Страдания среднего возраста (СИ) - Страница 3

— Нет! — хором отвечаем мы, и он, вежливо кивнув, сматывается.

— Может, потанцуем? — предлагает Викуся, услышав бодрые аккорды джаза.

Мы выходим на танцпол, и за нами радостно поднимаются ребята помоложе. Мы томно изгибаемся на небольшой площадке, по очереди приглядывая за сумочками. В зал входит живописная группка: несколько мужчин в дорогих светлых костюмах с явно выраженной южной внешностью. Они делают пару шагов по залу, и становится понятно, что самый главный идёт в центре, поскольку вокруг него все лебезят — от его свиты до официантов. Я приглядываюсь и снова морщу нос. Чёрт с рогами был бы краше! Лет пятидесяти, маленького роста, с округлым брюшком, обтянутым шёлковой рубашкой и подпёртым дорогим кожаным ремнём, сверху лысый, с седыми кудрями по бокам, из воротника и манжет пробивается буйная кучерявая чёрная растительность, а над пухлыми большими капризно изогнутыми губами, между близко посаженными чёрными узкими глазами нависает огромный крючковатый нос с горбинкой! Жуть! Просто тролль какой-то! Наверняка у него и бородавка имеется! Заглядевшись на сказочного персонажа, я проглядела тот момент, когда пара гиппопотамов вышла танцевать. Они решили потоптаться в обнимку в медляке и налетели на первого из свиты тролля южанина.

— Мадам, осторожнее! Столько красоты я просто не выдержу! — с мягким акцентом съязвил мужик средних лет, такой же чёрный и страшный, но не такой пока лысый и пузатый, явно охранник тролля.

То, что он охранник, а не босс, очевидно — костюмчиком не вышел.

— Что?! — неожиданным фальцетом выдаёт возмущение толстяк.

— Ничего, брат. Просто мы пройдём к своему столику.

— Вы что, в лесу? Вам места мало? — вдруг возмущается толстушка.

— Мадам, не волнуйтесь, а то шторм начнётся, — колет в рану придурок.

Я выдёргиваю Викусю из эпицентра этого шторма и оттягиваю на край площадки. Оттуда мы с восхищением смотрим на героя-идиота. Ну, нельзя же дразнить носорогов, а особенно в период брачных игр!

— Что-о-о? — хором рычат оба носорога и встают в боевую стойку.

— Э-э, да ничего! Мы просто пытаемся пройти к столику! — тушуется идиот.

— А мы тебе помешали? Да?! — вопит мамонтиха.

— Да-а-не-е-е!!!

Ответ охранника переходит в вой и хрип, когда толстяк схватил его за кадык.

Завязывается восхитительная в своём безобразии драка.

— Они оскорбили женщину! — вопит толстушка троим официантам, пытающимся её скрутить, и бьёт подносом и персонал, и свиту тролля.

Оказавшись в центре торнадо, лучше не двигаться, а то руки-ноги поотрывает. Южанин с носом, видать, бывалый, потому что замирает на месте и оглядывается на своих, но они все уже в деле и с упоением машут кулаками.

— Подонки! — вопит разбушевавшаяся бегемотиха и замахивается бутылкой на тролля.

— Осторожно! Сзади! — не выдержав, кричу я ему, перекрывая шум драки.

Он оборачивается, но не назад, а на меня и замирает, видимо, очарованный моей неземной красотой. Толстуха мажет ему бутылкой не по темечку, а по виску, и он падает, скорее от неожиданности, чем от удара. В это время на нас с Викусей налетают несколько дерущихся гостей, и мы в ужасе отступаем. Меня толкают, и я вдруг чувствую, что лечу, взмахнув руками-крыльями. Полёт оказался секундным делом, и я приземляюсь прямо на живот тролля. Спружинив на упругом пузе, проскальзываю по шёлку дорогой рубашки чуть вперёд, так, что огромный горбатый нос утыкается прямо в моё декольте. При этом я вижу близко-близко вспыхнувшие хищным блеском чёрные глаза, лысину и узор на полу, и вдруг слышу во внезапно установившейся вокруг тишине характерный треск рвущейся по шву ткани и омерзительный голос идиота-охранника с его южным акцентом.

— Какое дивное кружево! И под платьем даже лучше, чем на нём!

«Слава богу, что надела», — успеваю подумать я прежде, чем потерять сознание от стыда и праведного негодования. Но сознание не теряется…

***

Иногда просыпаешься после вечеринки и морщишься, иногда — улыбаешься, а иногда дико смущаешься. Я встала уже совершенно разбитой, измученной сознанием своего позора.

— Ну, что вы, — участливо сказал мне вчера в кабаке лысый придурок с акцентом, вытащив свой нос из моего бюста, — не плачьте! Вы мне жизнь спасли!

Кое-как поелозив на нём, чем вызвала некоторое оживление в его организме, я встала, отклячившись центром тяжести к зрителям, и действуя руками и ногами, и тут же машинально завела руки за спину и сомкнула их на заднице. О, мой бог! Дыра полметра, зад наружу! Викуся превратилась в каменное изваяние. Слёзы из моих коровьих глаз хлынули сами собой, смывая дивной красы макияж.

Тролль поднялся следом, скинул белый пиджак и протянул его мне.

— Вы мой ангел-хранитель! — сказал он, всё ещё пялясь на вырез, возможно, потому, что его глаза находились как раз на этом уровне, — не расстраивайтесь. А хотите, поедем отсюда? А? Всё равно тут стало, гм, как-то неуютно, — и он махнул рукой на побоище.

Я, шмыгнув, кивнула. Викуся подхватила наши сумки, а тролль меня. Мы втроём вышли, оставив остальных разбираться и расплачиваться.

— Могу я услышать ваше божественное имя, мой ангел? — спросил тролль, высаживая нас у моего подъезда из белоснежного автомобиля.

— Анжелика, — буркнула я.

— Ну, точно, ангел! — обрадовался тролль, — а я Тарик.

— А по отчеству? — заинтересовалась я ни с того ни с сего.

— Ай, да зачем тебе моё отчество? — махнул он рукой, — ещё спроси про отечество и нацию, а там гороскопы-шмороскопы, гадания всякие. Ты не увлекаешься гороскопами? — строго спросил тролль.

— Нет, — на голубом глазу солгала я.

— Меня все зовут дядя Тарик, а для вас, мой ангел, я просто Тарик. Могу я для вас что-нибудь сделать? — снова перешёл на дворцовый стиль старый тролль.

— О, нет, спасибо!

Всё что могли, ты и твои люди уже сделали просто так, не напрягаясь. Страшно представить, что вы можете натворить, действуя целенаправленно!

И я, покопавшись в анналах собственной мимики, выдала ему скомканную улыбку вежливости, больше похожую на гримасу отвращения.

— Что ж, гм, до свидания, — с пониманием вздохнул он, и я чуть устыдилась, — мы доставим домой вашу подругу, не волнуйтесь.

— Спасибо. Э-э. Я пойду. Ваш пиджак.

И я протянула ему пиджак с обречённым выражением человека, которому больше нечего терять.

Мы уставились друг на друга в свете подъездного фонаря.

— Уважаемый дядя Тарик, — сообразила Викуся, — поедем, а то поздно.

— Да, поедем.

Они хлопнули дверцами и уехали, и я наконец смогла повернуться к этому ужасному миру своей лопнувшей спиной…

Глава 2. Магия денег

Женщина умнеет, если наслаждается зрелищем драгоценных камней.

Иоанна Хмелевская

Всё проходит. В этом заложена великая грусть и великая радость. Кто-то ненавидит любые финалы — хоть счастливые, хоть страшные. Я в юности занималась в легкоатлетическом манеже и обожала финишную прямую. Лишь несколько раз я достигала финиша первой, но до сих пор замираю при воспоминании того чарующего ощущения победы, когда врезаешься грудью в алую ленточку, разрывая и снося её разгорячённым телом, превратившимся в сплошное стремление. Как жаль, что этот жар, это горение со временем остывает! Но самое худшее — не прийти вторым или последним, что в сущности одно и то же, самое невыносимое — сойти с дистанции. Недостигнутая цель — отсутствие завершённости, дисбаланс жизни и личности, ненавистное многоточие! Нет результата — и словно не было вовсе усилий и стремлений, потому что они перечёркиваются и от стыда словно сворачиваются в жалкий клубок ноля. Вот этот ноль я с юности ненавижу. Либо плюс, либо минус — дайте мне любое свидетельство того, что я жила, что всё это было! Иначе я рассыпаюсь в прах!

И вот около полудня второго июля я выхожу из ванной, как потрёпанная собака, не в силах ни собраться, ни собраться с мыслями. Вчера всё завершилось так нелепо, что я не чувствую конца, не вижу точки, и мне плохо.