Стоя в чужой могиле - Страница 16

– Давным-давно. – Телефон Кафферти, выложенный на стол, завибрировал; тот посмотрел, кто звонит, и не стал отвечать. – Это насчет пропавшей девчонки?

Ребус кивнул.

– Видел Хаммеля по телевизору, – продолжил Кафферти. – Он назначил какую-то сумму.

– По-твоему, почему он это сделал?

Кафферти задумался. Он знал, о чем говорит Ребус: человек вроде Хаммеля мог получать информацию, не платя за нее ни гроша.

– Он ее любит, – сказал наконец Кафферти. – Я имею в виду мать. Это его способ выразить чувства. Ты знаешь, что он послал своих людей к ее мужу и те его припугнули?

Ребус покачал головой.

– Так вот почему бедняга рванул в Новую Зеландию.

– В Австралию, насколько я знаю.

– Без разницы, все равно на край света. Куда угодно, только подальше от Фрэнка Хаммеля.

– А что насчет брата пропавшей?

Кафферти задумался на несколько секунд.

– Просвети меня.

– Его зовут Даррил Кристи. Оставил себе фамилию отца. Он выступал на пресс-конференции. Управляет как минимум одним баром Хаммеля.

– Я этого не знал. – Ребус видел, что Кафферти откладывает эти сведения в одну из ячеек своей памяти.

– Похоже, неглупый парнишка.

– Тогда ему следует делать ноги, пока есть возможность.

– Чем сегодня владеет Хаммель?

Рот у Кафферти перекосился.

– Этого даже я не могу сказать. С полдюжины пабов и клубов. Но конечно, этот пострел гораздо больше где поспел. У него были переговоры в Глазго и Абердине.

Имелись в виду переговоры с ему подобными.

Ребус смотрел, как Кафферти помешивает кофе.

– Судя по твоему тону, тебе все это по-прежнему небезразлично.

– Назови это хобби.

– Некоторые хобби захватывают человека целиком.

– Когда отходишь от дел, нужно же чем-то заполнить время. Вот в этом-то и была твоя ошибка. Целый день некуда себя деть. Поэтому-то ты и вернулся в полицию. – Кафферти снял пенку и облизнул ложечку.

– Не знаешь, у кого мог быть зуб на Хаммеля?

– Исключая присутствующих? – Кафферти улыбнулся. – Таких немало. Но я не думаю, что они стали бы отыгрываться на девчонке.

– А если стали?..

– Тогда Хаммелю в любой день нужно ждать послания, и тут уж он пойдет вразнос. Ты узнаешь, если это случится.

– Что, стоит за ним приглядывать?

– Это так или иначе придется делать. Помнится, в далеком и туманном прошлом ходили за мной топтуны.

– И взяли тебя с поличным. Кафферти снова перекосило.

– Давай лучше не будем на этом задерживаться.

– Откровенно говоря, как раз на этом нам и нужно ненадолго задержаться.

Кафферти уставился на него:

– Это еще почему?

– Потому что «Жалобы» открыли на меня охоту.

– Опаньки!

– Им, например, известно, что мы с тобой несколько раз встречались.

– Видать, кто-то им сказал.

– Но не ты, верно?

Лицо Кафферти осталось непроницаемым.

– Понимаешь, для меня такой твой ход не лишен смысла, – продолжил Ребус. Он обхватил ладонями чашку с кофе, хотя с тех пор, как ему ее принесли, едва ли сделал пару глотков. – Да что там, я просто не вижу подставы лучше. Ты постоянно приглашаешь меня на выпивку и разговоры, и все вокруг думают, что мы закадычные друзья.

– Я оскорблен.

– Ну, кто-то же им сообщил.

– Не я. – Кафферти задумчиво покачал головой и положил ложку на стол.

Его телефон снова завибрировал.

– Пусть себе трезвонит? – спросил Ребус.

– Ну что поделать, если я такой популярный.

– Ты бы лучше заглянул в словарь – посмотрел, что значит это слово.

– Если я тебе спускаю все говно, которое ты… – Глаза Кафферти внезапно превратились в черные колодцы, ведущие в еще более черные места.

– Вот тебе и пожалуйста, – сказал Ребус, натянуто улыбаясь. – Я знал, это все неспроста; ты ждешь, когда выложить свои козыри.

– Мы закончили, – проговорил Кафферти, вставая и беря телефон. – Тебе лучше быть со мной повежливей, Ребус. Иногда мне кажется, что, кроме меня, у тебя и друзей-то не осталось.

– Мы никогда не были друзьями. И никогда не будем.

– Уверен?

Не дожидаясь ответа, Кафферти пошел прочь и проложил путь между столиками довольно проворно для человека его комплекции.

Ребус откинулся на стуле и обвел кафе взглядом, изучая утренних посетителей. Вот бы «Жалобы» наблюдали за ним прямо сейчас – будь оно так, его бы оставили в покое.

– Скучали без меня? – спросил Ребус, входя в отдел по расследованию нераскрытых преступлений.

– А тебя что, разве не было? Я и не заметил. – Питер Блисс выуживал папки из большого пластикового контейнера. Какие-то листы упали на пол. Элейн Робисон помогла их поднять.

– Как дела на Гейфилд-сквер? – спросила она.

– Кофе и в подметки нашему не годится.

– Я имела в виду расследование.

Ребус пожал плечами:

– Сомневаюсь, что там уверены в связи этого дела с другими.

– Эта идея всегда была непопулярной, Джон.

– А тут мне, кажется, повезло: Коуэна не видно.

– На каком-то совещании, – сообщил Блисс, усевшись за свой стол. – Напрашивается на повышение.

– В отдел по борьбе с преступлениями в сфере информационных технологий, – добавила Робисон, уперев руки в бока. – Там есть какая-то вакансия наверху.

– У меня всегда было впечатление, что наш дорогой начальник ненавидит глухари.

– Зато он любит расти по службе. Им придется сделать его инспектором криминальной полиции.

– Первый шаг к старшему инспектору и дальше, – подхватил Блисс, качая головой.

– Ну, гардероб у него уже вполне готов к повышению, даже если сам он – нет.

Ребус повернулся, собираясь уходить.

– И нашего славного кофе не выпьешь? – спросила Робисон.

– Много куда нужно успеть, многих повидать, – извиняющимся тоном возразил Ребус.

– Заглядывай, – сказала она ему в спину.

Он уже спешил к двери.

На стене близ кабинета было написано «Этика и стандарты», но все называли этот отдел «Жалобами». Ребус подергал ручку – она не подалась. Цифровой замок. Он постучал, прижал ухо к двери, постучал еще раз. Дальше по коридору находился кабинет заместителя, а еще дальше – самого главного констебля. Ребуса довольно давно не вызывали сюда на ковер. За долгие годы службы в полиции он повидал немало канцелярских крыс. Они приходили и уходили, всегда были полны новых идей, склонны устанавливать всякие нововведения, словно можно было изменить работу с помощью заседаний по определению стратегии и фокус-групп. Именно это и представляли собой «Жалобы». Каждый год или два их название менялось. «Жалобы и поведение», «Профессиональные стандарты», «Этика и стандарты». Ребус знал полицейского, которого «Жалобы» затравили, когда соседка пожаловалась на высоту его лейландского кипариса[29]. Процесс занял чуть не год, по истечении которого полицейский решил уволиться.

Еще одно достижение «Жалоб».

Ребус сдался и спустился на лифте в кафетерий. Бутылочка «Айрн-брю»[30] и шоколадная вафля. Он направился к столику у окна. Окно выходило на спортивную площадку, где полицейские иногда сражались в регби. Но сегодня день был не игровой. Стул издал жуткий скрежет, когда Ребус отодвинул его от стола. Ребус сел и ответил на взгляд человека, сидящего напротив.

– Малькольм Фокс, – констатировал Ребус.

Фокс не стал это отрицать. Он был на двадцать лет моложе Ребуса и на полтора стоуна[31] легче. В волосах чуть меньше седины. Большинство полицейских копами и выглядело, но Фокса можно было принять за управленца средней руки в компании по производству пластмассовых изделий или в налоговой инспекции.

– Привет, Ребус, – поздоровался Фокс.

Перед ним стояла тарелка, на которой не было ничего, кроме шкурки банана. В стакане – водопроводная вода из графина у кассы.