народ ма-
лочисленный, но не слабый. И даже приняв мусульманскую религию, наш народ
никогда не станет следовать тем предписаниям, которые унижают честь и досто-
инство человека, будь это женщина или ребенок, христианин или язычник. Да и
царь Петр хочет не поработить нас, а дружить с нами. Мы не должны будем ему
платить ясак или давать ясырей. Наоборот, он сам собирается платить нашим
старшим жалованье. А что должны мы? Помочь ему, когда турки и татары вновь
нападут на низовые русские земли; если же нападут на нас, мы тут же получим
помощь незамедлительную от него. Ему нужно только знать, что здесь, между
Ахыном и Хазасом, живет верный друг. Надо ли еще доказывать, что самой судь-
бой, еще во времена царя Ивана, адыгам предначертан был единственно правиль-
ный путь — идти вместе с русскими, а не с их извечными врагами. Незачем нам
искать дальних родственников, когда у нас рядом — добрый и сильный старший
брат!
Казаноков обвел присутствующих взглядом проникновенно-внимательных
глаз — они казались у него дивно завораживающими, когда он говорил о важных