Странные приключения Ионы Шекета. Часть 4 - Страница 6

Черная тень надвинулась на меня сверху – ко мне устремилось огромное существо с пятью головами, покрытыми гладкими блестящими шлемами. Я дернулся, сложил крылья, попытался спикировать, но ничего не получилось, сильный порыв ветра бросил меня на мягкую поверхность – к сожалению, это был не цветок, а что-то несъедобное и зловещее, мир, в котором я легко мог запутаться, и мне пришлось собрать всю волю, чтобы принять единственно верное решение. Я рванулся от пятиглавого чудовища в серую пустоту между землей и небом, а потом в сторону, и вниз, и опять вверх, я лавировал и надеялся, что выживу.

Не знаю, как долго продолжался этот кошмар. Возможно, всю жизнь. Во всяком случае, не меньше вечности. Я устал, и мне стало все равно. Жизнь, смерть – какая, по сути, разница? Увидев перед собой холмистую громадину, я сложил крылья, бросился вперед и вцепился всеми лапками в мягкую поверхность. Я ощутил знакомый запах – это был запах женщины. Это было женское плечо, остров отдохновения, единственная бабочкина радость…

– Послушайте, Шекет, – сказал женский голос, – не могли бы вы для начала встать с меня?

Я открыл глаза и к своему ужасу обнаружил, что лежу на Арии Кутузовой, а бедная Ария распростерлась на полу моего кабинета, рядом валяется перевернутый стул, а кукла с разорванным подолом висит головой вниз на торчащем из потолка синтезаторе воздуха.

– Простите, ради Бога! – воскликнул я, поспешно поднимаясь и приводя в порядок одежду – не только на себе, но и на Арии. – Видите ли, я сел на ваше плечо… То есть, не я, а бабочка… То есть, конечно…

Я вконец запутался и, стянув с синтезатора аппарат для стратификации инкарнаций, осторожно положил его на стол, стараясь не нажать случайно ни на нос, ни на глаза.

– Я понимаю, – улыбнулась Ария Кутузова. – Но зачем вы выбрали вторую инкарнацию? В облике Ванги или хотя бы наложницы вам было бы куда удобнее…

– Вы так думаете? – спросил я.

– Уверена! – воскликнула Ария. – Быть женщиной не так плохо, как воображают некоторые мужчины.

Я не стал ввязываться в вечную, как мир, дискуссию и сказал:

– Замечательное изобретение! Как вам удалось? Послушайте, милая Ария, я, конечно, дам положительное экспертное заключение, и вы получите свой патент. Но при одном условии! Мы должны вместе работать над усовершенствованием прибора. Мои знания инкарнаций и ваш технический гений…

– Согласна, – сказала Ария Кутузова так быстро, будто я просил ее стать моей женой.

Не прошло и часа, как все документы были оформлены, счастливая Ария стала обладательницей вожделенного патента, и мы направились в институтский буфет, чтобы за чашкой гнусного церерского кофе обсудить дальнейшие планы.

Игнас Бурбакис мне понравился. Он понимал, что мое время дорого и потому не тянул: назвал себя, объявил о желании получить патент, в общем, ясно было, что человек не впервые имеет дело с экспертами.

– Я изобретаю планеты, – заявил Бурбакис. – Восемнадцать язапатентовал в галактике Золотой Ветви, еще тридцать одну в галактическом скоплении Воплей Каузарских, еще…

– Не нужно перечислений, – очень тактично прервал я клиента. – Я вам безусловно верю. Правда, не вполне пока понимаю, что значит – изобретать планеты. Планета по определению есть твердый шар, светящий отраженным…

– Это грубейшая ошибка астрономических справочников! – воскликнул Бурбакис. – Да, планеты не светят собственным светом, они слишком холодны. Но почему – шары? Вы, Шекет, побывали на сотнях планет нашей Галактики…

– А также на десятках планет в других галактиках, – скромно добавил я, чтобы не отклониться от истины.

– Вот видите! И везде вы видели простые, как формула квадратного трехчлена, шарики. Вам не было скучно?

Скучно? О какой скуке говорит Бурбакис, если каждый мир обладал своим запасом загадок, странностей и опасностей, от которых порой хотелось бежать на другой край Вселенной?

– Мне не бывает скучно! – заявил я. – Однако, какое это все имеет отношение к вашему изобретению?

– Прямое! Хочу запатентовать планету, отличающуюся тем, что она имеет форму вытянутых в пространстве нитей, которые можно завязывать узлом, располагать в любом направлении, разрывать, соединять и вообще делать все, что позволит фантазия изобретателя и законы механики.

– Гм… – протянул я, – и по-вашему, эту огромную тянучку можно назвать планетой?

– Кто скажет, что это звезда, пусть первым бросит в меня камень! – воскликнул Бурбакис.

– На звезду ваше изобретение похоже еще меньше, – согласился я. – Но, уважаемый господин, мы в нашем Бюро не выдаем патентов на идеи, как бы они ни были замечательны. Мы регистрируем изобретения, которые могут быть воплощены в металле, энергоне или, на худой конец, в камне.

– Уважаемый господин эксперт, – сухо сказал Бурбакис, – я не продаю идеи.

Планета, которую я намерен запатентовать, существует в виде промышленного образца, и я предлагаю вам провести экспертный анализ изобретения, немедленно вылетев на моем звездолете.

– Вот как? – усомнился я. – Что ж, демонстрируйте.

Я только впоследствии понял, насколько был опрометчив!

Лететь пришлось недалеко. Бурбакис приобрел для своих целей красный карлик ЕН4567/3 на расстоянии пяти парсеков от Солнца. Звездочка еще та, скажу я вам: вся в пятнах, будто немытая сковородка, да еще и без единой нормальной планеты – одни только астероиды носятся по невообразимым орбитам, так и норовя заехать в корму зазевавшемуся пилоту.

Влетели мы в систему с северного полюса, и мне сразу бросились в глаза странные темные нити, пересекавшие багровый диск звезды.

– Вот, – с гордостью заявил Бурбакис, – это планета Бурбон.

Мог бы придумать название поскромнее, честно говоря.

Не прошло и часа, как наш звездолет влетел в густую сеть. Длинные зеленые щупальца извивались со всех сторон, грозя захватить наше суденышко. На глаз я не мог оценить толщину щупалец и бросил взгляд на дальномер. Несомненно, это были самые большие щупальца, какие мне приходилось видеть – толщина их достигала трех-четырех сотен метров.

Они извивались и казались живыми, я решительно не представлял, как мы станем садиться на эту ускользавшую поверхность.

– Красиво? – с гордостью спросил Бурбакис.

– Красиво, – вынужден был признаться я. – Однако как насчет техники безопасности? Вон то щупальце сейчас схватит нас, если вы немедленно не выполните маневр обгона.

– Не схватит, – самодовольно заявил Бурбакис. – Это ведь планета, а не кальмар. Сейчас мы совершим посадку и я вам…

Он не успел сказать, что именно он намерен мне сделать или показать – звездолет ткнулся-таки носом в ближайшее щупальце, и резкий толчок чуть не свернул мне шею.

Когда я пришел в себя, то обнаружил, что погружен по пояс в вязкую и липкую субстанцию, а от бедняги Бурбакиса осталась одна голова, дико вращавшая глазами и ловившая ртом остатки воздуха.

– Шекет! – прохрипел изобретатель. – Возле вас! Красная коробка! Быстрее!

В метре от меня на зеленой поверхности щупальца действительно лежала большая коробка красного цвета с надписью: «Вскрыть в критической ситуации». Действовать нужно было очень быстро – коробка тоже погружалась в клейкую жижу, издавая странные охающие звуки.

Я протянул руку, но не достал, пришлось подобно Мюнхгаузену буквально потянуть себя за волосы, и я кончиками пальцев ухватился за вожделенную коробку в тот момент, когда она уже полностью погрузилась в зеленую внутренность щупальца. Я сжал пальцы и тут – хоп! – с глухим треском коробка лопнула, я едва не задохнулся от струи кислорода, ударившей мне в лицо, в следующее мгновение поверхность щупальца покрылась коркой и затвердела, отчего грудь мою сдавило жестким обручем, и я понял, что мне так и придется до конца дней торчать здесь подобно поясной статуе, изображающей известного космопроходца, поверившего глупым бредням малоизвестного космопроходимца.