Странствие Кукши. За тридевять морей - Страница 8

Кукше подают петуха и большой тяжелый нож. Он должен отсечь петуху голову и вылить его кровь на жертвенник у подножия Одина. Звучит высокое тонкое пение рогов, ему вторят грубые голоса барабанов, похожих на дуплянки для меда.

Отныне Кукша – мужчина, отныне он воин, теперь от него самого зависит добыть себе славу и богатство. Вереница воинов возвращается в усадьбу, там будет пир в честь новопосвященного.

Кукше кажется, будто он не идет по мерзлому снегу, а плывет по воздуху. Его переполняет гордость, никогда еще это чувство не владело им с такой силой.

Слушая разговоры викингов о том, как весной они отправятся в поход, Харальд хмурится. Сейчас, после посвящения Кукши в воины, ему ясно, что Кукша тоже уплывет с викингами.

Однажды Харальд не выдерживает.

– Возьмите меня с собой! – просит он Тюра.

Озадаченный Тюр не сразу находит, что ответить.

– Об этом не может быть и речи! – говорит он наконец.

– Почему?

– Тебя отец не отпустит.

– Ну, это мы еще посмотрим!

И Харальд решительной походкой выходит из гостевого дома. Весь тот день его никто больше не видит, и в гостевом доме он не ночует. Понятно, что конунг Хальвдан отказал сыну. Наутро он все-таки появляется.

– Весной, когда вы отправитесь в поход, – говорит он Тюру, – я убегу с вами. Отец все равно простит меня, когда я вернусь с добычей и славой.

– Нет, – отвечает Тюр, – мы тебя не можем взять. Хаскульд не захочет ссориться с конунгом Хальвданом. Ты сам это должен понять.

Харальду нечего возразить, и он умолкает.

Оставшись наедине с Кукшей, Харальд просит его:

– Не езди в поход, останься со мной, мне будет скучно без тебя. Подождем, пока мне исполнится двенадцать лет и отправимся вместе.

– Что ты! Они нипочем не оставят меня! – отвечает Кукша.

– Но ведь ты не раб, хотя они и взяли тебя в плен! Это твое дело – ехать или оставаться. Ты такой же гость моего отца, как и все другие.

– Да если я вздумаю остаться, они увезут меня насильно, как из моей родной Гардарики. Не для того они меня сюда тащили, чтобы поселить в вашей усадьбе.

– Я спрячу тебя, – продолжает уговаривать Харальд, – и им придется уплыть без тебя.

– Они спросят про меня у конунга, и он все равно выдаст меня.

– А я, – подхватывает Харальд, – попрошу отца не отпускать тебя, я скажу ему, что ты мне нужен, что ты мой будущий дружинник. Ведь ты теперь свободный муж и волен служить кому захочешь. Вот увидишь, отец послушается меня. И пусть они посмеют украсть тебя, как украли в твоей Гардарики!

– Нет, нет! – испуганно восклицает Кукша. – Только не проси отца!

– Почему? – удивленно спрашивает Харальд.

– Не проси его меня оставлять! – умоляет Кукша.

– Но почему?

Кукша молчит, угрюмо глядя в сторону.

– Почему?

– Мне надо быть в походе, – выдавливает из себя Кукша.

– Вот ты какой друг! – обиженно восклицает Харальд. – Подождать немного и отправиться в поход вместе со мной ты не хочешь, а с ними хочешь!

– Я должен быть с ними!

– Скажи почему, и я отстану от тебя.

– Не могу, – тихо, но твердо отвечает Кукша.

Глаза Харальда засветились любопытством. У Кукши есть какая-то тайна! Харальд не отстанет от него, пока не узнает, в чем дело! Однако упрямый Кукша не желает рассказывать.

Несколько дней Харальд выпытывал у Кукши его тайну, прибегая ко всяким уловкам и ухищрениям, но успеха не достиг. Наконец он смирился. Или сделал вид, что смирился. Однажды он предложил Кукше смешать кровь. Если два человека смешают в земле свою кровь, они станут братьями навек.

Харальд и Кукша идут в оружейную. Там они укрепляют в земле два испещренных рунами копья так, чтобы наконечники скрещивались наверху, а между вкопанными в землю древками было расстояние в два шага, и выкапывают ямку как раз под скрещением наконечников. После этого они проходят рядом в образовавшиеся ворота, каждый надрезает левую ладонь и поливает кровью вырытую землю. Перемешав землю с кровью, они заполняют ямку этой землей и заравнивают ее так, будто здесь ничего не происходило. Потом они опускаются на колени, клянутся мстить друг за друга, как брат за брата, и призывают в свидетели всех богов. Встав, они подают друг другу руки.

Отныне Харальд и Кукша – побратимы. Отныне у них все общее – и радость, и горе, они должны помогать друг другу в беде и, если надо, делиться последним, а также отныне у них нет тайн друг от друга.

Харальд больше не в силах терпеть, он сгорает от любопытства. Едва они выходят из оружейной и прикладывают к порезам снег, чтобы унять кровь, как он объявляет с торжеством в голосе, что теперь-то уж Кукша ему расскажет, что у него за нужда непременно отправиться в поход с викингами, – ведь теперь они побратимы и не должны ничего скрывать друг от друга!

Кукша ошеломленно хлопает глазами. У него мелькает подозрение: уж не за тем ли только, чтобы выведать его тайну, затеял Харальд с ним побрататься? Нет, такого не может быть! Ведь каждый с пеленок знает, что побратимство – дело нешуточное.

Однако делать нечего, Кукше приходится поведать своему побратиму обо всем, ничего не утаивая.

Никогда еще Харальд не слушал его с таким вниманием. Он негодует, если Кукша рассказывает слишком торопливо или недостаточно подробно. В самых захватывающих местах он заставляет Кукшу замедлять повествование, перебивая его разными вопросами, чтобы подольше насладиться собственным волнением. Кукша уже многого не помнит и, сам того не замечая, придумывает подробности, чтобы украсить свой рассказ.

Дело было весной, рассказывает Кукша, возвращаюсь я из лесу с грудой хвороста на волокуше, в деревне тихо, только куры квохчут да ребятишки малые играют. Мне играть некогда, с той поры, как отца убили, я и сею, и пашу, и сено кошу. Словом, вся работа мужская на мне – один ведь я мужик в семье остался. И другие мои сверстники так же. Мужиков-то почти всех без мала побили княжеские дружинники.

За что мужиков побили? А вот за что.

Притесняли нас сильно варяги – сборщики княжеской дани, с каждым разом все больше и больше им давай. Не выдержали мужики. Однажды на сходке решили: побьем, мол, варягов, если опять потребуют больше прежнего.

Сказано – сделано. Весной приплывают варяги и требуют столько, что и захочешь отдать, да неоткуда взять. Мужики помнят уговор, побросали сохи да бороны, похватали копья да топоры и побили сборщиков. А которых живьем взяли, тех казнили по обычаю. Пригнули к земле два дерева, привязали руку-ногу к одному дереву, руку-ногу – к другому и отпустили. У нас всегда татей[31] так казнят.

На другой год присылает князь воеводу с дружиной – наказывать. Крепко бились мужики, однако сила солому ломит: почти все полегли. Так и осталась деревня без мужиков.

Возвращаюсь я, значит, из лесу с хворостом. Вдруг слышу крик:

– Плыву-у-ут!

А кто плывет, ясно: гости незваные-непрошеные. Гляжу на реку, река на солнце сверкает – больно глазам. Однако различаю: сверху идут четыре лодки, в каждой по две пары весел, по человеку на весле. Шибко гребут, скоро здесь будут. Народ высыпал из домов, все на реку глядят.

Погодя утыкаются лодки носами в берег. Выскакивают из них варяги, народ рослый, как на подбор. У каждого щит, копье, меч и секира. Вдвое против прежнего стал посылать князь людей после того случая. Значит, вдвое больше народу надо поить и кормить.

Наш старейшина встречает варягов хлебом-солью, кланяется. Да и как не кланяться, коли знает он, что мало собрали домовичи беличьих и куньих шкурок, меньше того, что установил ладожский князь? А где взять установленное? Мужиков-то перебили, охотиться теперь некому.

Ведет старейшина варягов в дом, там для них дань приготовлена и стол накрыт. Садятся варяги за стол, а снохи старейшины начинают обносить гостей хмельным медом да снедью. И долго ли так будет, неизвестно – сколько захотят варяги, столько и прогостят – метлой ведь их не выметешь.