Страх (СИ) - Страница 2

--Страшно, капитан? - Отто, сидящий за моим рабочим столом, непрестанно улыбается. Впрочем, это неудивительно - глаза, нос и губы съедаются в первую очередь, так что может быть, Отто и не улыбался - просто оголенные зубы полусгнившего черепа создавали подобную иллюзию... Кажется это называется "улыбка мертвеца".

Не спеша сажусь в койке и спокойно отвечаю:

--Нет, сержант, я давным-давно не боюсь мертвецов, ну а тем более тебя, Отто. Если бы ты не пустил себе пулю в башку, то стал бы неплохим офицером, тогда мы смогли бы...

Похоже мертвяк не слушает меня:

--Капитан, а зачем вы выкинули мою голову?

--Отто, не будь болваном! Зачем тебе теперь голова? Сам же её дыркой испортил, а теперь пожалел? - чувствую, как мои губы растягивает кривая ухмылка (так и не смог заставить себя отучиться от этой глупой гримасы).

Отто на миг опускает дуло винтовки, но тут же вновь вскидывает её:

--Капитан, вам не страшно умереть? - кажется смерть все же портит людей - весельчак Отто Частофальский после собственной кончины стал редким занудой.

Спускаю ноги на пол, с удовольствием ощущая приятную мягкость ковролина под пальцами, и натягиваю штаны - неприятно торчать под прицелом безо всего. Неуютно как-то... Одеваясь, честно отвечаю бывшему подчиненному:

--Не боюсь я уже ничего, Отто. Смерти бояться я перестал, когда ты ещё только на велосипеде ездить учился... Нас тогда здорово зажали черномазые, мы даже попрощаться успели... Но повезло.

Отто кивает головой покрытой клочьями сгнивший кожи, будто соглашаясь, и неожиданно говорит:

--А все же мы трусы!

Удивленно гляжу на сержанта:

--Кто?

--Да все! - он опустил винтовку и, зажав её между колен, будто сидел не в комнате своего капитана, а в трясущейся утробе вертолета, пояснил:

--Я, вы, полковник, все ребята - мы все тут жалкое сборище трусов!

Вот тут на меня накатывает не то чтобы злоба, а самое настоящее бешенство. Ведь какой-то дурак, ублюдочный жалкий дурак, выбросивший к дьяволу собственную жизнь и прихвативший к тому же четыре чужих, а туда же, в философию полез - философист загробный! Ору как нервный сержант из кретинско-янковских фильмов на нерадивого новобранца:

--Заткнись ты, кретин дурацкий! В моем взводе только один трус! Это ты! Чтоб тебя черти в аду затрахали! За каким дьяволом ты их убил?! А? Что там у вас случилось?

Отто молча слушает меня, а потом грустно отвечает:

--Капитан, неужели серьезно думаешь, что я стал бы убивать трех девчонок?

Чувствую, как мой гнев испаряется куда-то. Все три дня после обнаружения их лагеря, я только об этом и думал, но... По всему выходило именно так. Даже Макс, первый нашедший то место, по-видимому, пришел к тому же выводу - поэтому и не поднял шума, а предупредил лишь нас с Могилой... Всё было слишком... Слишком понятно и прозрачно просто.

--Отто, а что я должен думать? - смотрю прямо в пустые глазницы, надеясь увидеть там хоть что-то, кроме темной пустоты.

--Что угодно, но только не это! - упрямо говорит сержант.

--Ну да, - киваю головой, будто соглашаясь, - Крамер сам себе глотку перерезал, и девки себе сами ножик под ребро вогнали? Да?

--У нас вода кончилась, - словно не слыша меня, ровно заговорил сержант, - бурдюк потек почему-то, может неплотно закрыли...

--И все померли от жажды! - зло перебиваю его, чувствуя сильное желание пристрелить этого недоумка, подставившего всех нас - жаль только он и так уже мертв.

--Я пошел за водой - боялся, как бы девки ядовитую лиану по ошибке не выдоили, а вернулся... - он на миг снова замолчал, как бы переводя дух, хотя кажется, покойникам дышать-то не надо, а потом окончил:

--Возвращаюсь, Крамер на меня с винтовкой бросается... Похоже, он с этими чего-то психотропного наелся...

--А сам-то зачем? - потеряно спрашиваю бывшего сержанта.

--Глотку я ему перерезал, - спокойно объясняет Отто, - так вышло - или я его, или он меня... А потом... Вы бы поверили?

--Но сейчас-то верю! - твердо говорю ему и объясняю, будто это может иметь какое-то значение, - сделали бы анализы, все было бы...

Он перебивает меня:

--Надоело всё, вот и совершил первый смелый поступок за всю свою жизнь! - Отто неожиданно хохочет скрипучим, противным голосом:

--Вернее последний, ха-ха-ха!

Смотрю на веселящегося мертвеца и впервые не знаю, что делать... Но Отто внезапно перестает смеяться и бросает мне свою винтовку - машинально ловлю. Он поднимается во весь свой немаленький рост - свет, проникающий сквозь жалюзи, делает его обычно плотную фигуру какой-то полупрозрачной...

"ПРИЗРАЧНОЙ!" - проговариваю про себя слово. Только разве что-то значат теперь слова?

--Капитан, разнесите мне голову! - спокойно просит мой сержант.

--Зачем? - снова повторяю я как какой-нибудь новобранец из степей Украины, не знающий ещё по-французски ни одного слова, за исключением "салют".

--Не хочу, чтобы у меня в голове жили черви! - поясняет Отто.

Почему-то этот аргумент меня наконец-то убеждает. Я лишь молча киваю. Дергаю рукоятку заряжания, патрон со знакомым щелчком занимает своё место. Палец сдвигает предохранитель перед спусковым крючком - два щелчка, "автоматический огонь".

Мой сержант поднимает в нашем приветствии руку, сжатую в кулак:

--А все же трусы вы все, капита...

Договорить ему уже не удается - бью с бедра, ноги полусогнуты, так стреляют только у нас в Легионе. Комната наполняется сухим грохотом выстрелов, винтовка истерично бьётся в руках... От неподвижной фигуры передо мной летят какие-то ошметки, словно от бумажной мишени на полигоне... Отто почему-то не падает, стоит под бешеным шквалом свинца... А почему не кончается магазин? Он же давно должен опустеть... Но гремит по комнате эхо выстрелов и звенят, осыпаясь горячим дождем, гильзы, а раскаленная винтовка начинает жечь пальцы... И грохот, грохот, грохот...

V

Кровь стучит в висках, отдавая бешеным пульсом в глаза, горит разбитая об изголовье койки ладонь...

"Ну что, Гурски, пора сдаваться Сахарку?" - думаю, стараясь успокоиться. Все же прав был хамоватый джин из диснеевского фильма - "Живые мертвецы не самое приятное зрелище".

Сажусь на скомканных, мокрых от пота простынях. Очень хочется пристальней глянуть на свой стол, на предмет обнаружения ещё какого-нибудь гостя из джунглей. Пожалуй, за мою десятилетнюю карьеру пара отделений хороших ребят ушедших на небо (ну или в ад) наберется. Конечно же за столом пусто, обрывки ночного кошмара становятся размыто призрачными, пульс вновь выравнивается и исчезает за границами ощущений, разгоряченная кожа высыхает в прохладе кондиционированного воздуха, а мысль идти со своими страхами к нашей психологу, с ласковым прозвищем "Сахарок", вновь вызывает лишь желание проверить её прозвище на вкус. Хотя Глобусу мы конечно не конкуренты... Ну да ладно.

"Все хорошо?" - спрашиваю себя.

Очень хочется ответить положительно. Одеться, пойти в бар. Даже можно было бы выпить надоевшего здесь до отвращения рому... Завалиться к филиппиночкам из хоз.обслуги... Перебираю, словно карты в скучноватом пасьянсе, вещи которые могли бы меня развлечь, но почему-то слова из сна: "А все же трусы вы все, капитан!", настойчиво лезут в уши.

Говорю вслух, будто он может услышать меня:

--Сам ты трус, Отто Частофальский, или как там тебя назвали папа с мамой! Ты сбежал в легион, но и отсюда решил сбежать? Кто же из нас трус?!

Слушаю тишину, будто хочу услышать ответ в шорохе работающего кондиционера... И конечно ничего не слышу. Все же, будь даже маленькие сомнения в моем здоровье - не пустили бы меня сюда, а дурацкие сны, наверное, многим снятся...

Закрываю глаза, но о сне даже думать противно - гляжу на мерцающие зеленым гнилостным свечением стрелки наручных часов - три по полуночи. Бар закрыт - база спит. Пойти к Мари-Лу?