Страна А., или Автостопом по Афганистану (СИ) - Страница 6
Вскоре, не успели мы заскучать, появились два джипа с антеннами. В них прибыли афганские водители-перегонщики. Нас с Книжником определили в «Land Cruiser», замыкающий колонну; кондиционер оказался неработающим, зато водитель – англоговорящим. На стекле машины – наклейка: перечёркнутый автомат; мол, с оружием нельзя!
Машины (и джипы, и новые УАЗики) принадлежали какой-то гуманитарной организации и ехали в Кундуз, а потом в Таликан. Мы намеревались достичь с ними Кундуза. До него было 75 километров.
По машинам! Попрощались с пограничниками, заехали на крутой берег, проехали мимо будки с развевающимся флагом, в которой, вероятно, должен был сидеть пограничник, но его не было. Будка являла собой бывшую кабину трактора или крана. Проехали метров пятьсот и остановились у придорожных харчевен, у первого афганского поста ГАИ.
Некоторое время наш караван не пускали – водители забыли оформить в пограничной палатке какую-то бумагу на транзит машин. Пока ждали – около получаса, – водители купили большую зелёную дыню, ели сами и угостили и нас с Книжником. Первое угощение на афганской земле!
Корки и семечки от дыни бросали прямо на дорогу, и бродячий осёл лениво подъедал их. Кстати, дорога оказалась асфальтовая! Я-то думал, будет разбитая грунтовка. Оказалось, в этой части страны все дороги вполне приличные; их покрыли асфальтом за годы советской оккупации. Как мы потом обнаружили, дорога на Мазари-Шариф и на Кабул тоже вся асфальтирована, кроме района перевала Саланг.
Вокруг был пустынный пейзаж. Признаков города отсюда не было видно. Водители-афганцы общались по-английски то с нами, то со своими рациями. У нашего водителя было аж три рации, но слышимость в каждой из них была ужасной.
– Я прожил здесь всю жизнь, – по-английски делился своими воспоминаниями один из водителей, – и когда я был ребёнком, у нас стояли советские войска. Они оборудовали блок-пост, и когда какое-нибудь афганское транспортное средство подъезжало близко, русские кричали нам: «стой, б…!» Это единственное слово, которое я знаю по-русски, и вот уже двадцать лет, как я запомнил его.
– А потом русские ушли, потом пришли талибы, и здесь проходили большие битвы, а потом талибы опять ушли, – продолжил другой водитель, – и вот мы всё думаем: придут опять русские войска или нет?
Я постарался перевести разговор с военной темы на мирную. Выведал и записал в тетрадку произношение многих полезных слов на местном языке, а также числа. Жители северной половины Афганистана, до Кабула включительно, говорят на языке дари – диалекте фарси, персидского языка. Таджикский язык тоже похож на фарси, и все три – фарси, дари и таджикский – близки между собой, как русский, белорусский и украинский. А вот южная часть Афганистана говорит на пушту, это совсем другой язык, ближе к урду и к хинди. Общих слов у дари и пушту немного, и, как правило, всё это – религиозная лексика, общие заимствования из арабского языка. Жители южной и северной частей Афганистана, как уверяли водители, не понимают друг друга.
Когда несколько страниц тетради были уже исписаны словами языка дари, у водителей, наконец, появились документы на проезд, и мы поехали. Я удивился тому, что паспорта наши никто больше не проверял. Обычно вблизи границы много постов: дублируя друг друга, на них вновь и вновь проверяют паспорта и визы у въезжантов и выезжантов. Здесь этого не было.
Асфальтовая, немного битая дорога разрезала пополам совершенно плоскую пустыню. Но местность не была безлюдной. Навстречу нам попадались грузовички советского производства, полные груза и людей. Не только кабины, но и все кузова были заполнены народом. Проехали пару селений, состоящих из глиняных одноэтажных домов. Одинокие столбы с обрывками проводов напоминали о том, что когда-то здесь проходила линия электропередач.
Через полтора часа пути машин на дороге стало больше, появились попутные и встречные телеги и ослы; жёлтые такси, обвешанные людьми (даже сверху). Дорога совсем испортилась, и вот наконец пошли дома, лавки, пешеходы – мы въехали в столицу провинции.
Попрощались с водителями и вышли на свободу. «УАЗики» и два джипа сопровождения укатились на восток, в город Таликан, а мы с Книжником, с рюкзаками и гитарой очутились в самом центре Кундуза.
Город! Он не казался голодным. Вдоль улицы наблюдались непрерывные лавки, где продавали мясо, лепёшки, газировку, арбузы, помидоры, лекарства, ковры, инструменты и всё остальное. По улице (не асфальтовой) ездили телеги и красиво украшенные повозки, запряжённые лошадьми (настоящие кареты!). Но тут нам стало не до рассматривания, так как нас быстро окружили десятки местных жителей и начали разглядывать нас самих.
План действий в Кундузе я составил такой:
1. Обменять деньги.
2. Отпраздновать едой прибытие в Афганистан.
3. Позвонить родителям (интернета в Афганистане тогда ещё не было обнаружено);
4. Найти ночлег.
Обмен денег не составил труда. Зашли в одну из лавок и спросили, где здесь доллар-чейндж. Продавец предложил поменять прямо у него. Я развёл широко руки и спросил, где большой чейндж, где мно-о-ого денег. Лавочник понял и показал пальцем направление.
Пойдя туда, вскоре мы нашли целую улочку менял. У каждого из них была своя лавка, а перед ней, на улице, стоял большой стеклянный аквариум, полный денег! Деньги огромные, пачками, прямо килограммы. Спросили курс. Нам показали на калькуляторе: «давляти» 40.000, «джумбаши» 80.000.
Тут необходимо сделать небольшое научное отступление. Дело в том, что в Афганистане существует два типа афганских денег – «давляти» и «джумбаши». Внешне они выглядят практически одинаково, с первого взгляда не различить. Но по цене одни вдвое дороже других. В обороте здесь ходят оба вида параллельно! На границе афганские пограничники предупредили нас об этом, но только к концу путешествия по стране мы научились худо-бедно различать эти деньги. Говорят, что скоро введут единые деньги и такое двухвалютие скоро исчезнет, – но на момент нашего визита оно существовало уже пять лет. Итак…
– Почём арбуз?
– 10.000.
Я протягиваю одну хрустящую, свежую десятку и получаю арбуз, а также сдачу – одну такую же хрустящую, свежую десятку. В чём прикол?
Задача. В пачке денег – шестьдесят тысячных купюр и сорок пятисоток. Сколько будет всего? Восемьдесят тысяч? Это смотря где. В Кандагаре восемьдесят, а в Мазари-Шарифе будет сто тысяч. Афганская арифметика.
Лепёшка стоит 2.000. Я протягиваю две тысячных купюры. Продавец, поглядев, забирает их, но лепёшку не даёт. Напротив, хочет ещё две тысячи. Спохватившись, я достаю ещё две тысячи и получаю лепёшку. Цена правильная. Все довольны.
Ещё во времена «Талибана» я пытался узнать, какие же деньги ходят по разные стороны фронта: одинаковые или различные? Разные просачивались слухи; одни говорили, что афганские деньги – афгани – выпускает Северный альянс, а на талибской территории используют доллары и пакистанские рупии; другие рассказывали, что и тут и там остались одни только доллары; третьи слышали, что деньги выпускают и те и другие, причём одни деньги в десять раз дороже других (чьи именно дороже – неясно), и что деньги меняют на базаре мешками.
В этой поездке мы постепенно разузнали историю и сущность местных денег. Нам рассказывали следующее. Когда-то в стране были единые государственные деньги. Их заказывали за границей (говорят, во Франции), отправляли в Кабул и оттуда распределяли по стране. Когда «шурави» прогнали и началась гражданская война, в Кабуле на деньгах сидел президент Раббани, а в Мазари-Шарифе – известный губернатор и полевой командир Дустум. Вместе они боролись против талибов, наступавших из Кандагара. Этот Дустум часто просил Кабул о деньгах (для армии); деньги из столицы привозили, но недостаточно. Тогда Дустум поступил по-научному: взял да заказал (говорят, в Москве) партию купюр по 1000 афгани и стал выдавать ими зарплату солдатам, в общем – пустил их в оборот. Торговцы сперва не знали происхождения этих денег и принимали, как обычно. Но вскоре денег в северных провинциях стало подозрительно много, секрет раскрылся, а люди проницательно нашли несколько мельчайших различий между государственными и дустумовскими деньгами. Главное различие было в номерах серий – одни серии были на государственных («давляти»), другие на дустумовских («джумбаши»).