Странные приключения Ионы Шекета. Книга 1 - Страница 14

— Никогда не помню снов, — согласился я. — Что же делать?

— Поставьте будильник на четыре тридцать две, — посоветовал медиум. — Вы же знаете: если сон резко прерывается, есть шанс его запомнить.

Шанс! Я хотел точного знания, но пришлось довольствоваться тем, что предложил Ставридас. Поставив будильник на нужное время, я лег спать, и, естественно, бессонница не позволила мне даже сомкнуть глаз. Проклиная собственную нервную систему, я на следующую ночь принял снотворное и заснул сном тяжелым, как штанга тяжеловеса. В четыре тридцать две зазвенел будильник, я мгновенно продрал глаза, проклиная чертов прибор, оборвавший столь приятное…

Приятное — что?

Я действительно видел себя в самом прекрасном месте Вселенной, какое мог себе представить! Я был там не человеком — более того, человеческий дух представлялся мне чем-то малозначащим и никому не интересным.

В том мире я был звездой. Я парил в пространстве, у которого не было привычных измерений — ни длины, ни ширины, ни, тем более, высоты, — их роль играли три других координаты: совесть, дружба и любовь. И в этом, единственно возможном в ментальном мире пространстве, я был огромен. Моя любовь простиралась до поверхности соседней звезды, а дружба выглядела подобно солнечному протуберанцу, устремленному к другим светилам, не менее меня желавшим мирового единения. Я уж не говорю о координате совести — она вообще казалась мне бесконечной, и потому я ощущал ответственность за каждую мысль во Вселенной, подуманную, высказанную, осуществленную и неосуществимую.

Мне было печально и радостно, как любой другой звезде. Это было замечательное воспоминание, но мне нужен был ответ на конкретный вопрос, и я решительно обратил мысленный взор внутрь себя, спрашивая: что я есть? Плазменный шар с температурой на поверхности три миллиона градусов? Конечно, нет! Я вообще не был ни шаром, ни кубом, ни даже математической точкой. О себе я мог лишь сказать, что я — был.

И я понял еще, почему звезды влияют на судьбы. Это же естественно — если они, звезды, существуют в измерениях совести, любви и дружбы. И еще я понял, что не скажу этого своему клиенту, академику Кугелю. Звезд, которых он не может описать уравнениями, для него не существует в природе. Упомяни я о звезде в измерении совести, он плюнет мне в глаз.

Но как же правда? Я обязан, будучи профессионалом, говорить клиентам не то, что они желают услышать, а то, что есть на самом деле. Кроме одного случая — если полученная мной информация смертельно опасна для спрашивающего. Астролог, даже альтернативный, не может нанести клиенту вред!

Когда академик, бряцая своими дипломами, ворвался в мой кабинет несколько дней спустя, я напустил на себя важный вид и заявил, не глядя Кугелю в глаза:

— На том свете, уважаемый, звезды такие же, как на этом. Плазменные шары с температурой поверхности от трех тысяч до трех миллионов. И на другой ответ вы не можете рассчитывать, потому что ваша кредитка не стоит даже пластика, из которого она изготовлена.

— Другого ответа я и не ждал, Шекет! — воскликнул академик Кугель. — Мир един, и это абсолютно естественно! Спасибо, можете оставить себе мою кредитную карточку и пользоваться ею до конца дней, все равно на том свете она вам не понадобится.

— На этом тоже, — сообщил я. — Мне пришлось выбросить ее в утилизатор, чтобы не платить ваши долги.

— Вот как? — холодно произнес академик. — Я всегда утверждал, что все астрологи шарлатаны, и вы это доказали своим поведением.

После чего господин Кугель удалился, унося с собой уверенность в том, что звезды и на том свете такие же, как в нашем мире — горячие игрушки, к которым невозможно прикоснуться. Так же, как невозможно прикоснуться к чужой совести, чужой дружбе и чужой любви. Впрочем, эта последняя мысль академика не беспокоила — ведь он не верил даже в то, что изучал сам.

Вообще говоря, я дал слово никогда не рассказывать о своем знакомстве с Алексом Букмайкером. Однако неделю назад этот человек трагически погиб (его звездолет «Мориа» был поглощен черной дырой в недрах галактики М51), и я счел себя свободным от прежних обязательств. Пусть мне сначала объяснят, что означает слово «никогда». Если имеется в виду вечность, то данное мной слово изначально было бессмысленным, поскольку человек не вечен, и я при всем желании не смог бы сдержать обещания. Если же имелся в виду срок, равный человеческой жизни, то нужно было уточнить — чьей именно. Моей или господина Букмайкера? Поскольку это обстоятельство не было оговорено, то я вправе считать, что речь шла о жизни моего клиента, которая, как я уже упоминал, трагически оборвалась на прошлой неделе.

Однажды ранним утром, когда я, включив на двери голографический транспарант «Заходи, и ты узнаешь все!», сидел за столом и изучал последний выпуск «Астрологического бюллетеня», в кабинет бочком вошел некий господин, плоский, как рыба камбала, и — вот странное совпадение! — тоже с одним глазом, расположенным, как мне сначала показалось, где-то в районе левого уха.

— Простите великодушно, — сказал клиент. — Если вы действительно Иона Шекет, и если вы действительно умеете прогнозировать потустороннее существование астральных сущностей, и если действительно обладаете дипломом Оккультного…

— Действительно, — прервал я посетителя, поскольку мне показалось, что он никогда не закончит фразу (слово «никогда» в данном контексте, прошу заметить, употребляется исключительно в бытовом смысле и не претендует на философскую обобщенность). — Что вам угодно, уважаемый…

— Алекс Букмайкер, — быстро произнес посетитель, — профессор этнографии и проективной истории Эдинбургского университета.

— Проективная история, — задумчиво сказал я. — Что это за наука такая?

— Если вы действительно служили в зман-патруле и если вы действительно… — завел снова свою песню господин Букмайкер, и мне опять пришлось прервать посетителя, потребовав или выкладывать свою просьбу или убираться ко всем чертям.

— Да, конечно, — поджав губы, пробормотал Букмайкер. — На прошлой неделе, видите ли, я докладывал Галактическому обществу этнологов свою гипотезу об исчезновении народа хибру, проживавшего на планете Авдан.

— Хибру? — насторожился я. — Евреи, что ли?

— Тамошние, — кивнул клиент. — Получив в свое время Тору, они так и не сумели распорядиться этим даром. Точнее, они решили, что это был именно дар, то есть подарок, а с подарками можно поступать как заблагорассудится. Поставить на полку, например, или изорвать в клочья, или молиться… Хибру на Авдане решили, что скрижали слишком тяжелы, чтобы таскаться с ними по тамошним пустыням, и оставили их в какой-то пещере, которую буквально в ту же ночь засыпало песчаной бурей. А племя хибру в полном составе погибло месяц спустя во время катастрофического землетрясения. Некоторые мои коллеги склонны расценивать этот факт как гнев Всевышнего — действительно, ты даришь кому-то величайшую ценность мироздания, а они бросают ее в пути, потому что, видите ли, им тяжело ее таскать! Я бы тоже… Впрочем, не в этом дело.

— А в чем? — вежливо спросил я.

— Нам неизвестна в точности дата гибели этого злосчастного племени! — воскликнул господин Букмайкер. — И если вы действительно являетесь астрологом, способным по расположению планет в момент смерти…

— Действительно! — рявкнул я, выйдя из себя. — Но какое имеют ко мне отношение какие-то хибру с какого-то Авдана?

— Я думал, вы действительно… — удивленно сказал профессор. — А вы, оказывается, на самом деле…

Хорошо, что я настолько умен, что в состоянии самостоятельно догадаться, чего хочет от меня клиент, иначе мы до сих пор бродили бы вокруг да около!

— Итак, — сказал я, — вы желаете, чтобы я рассчитал посмертную судьбу целого народа?

— А о чем я вам толкую вот уже полчаса? — поднял брови господин Букмайкер.

И это наша интеллектуальная элита! Во-первых, с начала нашей беседы прошло всего одиннадцать минут, а во-вторых, с чего он взял, что мы вообще о чем бы то ни было толковали? Однако задача, о сути которой мне пришлось догадываться, была на самом деле очень любопытной!