Страх возводит стены, любовь строит мосты - Страница 3

Вот один пример связи страха и юмора из недавнего прошлого. Наверное, всем хорошо известно имя советского писателя Михаила Зощенко – от его сатирических рассказов и фельетонов хохотала вся страна. И не случайно, что на дворе были самые страшные годы – 1920-1930-е – голод и репрессии. Но гораздо интереснее разобраться в том, почему сам Зощенко стал сатириком. Объяснение этого феномена можно найти в его последней книге, которая называется «Перед восходом солнца»[7]. В начале книги автор задается вопросом, почему он всю жизнь ощущал себя глубоко несчастным человеком. Зощенко честно сознается в том, что его искрометный юмор – всего лишь попытка заглушить страх перед жизнью, который он испытывал, сколько себя помнил. Увлекшись идеями психоанализа Фрейда и учением академика Павлова о рефлексах, писатель решил докопаться до причин своей меланхолии, корни которой он был намерен искать в детских психологических травмах. Книга читается как детектив – писатель ищет зацепки сначала в событиях недавних лет, потом углубляется все дальше и дальше, доходит до раннего детства. Наконец, сопоставляя обрывки рассказов родных о своем младенчестве и собственные детские кошмары, он таки находит то событие, которое так сильно напугало его и омрачило всю его дальнейшую жизнь (не стану спойлерить, сами почитайте). По признанию Зощенко, это открытие вернуло в его душу давно утраченную детскую радость. Кстати, изначально писатель хотел назвать свою книгу «Ключи от счастья».

Но вообще этот прием – использование смеха в качестве защиты от чего-то пугающего, осмеяние самого объекта страха – известен человечеству с древнейших времен. Приведу еще один неожиданный, но весьма показательный пример – игра в жмурки (сам был сильно удивлен, когда прочитал про это![8]). Оказывается, это очень древняя игра (после прочитанного ее уже трудно назвать забавой), она возникла давным-давно и распространена по всему миру. При своей кажущейся легкомысленности игра эта наделена глубоким символическим значением. Дело в том, что ведущий изображает не что иное, как саму смерть (он мертвец, «жмурик», вот почему игра так называется). Именно поэтому ведущий играет с завязанными глазами, ведь смерть слепа – она представитель потустороннего мира и не видит живых (других игроков)[9]. Да, смерть слепа, она хватает всех без разбора – старых и молодых, мужчин и женщин, богатых и бедных. У нас нет никакого способа защититься от нее. Защититься нельзя, но оказывается, над смертью можно… поржать! Один из вариантов игры в жмурки предполагает, что игроки должны подбегать к ведущему и издеваться над ним – отвешивать пендели, щипать, обзывать, смеяться, а ведущий должен угадать имя того, кто это делает. Если ведущий угадал имя, игрок выбывает (символически умирает). То есть что получается? Оказывается, смерть не нужно бояться, ее можно обмануть (хотя бы на время, хотя бы понарошку), ее можно пнуть, ущипнуть, обозвать дурой, и при этом тебе (если повезет) ничего не будет! Всем весело, все счастливы!

Но страх смерти – это лишь один из краеугольных страхов человека. Немецкий теолог и философ Пауль Тиллих утверждал, что все наши страхи могут быть сведены к четырем главным страхам (Тиллих назвал их «первичными тревогами»[10]):

Страх потери свободы.

Страх одиночества.

Страх потери смысла жизни.

Страх смерти.

Получается, что даже те странные и забавные страхи, о которых речь шла в начале, коренятся в одном из четырех перечисленных. Так страх перед работой, видимо, связан со страхом потери свободы, потому что работа, тем более нелюбимая, – это утрата свободы, невозможность делать то, чего по-настоящему хочется. Сюда же можно отнести и страх перед бдительной уткой, ведь, если кто-то постоянно за тобой следит (пусть даже это будет безобидное существо), ты уже не можешь чувствовать себя свободным, ощущение контроля лишает чувства свободы. А вот ересифобия – это скорее к страху одиночества, потому что ничто так не разделяет людей, как несогласие в важных вопросах. Ну а страх перед длинными словами куда? Думаю, к страху потери смысла, ведь зачастую многословие, громоздкие слова затуманивают суть, лишают сказанное смысла. Про то, что страх перед смертью может принимать разные формы, я уже говорил.

Единственное, что трудно куда-то определить, – это страх перед тещей. Я долго об этом думал и понял, что в этой фобии много нюансов. Например, если теща приехала на пару дней, а осталась на месяц – это к страху потери свободы. Если жена, чуть что не так, собирает чемодан и уезжает к маме – это к страху одиночества. Если молодой семье приходится жить вместе с тещей – это скорее к страху потери смысла жизни. А если у тещи была пятерка по химии или она просто дама крупная, то это вообще к страху смерти.

Когда нам не хватает чувства юмора, чтобы справиться со своими страхами (порой страх может быть столь велик, что уже не до смеха), мы обычно идем с ними к одному из двух специалистов – к священнику и психологу. Религия и психология – это две традиции, которые берутся дать испуганному человеку утешение. И хоть религиозная традиция насчитывает тысячи лет, а психологическая всего полторы сотни, им есть чему поучиться друг у друга. Ведь порой мы, верующие люди, оказываемся совершенно беспомощными перед лицом самых простых проблем.

У меня есть друг, диакон. Как-то раз он уезжал по делам в далекий сибирский город, в ту пору на душе у него было тяжко, он был в унынии. Где христианину искать утешения? Отец диакон отправился на службу в местный храм и решил исповедаться. Он рассказал священнику о том, как тяжело у него на душе, но не стал говорить, что сам он священнослужитель. Молодой батюшка его внимательно выслушал и говорит: «Знаете, я бы посоветовал вам в ближайший месяц или два причащаться каждое воскресенье». На это диакон ему отвечает: «Так получилось, что последние несколько лет я причащаюсь каждое воскресенье и даже чаще». Батюшка был совершенно обескуражен таким ответом, помолчав, он сказал: «Даже не знаю… может быть, вам тогда, наоборот, какое-то время не причащаться?»

Многие священники сами признаются в том, что порой не знают, о чем говорить в целом ряде случаев. Какое-то время назад мой друг-священник пришел к горькому выводу: «Вот я служу священником уже четверть века, среди моих духовных чад есть люди, которые ходят ко мне на исповедь все эти годы. Они из раза в раз рассказывают мне об одних и тех же проблемах, а я никак не могу им помочь!» Это мудрый и честный священник, и, желая помочь людям, он получил психологическое образование и теперь успешно применяет полученные знания в своей пастырской практике. По-моему, он – настоящий молодец!

Священникам есть чему поучиться у психологов. И речь не только о знаниях, но и об отношении к людям. Ведь вы никогда не увидите психотерапевта, ругающего и унижающего пациента (если только этот психотерапевт не практикует провокативную терапию – наблюдать за этим жутковато), а вот священник, отчитывающий «нерадивого грешника», – это, увы, не редкость. Но ведь сам священник перед исповедью говорит, что Церковь – это «врачебница», больница, а грешник – больной, страдающий от своего душевного недуга, а не преступник на судебном процессе.

Да, психология приходит на помощь современным священникам, но и христианство не остается в долгу. Среди психологов немало верующих людей, есть даже кафедры и целые институты христианской психологии. Верующие психотерапевты исследуют не просто психологические процессы, происходящие в человеческом сознании или бессознательном, а живую душу, их задачей является помочь человеку раскрыть в себе образ Божий. Как сказала мне одна из таких психологов, «моя задача – помочь человеку стать таким, каким его задумал Бог».