Странные занятия - Страница 14

Зазвучали вступительные аккорды «Money» «ПинкФлойд»: подражание лязгу кассовых аппаратов. Вступил голос: «Деньги, какая это обуза…»

Хонимен допил эль. БитБокс ушел дальше предлагать сладости в мексиканском духе. Остатки пончика Хонимен тайком уронил себе под ноги. Даже вежливость имеет свои пределы. Налив себе еще стакан, он отправился на поиски Эрлконига.

Павильон заполнялся танцующими. Хонимен двинулся по периметру вдоль балюстрады, пристально (насколько это возможно для человека, залившего в себя восемнадцать унций глазговского эля) выглядывая альбиноса. Но Эрлконига нигде не было видно. И Нетсуки тоже.

За каменной балюстрадой скала обрывалась вертикально вниз, на все пятьдесят футов до Синатра-драйв. Сразу за обочиной оживленного шоссе лизал берег Гудзон. За ним громоздились знаменитые, сияющие драгоценными камнями огней утесы Манхэттена, далекие, как миражи аравийского сераля.

Незнакомая Хонимену женщина стояла, опершись локтями на балюстраду, и глядела на далекий город. На плечи ей падала густая грива русых волос. Одета она была в топ с бретельками и короткую юбку, которая только подчеркивала изящные длинные ноги. На маленьких ступнях — кожаные сандалии.

В Хонимена словно молния ударила. Подойдя, он застыл рядом с ней в той же позе. Оркестр играл старую мелодию пятидесятых, которую впоследствии переделал «Дж. — Джейлис-бэнд»: «Сначала я посмотрел на кошелек». В воздухе воняло кофе.

Хонимен не знал, как начать разговор, — само по себе большая редкость. Женщина на него не смотрела.

Смочив горло глотком пива, он наконец сказал:

— Веселитесь?

Женщина повернулась к нему. Лицо у нее было не молодое, но красивое. Хонимен даже удивился, обнаружив, что она приблизительно одних с ним лет. На ней были очки с диоптриями, шнурки которых свисали с дужек, как вожжи.

— Да, наверное. Но я тут никого не знаю. Я недавно переехала из Челси. Мой дом преобразовали в кондоминиум.

То, что женщина никакого отношения не имеет ни к Пиволюбам, ни к их знакомым, только добавило ей привлекательности.

— Меня зовут Рори.

— Эдди.

Они пожали друг другу руки. У нее рука была узкой и теплой. Собственная показалась Хонимену огромной потной лапищей.

— Необычное у вас имя, — сказал он.

— Я только что собиралась сказать то же про вас. Мое — сокращенное от Атланта. Атланта Суинберн.

— А мое ни от чего не сокращенное.

Она вернулась взглядом к реке. Хонимену ничего больше не шло в голову, и с отчаяния он сказал:

— Хонимен.

— Извините?

— Моя фамилия Хонимен.

— Вы владелец…

— Закусочной на Вашингтон? Ага, это я.

— Все собиралась к вам заглянуть.

Хонимен с трудом сглотнул.

— О, прошу вас, приходите…

— Обязательно.

Хонимен отсчитал тридцать секунд молчания. Судя по ощущению, тянулось оно много дольше.

— Вода кажется такой холодной, — наконец сказала она. — И поднимается ветер. Вы не против, если мы отойдем?

Сердце у Хонимена забилось быстрее. Она сказала «мы». Никогда местоимение не звучало так обольстительно.

Они двинулись через толпу танцующих. Стараясь не потерять новую знакомую, Хонимен осмелился взять ее за локоть. Она не воспротивилась.

По возвращении на поляну Хонимен заметил Эрлконига.

— Подождите секундочку, пожалуйста. Мне нужно поговорить с тем парнем.

— Ладно…

— Эй, Эрл! — окликнул Хонимен альбиноса.

Не то испуганный выражением лица Хонимена, не то желая что-то скрыть, Эрлкониг бросился наутек.

Хонимен припустил следом.

Эрлконига он настиг у фейерверков.

— Хватит тебе, Эрл. В чем дело? Я просто хочу поговорить.

— Я ничего не могу с тобой обсуждать, так как ты выпил, — ответил, отдуваясь, Эрлкониг. — Ты скорее всего выйдешь из себя.

— С чего мне выходить из себя? Что ты натворил? Это ведь не имеет отношения к спондуликсам? Правда?

— Потом, молекулка, потом.

Эрл огляделся, выискивая пути к отступлению, и начал пробираться между расставленными на земле тубами с фейерверками, но в темноте пару штук опрокинул. Хонимен неумолимо шагал следом.

Оглянувшись через плечо, Эрл споткнулся и растянулся на панели управления.

Тут все рвануло разом.

Хонимену показалось, он понял, что пропустил, не попав во Вьетнам.

Ракеты проносились параллельно земле. Шары пламени взрывались о стены зданий. Огромные алые и лимонно-желтые звездные водопады вспыхивали в кронах деревьев. Расцветали огненные хризантемы и тут же разбивались о бока припаркованных машин, отпущенная им жизнь была меньше, чем у мух-однодневок.

Послышались крики, взрывы, вой обратной связи: это «Миллионеры» как ни в чем не бывало импровизировали под неожиданное световое представление. Где-то завыли сирены, пока еще далеко, но все приближаясь.

Бросившись на землю ничком, Хонимен пополз.

Над головой продолжали реветь фейерверки.

Через несколько футов он наткнулся на Эдди, которая, оказывается, последовала за ним.

— Давайте выбираться отсюда! — Он попытался перекричать шум.

Эдди молча кивнула.

Они проползли через казавшиеся неистощимыми фейерверки, встали и рысцой двинулись прочь. На краю парка их едва не переехала завывающая патрульная машина. Тогда они побежали, хохоча, и не останавливались, пока не упали на кровать Хонимена.

Среди стука молотков и воя пилы из помещения за стеной, ежечасного орошения назальных пазух Нерфболла Хонимен застыл как громом пораженный. В руках он держал один из новых спондуликсов.

Материалом новенькой банкноты служил хороший льняной бинт. Напечатана она была в горчично-желтых тонах. На лицевой стороне красовалось изображение гигантского сандвича из целой булки. На обороте имелся портрет Хонимена с обязательной бейсболкой «Метс». Под булкой шла надпись: ХЛЕБ С ОТРУБЯМИ — ГАРАНТ НАШ.

Банкнота была достоинством ПЯТЬДЕСЯТ СПОНДУЛИКСОВ. В кассе у Хонимена лежали и другие различного достоинства: белые, как майонез, красные, как кетчуп, и зеленые, как маринованные огурцы. С каждой минутой все новые и новые сходили с печатного станка, установленного в подвале «Старого погреба». И каждая, на взгляд Хонимена, была тикающей бомбочкой, которая рано или поздно обязательно взорвется прямо ему в бородатую физиономию.

Именно этот новый виток эволюции спондуликсов вызвал такую нервозность Эрлконига, когда Хонимен попытался заговорить с ним две недели назад. Проявив хитроумие и инициативу, которые некогда помогли ему возглавить Пиволюбов, негр-альбинос взялся вывести производство спондуликсов на профессиональный уровень. Завися от них для осуществления своих многообразных замыслов, Эрлкониг счел, что больше не может обходиться каракулями на салфетках, которые от постоянного обращения быстро придут в негодность или будут по ошибке использованы для такой неблагой цели, как прочищение носа. Более того, салфетки были объемистыми и плохо помещались в бумажник.

Все эти и многие другие аргументы Эрлкониг изложил Хонимену вскоре после катастрофического завершения Беззаконной вечеринки, когда пытался убедить его в необходимости подобного шага. Но Хонимен на уговоры не поддавался.

— Будет тебе, Рори, расслабься. Да и вообще — чего тебе волноваться? В том, что мы делаем, нет ничего противозаконного. Просто считай эти штуки купонами. Ну да, купоны от производителя, вот что они такое. Когда «Келлогс» дает тебе на тридцать пять центов «Хлопьев с изюмом», корпорация что, пытается подорвать правительство? Но ведь и с нами так происходит. А что, если супермаркет удваивает купон? Тогда у клочка бумаги появляется добавочная стоимость, а даже на обороте его, кстати, говорится: «Погашается за одну десятую цента».

Хонимен в усталом несогласии покачал головой. Он нутром чуял, что они поступают неверно и что рано или поздно придется расплачиваться, но не мог найти логических контраргументов змеиной убедительности Эрлконига.