Странствие Кукши. За тридевять морей - Страница 100

Шульга немеет от неожиданности, несколько мгновений он стоит с разинутым ртом, наконец, просияв от радости, кидается Кукше на шею – все, думать больше не о чем, надо возвращаться!

Тут же, возле кораблей, возникает маленькое вече. Оскольдовы и Дировы дружинники из словен большей частью придерживаются того же мнения, что и Шульга, хотя, конечно, не выказывают столь бурной радости. Оно и понятно, ведь это все зрелые мужи, рядом с ними Шульга – отрок. Двое или трое готовы уплыть из Киева хоть сейчас, даже не заходя домой за своим скарбом, они уже спрашивали у торговых людей, не могут ли те взять их с собой на место проданного товара, однако торговые люди отвечали, что им необходимо закупить побольше жита, едва ли у них на судах останется достаточно места. Есть, однако, и такие, что опасаются, не обманет ли князь Рюрик…

Шульга прав: думать больше не о чем, пора возвращаться домой, на север. Он, Кукша, обещал дождаться в Киеве Епифания и дождался, и помогал, как мог, в церковных и других делах. Но, уехав, он навсегда простится с Вадой. Все последние дни он надеялся увидеть ее. Если бы она вдруг появилась, можно было бы попросить Оскольда отпустить ее… Можно-то можно… Только бесполезно – Оскольд не отпустит.

Любит ли Оскольд Ваду? У конунгов ни в дружбе, ни в любви ничего не поймешь! Да хоть бы и любил – вряд ли для него это что-то решает. У него мечта – положить начало великому княжескому роду, который когда-нибудь сравняется в блеске и славе с греческими царями, а это сильнее любви… И если Вада вернется в Печерьско, он сделает ее своей женой. Неважно, любит он ее или нет…

Кукша объявляет Епифанию, что совсем уже скоро вместе с ильменьскими торговыми людьми отправится на север, на родину. Он напоминает другу, что у них был разговор об этом еще в Царьграде. И вот время пришло.

– Оскольд убеждал меня остаться, – говорит Кукша, – он верит, будто я приношу им счастье. Верит, что ко мне благоволит судьба. Если, мол, я с ними, то с ними и удача… Может ли так быть? Ведь они прекрасно обходились и без меня. Даже князьями сделались, пока я был рабом в Царьграде.

Епифаний качает головой.

– Как глубоко в князе Оскольде сидит язычество! Он еще не совсем очнулся от дурного сна, ему это только предстоит. Его надо просвещать и просвещать…

Словене, по той или иной причине застрявшие в Киеве, и Кукша с Шульгой в их числе, собираются в путь: они купили вскладчину два корабля и теперь спешно заново смолят их, чинят паруса, делают новые весла взамен треснувших или стершихся об уключины.

Все они получили от князей щедрые прощальные дары за верную службу – вино и масло в узкогорлых корчагах, заморские ткани и сарацинские серебряные куны. Кроме того, они повезут князю Рюрику подарок от князей Оскольда и Дира – багряное корзно[198] с золотой пряжкой на плече.

Кукша вместе с другими словенами работает на берегу Почайны. Рядом с ним – Шульга. Оба юноши ждут, что появится Вада и они вместе подумают, как быть дальше. Не могут же они бросить ее здесь на произвол судьбы! В Печерьском городе Вада больше не появлялась. Они объезжали Киев верхом, бродили по Киевским горам, надеясь встретить ее, но все безуспешно…

Однажды Кукша стоял возле перевернутого вверх днищем судна с квачом в руке и смолил проконопаченную щель. Откуда ни возьмись появляется согбенная старушка с серым изможденным лицом в давно не стиранном рубище и таком же повойнике. В руке у нее суковатый посох. Старушка, хромая, подходит к нему и негромко спрашивает:

– Когда уплываете, молодцы?

У нее скрипучий старческий голос.

– Через два дня, – не выражая удивления, тоже негромко, отвечает Кукша, почему-то он понимает, что так надо, – ильменьские торговые люди сказали, что они будут готовы к этому времени, и мы поплывем вместе, так надежнее…

Старушка кивает и торопливо ковыляет прочь.

Кукша смотрит ей вслед, не делая попыток остановить ее. Но он убежден: к нему только что подходила Вада…

Князь Оскольд ходит мрачнее осенней тучи. Кукше неизвестно, что происходит в суровой Оскольдовой душе. Похоже, не во всем он настолько могуч, насколько хотел бы казаться… Узнав, что Вада появлялась в Печерьске, а потом попросила отвезти ее в Зверинский лес, он изъездил и этот лес, и другие окрестные леса, и весь Киев, побывал и на усадьбе Свербея, и на многих других усадьбах. Свербей признался, что она жила у него, пряталась от княгини Потворы, но сам он давно уже ее не видел. И он, и остальные бояре клятвенно заверили князя Оскольда, что не прячут Вады.

У князя Оскольда было две жены и множество наложниц, теперь же нет ни одной жены и ни одной наложницы… Что с его женами, известно, а наложницы большей частью розданы киевским мужам, дружинникам и отрокам, те же, что остались, теперь просто рабыни. Он христианин и не может жить в блуде.

Накануне отплытия Кукша узнает от одной женщины в Печерьском, что она слыхала, будто Ваду на днях видели в Киеве, но она снова пропала, и никто не знает, куда… Скорее всего, о том же слыхал и Оскольд, у любого князя есть уши в подвластном ему городе.

Но, может быть, для князя Оскольда дело не только в Ваде? Ведь раз она все равно остается в Киеве, Оскольд в конце концов своего добьется – куда ей от него деться? Может быть, его больше тревожит Кукшин отъезд? Ведь несмотря на все посулы и уговоры, Кукша уезжает…

Оскольд тщетно пытался получить от него обещание вернуться в Киев вместе с матерью, если она жива. Кукша твердил, что сейчас он не может ничего решить, обманывать же не хочет. Дир говорил Кукше, что у Оскольда дурные предчувствия…

Утром в день отплытия на берег Почайны приходят князья Оскольд и Дир, епископ Михаил со священником Епифанием и диаконом Кириллом, княжеские мужи, которые успели привыкнуть к Кукше и Шульге, самым юным дружинникам. Впрочем, у княжеских мужей за эти годы появились добрые друзья и из числа других словен. Меж провожающих Кукша замечает Стрепета – Стрепет уже прошел оглашение…

На проводы Кукши пришли несколько евреев из Жидовского города: они узнали от епископа Михаила об отплытии Кукши Грека на север и один из них вручает ему письмо для Авраама – небольшой тугой свиток из телячьей кожи, перевязанный таким же ремешком…

Кукша видит, что Дир искренне опечален разлукой, он ведь с самого начала их знакомства проявлял отеческую привязанность к Кукше. Дир добрый, и Кукше тоже грустно расставаться с ним. Но сейчас эту грусть застит тревога за Ваду…

У Оскольда странное беспокойство в лице, он шарит глазами по сторонам, словно ищет кого-то, таким Кукша никогда еще его не видел. Наверно, он тоже встревожен отсутствием Вады и надеется, что она придет хотя бы проститься с Кукшей и Шульгой – ведь они ее друзья.

Ильменьские торговые корабли уже отплывают, первым отчаливает тот, что ближе к выходу из Почайны в Днепр, второй – следом за ним, за вторым – третий… За третьим пойдет один из кораблей словен, присоединившихся к ильменьскими торговым людям. Корабль Кукши и Шульги поплывет замыкающим.

Кукша целует руку благословившего его епископа Михаила, троекратно лобызается с остальными. Когда они с Диром заключают друг друга в прощальные объятия, Дир тихо говорит ему:

– Я все-таки обрел свободу: она во Христе!

А Вада так и не появляется. Кукша с Шульгой покидают киевский берег последними, вдвоем они сталкивают корабль в воду и прыгают в него.

– Почти все эти люди, – замечает Шульга, – пришли ради тебя…

Епископ Михаил осеняет отплывающих крестным знамением, князь Дир, молодые причетники и другие провожающие выкрикивают им вслед пожелания попутного ветра, прощально машут

Киев давно уже скрылся из глаз, корабли ходко плывут по студеному осеннему Днепру под правым берегом, на воду тихо салятся сухие рыжие листья и, подхваченные течением, устремляются навстречу кораблям. Вдруг совсем рядом слышится крик: