Странник - Страница 20

CXXXII

Разнообразие природы, вкусов, климата должно быть под руками. Что может быть разнообразнее климата саннинского? "Глава Саннина2", - говорят поэты арабские, - облечена зимою, весна украшает плечи его, осень на груди, лето покоится под стопами!"

Для того, кто привык к роскоши и неге восточной, к лени азиатской, здесь тянется долина Сирии. Вот высокий холм; на окрестностях видна улыбка природы. На него переношу я из Дели пышные, светлые чертоги Кулихана²⁷. Они великолепны, как светило дня; стены покрыты золотой чешуею; потолок украшен светозарными камнями; невольно остановится на нем взор, как в темную полночь на осыпанном созвездиями небе. С одной стороны двенадцать тучных золотых столбов поддерживают своды над пространным широким диваном. Балдахин навис, как на западе румяные облака над солнцем. Мраморный пол скользок, как путь к величию. Посредине чертогов высокий фонтан падает в яшмовый бассейн и утоляет своею прохладой усталость и жажду. Сквозь прозрачные искры рассыпающейся воды видно изображение божественной Аллаталлах {Арабская Венера (прим. автора).}. Это розовый мрамор; но, кажется, в волнах хочет она потушить огонь сладострастных желаний. Но что арабская Аллаталлах, персидская Аная, греческая Венера и славянская Лада перед той прелестной моею читательницей, которую любовь погрузила в размышление, а усталость склонила на диван, мягкий, как волны Евфрата, когда протекал он чрез земной рай. Нескромный взор мой навеки остановился на ней... Она заметила, вспыхнула, опустила очи - все алмазы во дворце Кулихана потухли. Ах, без этих очей нет света во всей природе!.. так, здесь и не далее...

CXXXIII

Я высказал бы все приметы,

Я описал бы образ твой,

Чтобы найти... создать... с тобой,

С тобою быть!.. но кто ты, где ты?

В кругу ли ты живешь людей,

Земной ли шар твоя обитель?

Или из области теней,

Незримый сердца искуситель,

Какой-то глыбою огня

Ты прилетаешь жечь меня!

Последуй чудному примеру,

И девою в шестнадцать лет

Сойди, явись на белый свет,

Прими крещение и веру!

О, над купелию венцом

Сплелись бы ангелы и пели:

А я бы крестным был отцом

И принял деву из купели.

CXXXIV

Но для того, кто, как простой сын и друг природы, любит смотреть на красоты ее, туркестанский ковер, испещренный разноцветными гиероглифами подобно египетскому дёндерахскому зодиаку²⁸, постлан на землю. Садитесь, гости мои! Покуда буду я хлопотать, чтоб уставить на место природу и климат, прошу вас закусить. Не венерин элей {елей.} и не нектар олимпийский предлагаю вам, но фиал, наполненный дыханием той, которую вы боготворите; этот напиток возрождает голод и жажду. Не маринованное небо, не амуреты и не сердце с трюфелями и анчоусами, но сладкий поцелуй свидания.

CXXXV

Хаос наполнял беспредельность; стихии не знали еще ни вражды, ни союза.

Казалось, что все было полно, и не было места упасть и атому без трех протяжений;

Но место являлось повсюду для воли и дум.

Хаос не раздвинув, они проницали его, находили везде для себя бес-преградность, свободу.

Они истекали одна из другой и впадали друг в друга.

Они проносились повсюду, на все отражая прекрасную, светлую мысль о создании.

Окончен их путь. И стало без грохоту все разделяться на части; и строилась каждая часть по величию, образу мысли, ее наполнявшей. -

И стали те части мирами.

Порыв разделения разрознил их связи в пространстве; но в то же мгновение родство повлекло их друг к другу...

CXXXVI

- Что это такое?

- Сочиняю систему мира; послушай! "Хаос наполнял беспредельность; стихии..."

- Полно, милый! что ты бредишь.

- Как - бредишь?.. Показать истинное число стихий!.. открыть сцепление Вселенной!.. это бред?

- Бред, мой милый!.. Посмотри... тебя ожидают.

- Ах!..

CXXXVII

Чуть-чуть не позабыл! как трудно

Все обещанья исполнять!

Иное обещанье чудно,

Другое слишком безрассудно,

А третье лучше б не давать.

Но ныне на одних обетах

Общественный вертится свет;

И в людях, точно как в скелетах,

Уже души и сердца нет.

Я хотел сказать про обед, а не про обет, и ошибся; но я уверен, что вы меня за это не казните. Кто не знает, что обеты давать легче, нежели обеды.

Я уверен, однако же, что если б вы приехали ко мне и пересыщенными наружной роскошью обыкновенных блюд света, то и тогда еще найду я новую для вас пищу, легкую и удобоваримую.

CXXXVIII

Почтенные старцы! Вам первый шаг, первое место, первое слово, вам первенство во всем. Ни порода, ни богатство, ни звание, ни достоинства не увольняют от должных вам почестей. "Опыт и время сделали вас хранителями мудрости", - говорят китайцы. Прославляю 2967 лето до P. X., видевшее основание Китайского царства²⁹! прославляю императора Тай Хау-фуси³⁰, основателя оного! прославляю народ, у которого старость есть священное право на уважение!

Сядьте на эту скалу, с которой видно все пространство жизни каждого. Сядьте под этими липами, с которых трудолюбие сбирало соты. Я уже вижу в очах ваших вопрос: "Чем хочешь ты, молодой человек, угостить нас? Все испытали мы, вкусили от каждого блюда, предлагаемого человеку существованием, ... сыты мы, ... что остается нам? - остается еще раскусить эти сахарные фрукты, в которых скрыты билетики с вопросами:

"Был ли ты человеком в продолжение жизни?"

"Сколько басен написали Пильпай, Езоп³¹ и Крылов на твой счет?"

"Сказал ли тебе хоть один человек от чистого сердца: ты добр!?.."

"Будешь ли ты жить в потомстве или памяти всех, знавших тебя не так, как зажигателя Эфесского храма³², но подобно... подобно хоть приобретшему один талант на данные ему два для пользы ближних?.."