Страна призраков - Страница 4

Если сыграть хорошо, быть может, музыка наполнит пустоту Ошун.

Кутаясь в пальто Paul Stuart, украденное месяц назад в закусочной на Пятой авеню, Милгрим смотрел, как Браун отпирает стальную дверь парой ключей из прозрачного гермопакета, – в такие пакеты Деннис Бердуэлл, знакомый дилер из Ист-Виллиджа, расфасовывал кристаллический метамфетамин.

Браун выпрямился и пробуравил Милгрима уже привычным взглядом, исполненным злобного презрения.

– Открывай, – приказал он, переступив с ноги на ногу.

Милгрим сгреб в кулак полу пальто и через нее взялся за ручку. Дверь распахнулась. В темноте слабо тлела красная искорка индикатора – должно быть, от выключенного компьютера. Милгрим шагнул вперед, не дожидаясь толчка в спину.

Сейчас его занимала крошечная таблетка ативана, которая тихо таяла под языком. Она уже истончилась настолько, что ощущалась кожей как микроскопические чешуйки на бабочкином крыле.

– Почему его так назвали? – рассеянно произнес Браун, методично обшаривая комнату нестерпимо ярким лучом фонаря.

Милгрим услышал, как за спиной закрылась дверь и щелкнул замок.

Брауну было несвойственно думать вслух; видимо, в этот раз он здорово перенервничал.

– Как назвали?

Меньше всего сейчас Милгриму хотелось говорить. Он бы с радостью сосредоточился на мгновении, когда таблетка тает под языком на грани бытия и небытия.

Круг света остановился на складном парусиновом кресле возле казенного вида раковины.

У комнаты был жилой запах. Не вонь.

– Почему его так назвали? – повторил Браун с намеренно грозным спокойствием.

Он был из тех, кто не любит лишний раз произносить имена или упоминать понятия, которые презирает из-за недостаточной важности либо иностранного происхождения.

– Волапюк, – догадался Милгрим, как только таблетка исполнила свой трюк с полным исчезновением. – Эсэмэс набирают латинскими буквами и цифрами, а читают их как буквы кириллицы, на которые они похожи.

– Я спросил, откуда название?

– Был такой искусственный язык, эсперанто, для международного общения, – ответил Милгрим. – Волапюк – другой международный язык. Когда русские обзавелись компьютерами, то обнаружили на дисплеях и клавиатурах латинский алфавит, не кириллицу, вот и соорудили ее подобие из наших символов. Назвали волапюком. Такая вроде как шутка.

– В жопу, – отрезал Браун, очевидно имея в виду волапюк, Милгрима и даже НУ, которыми так интересовался.

На языке Брауна, как уяснил Милгрим, НУ означало «нелегальный устроитель» – преступник, который помогает другим преступникам в их делах.

– Посвети.

Браун сунул ему фонарь – профессиональный, с насечкой на металле, чтобы не блестел.

Спрятанный под паркой Брауна пистолет из композитного пластика тоже совершенно не блестел. Это как с обувью и аксессуарами, рассуждал про себя Милгрим; стоит кому-нибудь щегольнуть крокодильей кожей, и через неделю она уже будет у всех. Вот и в городе Браунтаун царил сезон неблестящего антицвета. Очень долгий сезон.

Браун натягивал зеленые латексные перчатки.

Милгрим светил фонариком туда, куда ему велели, и смаковал глубину восприятия, которую давала таблетка. Когда-то он встречался с женщиной, утверждавшей, что витрины магазинов, где распродают излишки армейского имущества, – гимн мужской слабости. Интересно, в чем слабость Брауна? Этого Милгрим не знал, однако сейчас восхищался его руками в хирургических перчатках: они шевелились, как дрессированные морские существа из сказочного цирка-аквариума, наученные изображать движения фокусника. Вот они нырнули в карман и достали прозрачную коробочку, откуда ловко извлекли крохотный голубовато-серебристый предмет. Что-то корейское. Милгрим не помнил, отчего эти цвета ассоциировались у него с Кореей.

Батарейка.

Батарейки нужны везде. Даже в том приборчике, что ловит для Брауна и его своры редкие эсэмэски НУ, исходящие и входящие, прямо из воздуха этой квартиры. Милгрим недоумевал: он раньше думал, «жучок» должен быть в телефоне. А этот НУ, по рассказам Брауна, редко использовал дважды одну и ту же трубку или номер. Покупал их и выбрасывал. А впрочем, если вспомнить, так поступал и Бердуэлл.

Браун встал на колени возле вешалки с одеждой и принялся ощупывать зелеными перчатками край чугунного основания на колесиках. Милгрим щурился на рубашки НУ и черную куртку: ему хотелось взглянуть на фирменные ярлычки, но приходилось держать фонарь, освещая чужие руки. Какая же это марка? Может, A. P. C.? Или нет?.. Однажды, когда они вдвоем сидели в закусочной на Бродвее, мимо прошел НУ собственной персоной, даже глянул на них через запотевшее окно. Браун от неожиданности спсихел, начал лихорадочно диктовать по беспроводной гарнитуре какие-то коды. Милгрим поначалу даже не понял, что паренек в черной кожаной шляпе с загнутыми впереди полями и есть тот самый НУ. Он выглядел как этнический вариант молодого Джонни Деппа. Браун однажды упомянул кубинско-китайское происхождение НУ и его родных, но Милгрим не определил бы этого на глаз. Скорее бы принял парня за филиппинца, да и то неуверенно. К тому же вся семья говорила по-русски. Вернее, обменивалась эсэмэсками на чем-то вроде русского. Голосов людям Брауна, насколько Милгрим знал, перехватить пока не удалось.

Эти-то люди и беспокоили Милгрима. Вообще Милгрима тревожила масса всего, в том числе сам Браун, однако брауновские невидимые товарищи удостоились отдельной мысленной папки. Во-первых, их явно было чересчур много. Где служит Браун? В полиции? А те, кто перехватывает для него эсэмэски, – полицейские? В это Милгриму верилось с трудом. Они действовали как сотрудники федерального агентства. Но коли так, кто тогда Браун?

Тот словно услышал беззвучный вопрос и, не вставая с колен, тихонько, с пугающим удовлетворением, хмыкнул. Морские зеленые твари вновь вынырнули на свет, держа что-то черное, матовое, возможно замотанное такой же черной матовой изолентой. Следом тянулся крысиный хвост черной матовой проволоки, тоже с изолентой. Милгрим догадался, что старая вешалка из Швейного квартала служит приборчику дополнительной антенной.

Браун менял батарейку, а Милгрим аккуратно держал фонарь так, чтобы освещать ему работу, но и не попадать в глаза.

Так, может, Браун из федерального агентства? ФБР? Управление по борьбе с наркотиками? Милгрим когда-то встречал и тех, и других. Он знал, что это разные (и взаимно враждебные) породы людей. Браун явно не принадлежал ни к одной из них. Впрочем, за последнее время наверняка появились новые, невиданные прежде разновидности федералов. Однако сочетание явно низкого IQ Брауна с той степенью автономности, которой он располагал в нынешней неведомой операции, продолжало смутно терзать Милгрима, несмотря на действие таблетки, необходимой, чтобы просто стоять здесь и не вопить.

Браун, склонившись к ржавому основанию вешалки, сосредоточенно установил «жучок» обратно.

Вставая, он сбил что-то темное с перекладины. Оно беззвучно упало на пол. Браун забрал фонарь и последний раз обвел лучом пожитки НУ. Милгрим тронул второй темный предмет, тот, что остался на вешалке. Холодная влажная шерсть.

Раздражающе яркий луч отыскал в темноте возле колонки аудиосистемы дешевую с виду вазочку, синюю с перламутром. Усиленный голубовато-белый диодный свет играл на блестящей поверхности, создавая впечатление нереальной прозрачности, – казалось, там что-то плавится. Фонарик погас, а вазочка словно осталась перед глазами Милгрима.

– Уходим, – объявил Браун.

Уже на улице, торопливо шагая по тротуару в направлении Лафайет-стрит, Милгрим решил про себя, что стокгольмский синдром – выдумка. Сколько недель прошло, а он так и не проникся к Брауну теплыми чувствами.

Ну вот ни капли.

К вестибюлю «Стандарта» примыкал ночной ресторан: длинное помещение с окнами во всю стену, где между черных матовых диванов торчали обглоданные фаллосы громадных кактусов.