Страх и нищета в Третьей империи - Страница 6

Брюль (поет).

Мы застряли безвозвратно.

За побег ты жизнь отдашь.

Обведен четырехкратно

Частоколом лагерь наш.

Солдат болотных рота,

С лопатами в болота

Идем.

Ломан (бросает лопату). Как подумаю, что сижу здесь из-за вас, из-за того, что вы раскололи единый фронт, так бы и размозжил тебе башку.

Брюль. Ну да, это на вас похоже: "Поклонись мне, как дружку, а не то снесу башку". Как же, единый фронт! Вы рады бы переманить у нас людей.

Ломан. А вам больше нравится, чтобы их переманил Гитлер! Предатели народа!

Брюль (в бешенстве хватает лопату и замахивается на Ломана, тот тоже держит лопату наготове). Я тебе покажу!

Член библейского общества. Берегись! (Поспешно запевает последнюю строфу "Песни болотных солдат".)

Эсэсовец показывается снова.

Все заключенные (подхватывают песню, усердно мешая цемент).

Не томись тоской бесплодной.

Ведь не вечен снег зимы.

Будет родина свободной,

Будем с ней свободны мы!

Болотные солдаты,

В болото мы лопаты

Швырнем!

Эсэсовец. Кто крикнул "Предатели народа"?

Все молчат.

Мало вас учили. (Ломану.) Отвечай, кто?

Ломан смотрит на Брюля и молчит.

(Дивенбаху.) Кто?

Дивенбах молчит.

(Члену библейского общества.) Кто?

Член библейского общества молчит.

(Брюлю.) Кто?

Брюль молчит.

Даю вам пять секунд, а потом всех отправлю в карцер и сгною там. (Выжидает пять секунд.)

Все стоят молча, глядя в пространство.

Марш в карцер!

5

СЛУЖЕНИЕ НАРОДУ

Вот лагерные вахтеры,

Убийцы и живодеры,

Служат народу вполне.

Чтоб весел был и не плакал,

Секут и сажают на кол

По самой дешевой цене.

Концентрационный лагерь Ораниенбург, 1934 год. Тесный дворик между бараками. На сцене темно, но слышно, как кого-то порют. Когда вспыхивает свет, виден эсэсовец, который порет заключенного. Эсэсовский группенфюрер стоит в глубине двора и курит, повернувшись к избиваемому спиной. Затем он уходит.

Эсэсовец (устав, садится на бочку). Продолжать работу.

Заключенный встает с земли и, пошатываясь, начинает чистить отхожее место.

Ну что тебе стоит, свинья, сказать "нет", когда тебя опрашивают: ты коммунист? Ведь тебя забьют до смерти, меня лишат увольнительной, а я устал как собака. И почему они не поручат порку Клапроту? Для него это одно удовольствие. Когда этот сукин кот опять выйдет (прислушивается), возьмешь кнут и будешь лупить по земле. Понял?

Заключенный. Так точно, господин шарфюрер.

Эсэсовец. Но только потому, что я себе все руки отмотал с вами, собаками, понял?

Заключенный. Так точно, господин шарфюрер.

Эсэсовец. Внимание!

Снаружи доносятся шаги, и эсэсовец показывает на кнут. Заключенный поднимает его и хлещет им по земле. Так как звук ударов ненастоящий, то эсэсовец ленивым движением указывает на корзину, и заключенный начинает хлестать по корзине. Шаги приостанавливаются. Эсэсовец торопливо и нервно вскакивает,

вырывает у заключенного кнут и бьет его.

Заключенный (шепотом). Только не по животу.

Эсэсовец бьет его по заду. Во двор заглядывает группенфюрер.

Группенфюрер. Бей по животу.

Эсэсовец бьет заключенного по животу.

6

ПРАВОСУДИЕ

Вот судьи, вот прокуроры.

Ими командуют воры:

Законно лишь то, что Германии впрок.

И судьи толкуют и ладят,

Пока весь народ не засадят

За проволоку, под замок.

Аугсбург, 1934 год. Совещательная комната в суде. За окном мутное январское утро. Круглый газовый рожок еще горит. Судья надевает свою мантию. В дверь

стучат.

Судья. Войдите.

Входит следователь уголовного розыска.

Следователь. Доброе утро.

Судья. Доброе утро, господин Таллингер. Я вызвал вас по делу Геберле, Шюнта, Гауницера. Откровенно говоря, мне в этом деле не все ясно.

Следователь. ?

Судья. Из материалов следствия видно, что означенный случай произошел в ювелирном магазине Арндта, то есть в магазине, принадлежащем еврею?

Следователь. ?

Судья. А Геберле, Шюнт, Гауницер и по сей день состоят в отряде штурмовиков номер семь?

Следователь утвердительно кивает головой.

Значит, отряд не счел нужным наложить на них взыскание?

Следователь отрицательно качает головой.

Надо полагать, что после этого происшествия, взволновавшего весь квартал, отряд, со своей стороны, расследовал дело?

Следователь пожимает плечами.

Я был бы вам очень благодарен, Таллингер, если бы вы мне до судебного разбирательства несколько... осветили дело.

Следователь (без всякого выражения). Второго декабря прошлого года в восемь часов пятнадцать минут утра в ювелирный магазин Арндта по Шлеттовштрассе ворвались штурмовики Геберле, Шюнт и Гауницер и после короткой перебранки нанесли пятидесятичетырехлетнему Арндту рану в затылок. При этом магазину был причинен материальный ущерб, выразившийся в сумме одиннадцать тысяч двести тридцать четыре марки. Расследование, произведенное уголовным розыском седьмого декабря прошлого года, показало...

Судья. Дорогой Таллингер, все это есть в деле. (С досадой показывает на обвинительный акт, занимающий одну страницу.) Такого тощего и невнятного заключения мне еще ни разу не приходилось видеть, а уж за последние месяцы я достаточно нагляделся! Но то, что вы говорите, здесь все же написано. Я надеялся, что вы раскажете мне кое-что о подоплеке этого дела.

Следователь. Пожалуйста, господин судья.

Судья. Ну?

Следователь. Никакой подоплеки нет, господин судья.

Судья. Неужели, Таллингер, вы считаете, что дело ясное?

Следователь (ухмыляясь). Нет, этого я не считаю.

Судья. По-видимому, во время драки исчезли ювелирные изделия. Их отобрали?

Следователь. Как будто нет.

Судья. ?

Следователь. Господин судья, у меня жена, дети.

Судья. И у меня, Таллингер.

Следователь. Вот то-то. (Пауза.) Видите ли, Арндт ведь еврей.

Судья. Это я понял уже по фамилии.

Следователь. Вот то-то. Одно время соседи поговаривали, что в его семье имел место случай осквернения расы.

Судья (начиная прозревать). Ага! А кто был в этом замешан?

Следователь. Дочь Арндта. Ей девятнадцать лет и, говорят, хорошенькая.