Страна Гонгури - Страница 24

– Лет через тысячу – в светлом будущем, бесконечно далеком. Как созреет.

– А уж это, зависит от вас! – убежденно ответил Итин – идея, она должна за собой вести, первой мечтой быть! Отчего мы сейчас уже мечтаем, к звездам – на планете этой дел мало, что ли? Да затем – чтобы дорога была бесконечной! Строить, это хорошо – но вы, удвоение произведенного продукта за год, главной идеей считать будете? Думаете, все само созреет, лет за тысячу? Нет – "мое", само не уйдет! Тысяча лет, или двадцать – это лишь, как скоро из себя собственника выдавливать, как раба, по капле, или сразу, со всей кровью! А вы – квартиры, автомобили – это ж какой расход лишний, если каждому – вместо того, чтобы общее, на всех! У нас специально в зал общий селят – чтобы все на виду, и вещами делиться, кому нужнее! Бескрылые вы – ползете, думая, как хорошо бы полетать, но нельзя! Можно – если на землю не оглядываться! У вас не вышло – у нас получится! Съезд наш – уже программу принял. Как коммунизм – за одно поколение построить. Эх, жаль – не увижу я!

– Это как? – усмехнулся Младший – для это вам надо совсем другое человечество создать.

– Значит, так и будет! – ответил Итин – это человечество сотрем, и новое с нуля создадим. Правильное.

Солнце давно уже перевалило за полдень. Суета у амбара утихла – все реквизированное растащили обратно по домам, в деревне налаживалась обычная жизнь.

– Ладно, поговорили – вышло твое время – сказал Младший – курить хочешь, напоследок? Возьми – довоенные еще, для особых случаев. Хоть какое удовольствие – в последний раз.

Итин взял папиросу. Вкус был слегка сладковатым, совсем не похожим на ядреный махорочный самосад. На мгновение ему показалось, что все стало – как много лет назад. Они идут вместе, через лес, к железной дороге – разговаривая, как тогда. Когда они еще были друг другу – братьями, товарищами. И могли стать – соратниками по борьбе.

– Знаю, что откажешься – сказал Младший – но все же.. Если хочешь – иди с нами. Мое слово – даже для Верховного кое-что значит. Жизнь тебе – обещаю. А все прочее – после решим.

– Плюнул бы тебе в рожу – ответил Итин – да слюны жалко. Что, даже убивать боишься, плесень? Только мальца отпусти – ты обещал.

– Что обещал – выполню. Только на последний вопрос – ответь. Про "пароход ученых" – все, по списку, там были? Или кого-то втайне оставили – под замком? Список, который в газетенке вашей – я видел. Все там были? Ну?

– Все – усмехнулся Итин – мы, Партия, массам одну лишь правду говорим. Бывает, что не всю правду – по целесообразности. Но уж если сказали – значит, так оно и есть.

– Падлы! – сказал Младший – ТАМ этот пароход доплыл. Не то чтобы по-подлому – обещали выпустить, и в море уже, торпеду в борт. А затем еще всплыть, и из пулеметов – чтоб никто.. И свалить все на командира лодки, которого сами же после расстреляли…

– Зато хлеб, в детские дома – ответил Итин – тебе напомнить, как было? Зерно нам – в обмен на выезд ученых. По списку – ИМИ составленному. Уже с приглашениями – кому где работать. Изобретать что-то – против нас. И хлеб выгружать – лишь после отплытия того парохода, под ИХ флагом. Командир лодки знал – что его, после во враги. И семью его – тоже. Но сказал "есть" – потому что НАДО. Настоящий коммунист – был. Но – дети хлеб получили. Когда – от голода падали, прямо в строю.

– Падлы – повторил Младший – капитализм, ненавижу, а в ваше счастье тотальное, не хочу! Хоть надежда была, когда совсем худо, снова профессора того разыскать, и в иной мир уйти. Где СССР жив, год семидесятый с чем-то, и мы с батяней на речку.. Хотя – вдруг смерти нет, а есть лишь переход, в другую жизнь, в мир параллельный? Там я завис – и вернулся, когда убили меня, в Чечне. Может и профессор – изобретает сейчас, где-то? А ты, если так – куда попадешь? Хотелось бы – чтобы туда, где я был. Чтобы ты сам увидел – как рухнет все, что вы сейчас строите. И понял – сколько стоят, все ваши "даешь"! И сколько – кровь, пролитая напрасно. Чтобы ты стал там – голодранью, зубами скрежещущей! И податься тебе – будет некуда. Хотя компартий там – целых четыре: зюгановцы, ампиловцы, кто-то еще. Только воюют больше, друг с другом – кто самый истинный. И с народом торгуются – вы нам, голоса на выборах, мы может быть, что-то когда-нибудь для вас! И будешь ты, старшой, водку глушить, или окна бить абрамовичам – а после, в ментовке ночевать, с битой мордой! Богатым не возродишься – не надейся. Как профессор мне сказал – психоматрица при переносе не абы в кого, а в схожего, по параметрам. Как я – и здесь, и там, за Отечество. А ты, значит – будешь пролетарий. Вылезешь с красным флагом – омоновцы рыло начистят. Прощай, старшой – удачи не желаю!

Младший встал. Итин тоже. Поодаль стояли деревенские. И смотрели – на них.

– Ты сам? – спросил Итин.

– Народ! – ответил Младший – пусть он тебя и судит! А я – посмотрю.

И призывно махнул рукой.

Крестьяне придвинулись. Обычные человеческие лица. Скорее с любопытством, чем со злостью.

– Он ваш! – сказал Младший, сделав шаг назад – как решите с ним, так и будет!

Мужики оживились. Как по волшебству, в их руках возникли вилы и колья.

Итин огляделся. Слева было поле, ровное и сухое, за ним лес. Младший, перехватив его взгляд, чуть кивнул – и Итин вдруг понял, эти стрелять не будут. И гнаться за ним – тоже.

Итин представил, как он бежит – а за ним толпа, с улюлюканьем и свистом, размахивая дрекольем. Упрямые и упорные – не отстанут. Пока не загонят, как зайца – и не забьют насмерть. И будут после с хохотом рассказывать, своим детям, как они гоняли убегавшего коммуниста.

– Позором будете вспоминать! – сказал он толпе, сам оставшись на месте – эх, барсуки вы!

Толпа на мгновенье замерла. Но высокий худой мужик в рваной шинели – первым шагнул вперед.

– Наш позор сами переживем – сказал он – а если без хлеба, ничего не будет! Зачем чужое забирал?

И взмахнул вилами.

Это было – на том, памятном съезде, перед Июль-Коранью. Партия собиралась на съезд – лишь в судьбоносные, поворотные моменты. Когда, чтобы напрячь силы – недостаточно было простого приказа: требовались убеждение, воля, и согласие всех. Но даже лучшие товарищи – верные, преданные революции – уже устали от войны.

..сила Партии – в вере в нее народа. Рабочие трудятся, как никогда прежде на хозяев – но им надо кормить семьи. Заводы обеих столиц и Каменного Пояса исправно обеспечивают план по оружию – пушки, танки, самолеты. Однако, среди рабочих ходят всякие разговоры, и даже АНЕКДОТЫ про Вождя – чего еще недавно не могло быть! Все живут лишь надеждой на светлое будущее – в труде не жалея себя. Но все чаще спрашивают – скоро ли?

..металл пока есть – хотя вместо руды часто плавят лом. Хуже с топливом – нефть пока еще у врага, на полуострове, угля едва хватает на железные дороги. Но в достатке торф – хотя нужна рабсила. Гораздо хуже – с товарами для потребления, и совсем плохо с продовольствием. Крестьяне устали от реквизиций – однако у нас нет ни денег, ни товаров, чтобы заплатить им. Без сомнения, комхозы были правильным путем – общий труд объединяет, и трактору легче на просторе, чем на малых наделах. Но так же ясно теперь, что народ в массе этого не понял и не принял.

..мы виним в голоде кулаков с обрезами и банды мешочников – но хозяйственная перепись, где удалось ее провести, показала, что размеры пахотной земли перед довоенными сократились в двадцать раз, при гораздо худшей на ней работе! Даже считая народную власть своей, крестьянин не желает сеять сверх своих нужд – зная, что все отберут; и чрезвычайные меры против рынков в городах это лишь ухудшают! Все пока держится исключительно на порыве, энтузиазме, памяти о Десяти Днях, дисциплине военного времени и ожидании скорой победы. Но скоро настанет мир, и наша в большинстве крестьянская армия хлынет по домам – тогда порыв иссякнет, сменившись злобой и усталостью. Тогда – начнется такое, что померкнет кровавый хаос первого года, когда "райком закрыт – все убиты".