Стон (СИ) - Страница 96

— Пей что дают, — огрызнулся инспектор. — Я без гроша. Мне рассказали, что в деревню приехал шикарный красавчик и поселился в домишке старого Киро. Но кто он — черт его знает. За глаза все называют его Господином, а представляться этот самый Господин не спешит. Я сразу понял, что это он. Обрадовался до дрожи. Я обрек его, Шерлок, понимаешь? — Инспектор нервно взъерошил жесткие поседевшие пряди. — Я его приговорил. И не намерен был отступать. Снял комнату в местной таверне. День, два, но я его выслежу и обязательно пристрелю — так я решил. Меня тошнит от себя самого! Гребаный Терминатор. Мститель недоделанный. Потащился вершить праведный суд. Утром я увидел его из окна: он толкал перед собой коляску с каким-то седым инвалидом, и сиял как новенький шиллинг.

— С инвалидом? — Мы удивленно переглянулись.

— Да. Инвалид, кстати, тоже сиял. Совершеннейшая развалина, просидевшая в своем кресле без малого тридцать лет. Некий Киро Морелли, местный абориген. Одинокий, никому не нужный калека. Никому, кроме Садерса Ремитуса, как оказалось. Старый друг? Возможно… Я уехал. Не смог… Майк сильно расстроен?

— Да.

— Черт… Какая дерьмовая, дерьмовая, дерьмовая жизнь! — Инспектор налил себе полный бокал и опустошил его залпом. — Я переночую у вас?

*

Куролесил он ещё две недели, пил, не хотел видеть Майкрофта и, не переставая, говорил об уходе со службы.

Старший Холмс совершенно извелся, не пытаясь скрыть своего отчаянного недоумения. Но вопросов больше не задавал, справедливо полагая, что это уже не имеет смысла.

Шерлок нервничал не меньше: молчал, плохо ел и почти не спал, чувствуя себя виноватым как никогда.

— Ты каждую истерику будешь взваливать на свои плечи? — Я был на взводе, скулы сводило от ярости. Чертов Лестрейд! Распустил нюни как баба.

Шерлок не отвечал, лишь смотрел исподлобья и поджимал губы. А ночью доводил меня жаркими ласками до похабных вихляний и громких выкриков. И поцелуи его были неистовы, и рот умопомрачительно сладок.

Что он со мной делает, господи…

На исходе второй недели мы сидели в захламленной гостиной небритого, помятого Лестрейда и молча обозревали разгром и упадок.

Наконец Шерлок поднялся.

— Уходим отсюда, Джон, — сказал он холодно, не скрывая брезгливых ноток. — Вы мне противны, инспектор.

— Что?! — Лестрейд вскочил, хмельно пошатнулся и сделал в его сторону неуверенный шаг. — Что ты сказал?! А ну пошел отсюда, щенок! Я тебя звал?!

— Вы знаете, как воняют чужие пальцы? Как глубоко они ранят душу, проталкиваясь в задний проход? Как по-хозяйски проворачиваются в теле? И как омерзительно мокро хлюпает внутри чья-то похоть? Слабость вам не к лицу.

Он быстро направился к двери.

— Шерлок… — Лестрейд ринулся следом. — Шерлок! Да постой ты!

Шерлок остановился и обернулся через плечо. — Хотите, я буду вам помогать? Во всём.

— Господи боже… Да.

На следующий день Грег переехал к Майкрофту, а потом вернулся в свой заброшенный Скотланд-Ярд.

И началось веселье.

Оттого-то я и орал в два часа ночи, покачиваясь от смертельной усталости.

Шерлок с головой погрузился в новую жизнь, самым естественным образом погрузив туда же меня. Конечно, я радовался: он преобразился неузнаваемо. Словно воскрес. Первое же предложенное Лестрейдом дело поглотило его целиком. Он потрясал меня эрудицией, грамотным подходом к каждой незначительной мелочи, нечеловеческой работоспособностью.

Кто он?! Откуда всё это взялось? Я знал, что не впервые Шерлок занят подобным: докопаться до истины, какой бы ужасной она ни была — такое и раньше его заводило. Полное погружения в предложенную загадку, и такое же полное удовлетворение блестяще достигнутым результатом.

Но говорить об этом он не любил, всерьёз придавая былому увлечению некий мистический смысл. А мне было трудно представить его в роли комиссара Мегре.

Теперь я увидел это собственными глазами. Господи боже! Я сходил с ума — разве такое возможно?! Разве человек на такое способен?! Себе самому я казался глупым, безродным щенком, волею случая попавшим в вольер благородных псов, и даже тявкать боялся. Но, черт бы меня побрал, этот невероятный, открывшийся мне с совершенно неожиданной стороны человек, этот гений и шагу ступить без меня не мог. «Джон, Джон, Джон…» — только и слышно. Надо ли говорить, что я млел и таял?

Мне до чертиков хорошо рядом с ним. И до тех же самых чертиков я за него боюсь. Меня трясет от страха за его драгоценную жизнь, и если бы я мог его к себе приковать, сделал бы это с радостью.

Сказать, что мне самому это не нравится — быть лживым сукиным сыном. Нравится. До жжения в солнечном сплетении, до кипящей крови. Я снова на своей территории — следует это признать. На линии огня, будь я проклят, и дышу полной грудью.

Сотрудничество с полицией и та неоценимая помощь, что оказывал Шерлок, принесли замечательные плоды: постепенно он перестал метаться во сне, перестал вздрагивать и стонать, сотрясаясь в беззвучных рыданиях.

Я знал, кто ему снится… Обнимал, согревал, укутывал потеплее, прогоняя кошмар, но стараясь не разбудить. Моё сердце разрывалось от жалости и любви.

Шерлок мужественно боролся со страхами, боролся с воспоминаниями, стыдом и болью, день за днём отвоёвывая кусочек свободы. Кошмар отступал. Вовремя принятое противоядие возымело своё исцеляющее действие.

Благодаря этому воспрянул духом и Лестрейд, посветлел лицом и, похоже, даже смирился. Во всяком случае, внешне это выглядело именно так. Сжатая внутри него пружина распрямлялась медленно и почти безболезненно.

Никогда больше мы не говорили о Садерсе, и потихоньку начали его забывать.

***

О собственной карьере, конечно, пришлось забыть, и временами накатывала досада. Я ведь и в самом деле хороший хирург: мои руки вперёд головы знали, что и как надо делать — редкая интуиция. Наверное, надо было подумать об этом серьёзнее. Наверное. Но выбирать между Шерлоком и чем бы то ни было… Никогда! Вдруг, штопая чью-то разорванную селезёнку, я потеряю его — ведь этот безумец так и норовит сунуться дьяволу в пасть, будто мало ему недавних проблем. Но таков уж он есть. И если мне суждено стать его строгой нянькой — бога ради. Какие могут быть возражения?

Бак Морс был немало удивлен принятым мною решением. Он выполнил обещание, нашел для меня прекрасное место в одной из ведущих клиник, и долго не мог поверить, что я ответил отказом.

— Джон, ты шутишь? У тебя золотые руки! Столько жизней ты можешь спасти…

Ну как я мог объяснить ему, что есть жизнь, имеющая для меня ни с чем не сравнимую ценность, и что жизнь эта тоже в моих руках. По крайней мере, мне приятно думать именно так.

Практикующая хирургия и Шерлок оказались несовместимы. И не сказать, чтобы я очень об этом жалел. Я насытился кровью сполна, и вид развороченной плоти до сих пор вызывает во мне инстинктивное содрогание.

Скромная заурядная больница и необременительный график дежурств восполняли мою потребность в профессиональной самореализации, и давали возможность не сравнивать себя с заботливой домохозяйкой, отвоевывая позиции у милейшей миссис Хадсон.

Кроме того, и это тоже было серьезной проблемой, я не хотел быть обязанным Баку.

Он замечательный друг, в этом сомнений нет, и быть не может. Но его интерес ко мне чересчур очевиден. А то, что интересом я малодушно называю подлинное, сильное чувство, зародившееся, как оказалось, уже давно, остается лишь на моей совести. Но разве я виноват?

Мы продолжаем общаться: регулярно созваниваемся, хоть и не часто, но проводим вечер за парой-тройкой стопочек джина, делимся новостями и предаемся воспоминаниям. Я не могу отказать ему в этой малости — великолепный, успешный Бак по-прежнему одинок. И по-прежнему думает обо мне…

Мне неловко и неуютно, но я делаю это снова и снова: встречаюсь с ним в каком-нибудь тихом местечке и веду себя по-приятельски непринужденно.

Несмотря на то, что происходит в этот момент с моим бесподобным любовником.