Стон (СИ) - Страница 91
А может быть, к избавлению?
Не потому ли так яростно метался в нем алчный, безжалостный зверь, что тянуло его сюда, в эту благословенную глушь?
Мысли путались, цепляясь одна за другую.
— Почему ты здесь? И какого х*я вдруг заявился ко мне?
Садерс болезненно вздрогнул: каждый нерв забился, затрепетал. Но отвечал он сдержанно, стараясь не замечать нарочитой, режущей ухо грубости — Киро никогда не был груб, особенно с ним.
— Зачем я здесь — понятно. Куда отправиться тому, кто всё потерял? Домой. Почему притащился сюда, в этот дом, не знаю. Хотя нет. Наверное, знаю. Теперь знаю.
— Ты разорен?
— Я разрушен. Это гораздо хуже.
— Разрушен? Странно. — Киро потянулся за сигаретой. — Я видел тебя однажды. По телевизору. Чуть экран не разнес — так в него врезался. Кретин! Я сразу узнал тебя, маленький. Почему я тебя узнал? Другое имя, другое лицо. Ничего не осталось от того мальчишки, которого когда-то я совратил.
— Что? Неправда. Это я тебя совратил. Я помню, как подсматривал за тобой из-за угла, как хотел тебя. Ты шел в сторону моря, красивый до боли, а у меня подгибались колени. Ты и сейчас красивый.
— Не ври, засранец, — беззлобно оборвал его Киро. — Ты никогда не был в меня влюблён. А вот я… — Он невесело улыбнулся. — Как будто вчера целовал твои губы. Сухие, горячие… Сладко до дрожи. Черт. Не хочу вспоминать.
— А я сейчас только это и вспоминаю. Расскажи о себе.
Киро резко махнул головой.
— Нет! Ни за что. Это запретная тема. Если бы можно было вытравить память…
— Тебе придется. Я должен знать, Киро.
— А не пошел бы ты? — зло сощурился тот. — Должен… С чего это? Выпотрошишь мою душу и смоешься. Пошел ты! Лучше налей — хочу напиться до ссаных штанов. И ты меня не остановишь.
Садерс поднялся, подошел сзади и прижался губами к поредевшим, до плеч отросшим кудрям. Так тепло, так хорошо…
— Прости меня. Прости. — Он осторожно погладил ладонью затылок — мягкие волосы льнули к пальцам. Как и сам Киро когда-то льнул к своенравному, несговорчивому мальчишке.
— Да брось ты, — Киро слегка запнулся: дыхание грело кожу, неожиданное прикосновение вызывало трепет — он не был готов к нежности, тем более к нежности Рэма. — За что мне тебя прощать? Мы были детьми. Особенно ты.
— Наши ласки не были детскими, Киро, и ты это знаешь.
— Знаю. Они были… безумными. Я обезумел тогда. Но ты так стонал… Тихо-тихо. Дьявол! — Киро сжал кулаки. — Дьявол! Дьявол! Зачем?! Это я должен умолять тебя, Рэм. Чтобы простил. Как я мог, господи?! Это мучительно, понимаешь? Всё — мучительно. Каждое воспоминание. Твоя тонкая талия, атласные щёки, выпирающие позвонки… Страшный грех, за который я никогда не смогу расплатиться. Уезжай поскорее, прошу. Повидались, и слава богу.
— Я останусь с тобой. Навсегда. Больше никуда не уеду.
— Ты? — растерявшийся Киро недоверчиво вскинул глаза. — Ты останешься в этой дыре? И думаешь, я поверю?
— Мне плевать, поверишь ты или нет. Я сказал то, что сказал.
— Трепло. Всегда был треплом. — Киро с силой качнул коляску. — Нехер меня жалеть! Тем более ты никогда не умел это делать. А этого сраного кресла я стою — будь спокоен.
— Я хочу жить с тобой. Здесь, в этом доме. И если тебе станет от этого легче, считай, что ты меня приютил. Мне некуда больше деться. В дом Лорены я не пойду.
И сказано это было так, что Киро поверил. Поверило его обливающееся жаром сердце, но отозвалось ноющей болью — не может такого быть. Слишком невероятно, и слишком щедро. С чего бы судьбе подкинуть такой сладкий кусок? Чем он его заслужил? Жалкий неудачник, разменявший свою драгоценную жизнь на фальшивые побрякушки.
— Не врёшь? — Он даже повернуться не мог — боялся увидеть правду в любимых глазах: с некоторых пор Киро научился её узнавать. — Ты? Со мной?
— Да.
Сердце вот-вот взорвется — так переполнено оно ликованием. Правда. Правда. Будь я проклят, он правда решил.
— Ладно. Раз уж тебе некуда деться… Живи. Сорок лет тебя ждал.
Так Садерс Ремитус остался жить.
*
Утро застало их крепко спящими. Киро спал в своем обшарпанном кресле, тяжело свесив на грудь захмелевшую голову, Садерс — сидя на полу и привалившись спиной к его иссохшим, бесполезным ногам, давным-давно позабывшим, как щекочет кожу нагретая солнцем трава, как зарываются в горячий песок натруженные ступни и пальцы. И как может быть доступно простое счастье: по колено зайти в кипящее нарастающим штормом море, покачиваясь из стороны в сторону, напрягая звенящее радостью тело — собьет с ног, непременно собьет, утянет в соленый омут. И устоять, не поддаться веселому, яростному напору.
***
Лишь спустя две недели Киро заговорил о себе…
Садерс не задавал вопросов, да и времени не было. Он с головой погрузился в кипучую деятельность: заказать новое кресло, современное и удобное, чтобы Киро смог и без него свободно разъезжать по поселку, не застревая на каждом дюйме, попадая в ямки или натыкаясь на камни; привести в порядок сантехнику — «от этого гнилого убожества блевать хочется»; снабдить самым необходимым кухню; обновить постельное бельё — «я собираюсь здесь спать, а не жалко корчиться на этом тряпье». Дел было невпроворот: счета, компьютер, транспорт…
— На черта нам машина, Рэм?
— Хватит прозябать на одном месте. Будем гулять. Не трудись — всё равно ты меня не остановишь. Хочу, чтобы у тебя было всё.
— Чокнутый. У меня есть ты.
Вскоре Киро перестал возражать — не было смысла. Рэм, его обожаемый Рэм, обживался, и от этого грудь жарко пылала опьяняющим счастьем.
Ни один самый головокружительный, самый смелый проект, приносивший баснословные прибыли, не заводил Садерса так, как приобретение нового холодильника или установка душевой кабины со специальными приспособлениями для инвалидов. Он исхудал, осунулся и выглядел потрясающе молодо. Киро любовался ярким румянцем и темпераментной жестикуляцией — мальчишка, всё тот же мальчишка.
«Бесподобный. Что же его сюда привело? Какая беда?»
— Не хочешь выстроить новый дом? — с улыбкой спрашивал он.
Сад стремительно разворачивался, и глаза его вспыхивали надеждой.
— А ты? Ты этого хочешь?
— Иди к черту! — смеялся Киро. — Я пошутил.
Но в Садерсе уже бушевали волны предвкушения и азарта.
— Небольшой, но удобный и теплый. Как… — Он на миг замирал, и взгляд останавливался и мертвел. Но ненадолго. Минутная тоска сменялась восторгом: — Киро, у нас будет самый замечательный дом на Земле, обещаю!
— Сумасброд.
— У меня денег чертова прорва — куда их девать? — И вновь повторял: — Хочу, чтобы у тебя было всё.
А Киро вновь отвечал: — У меня есть ты.
*
В этот вечер он не выдержал — Рэм в самом деле остался, это уже не было сумасшедшей мечтой или временным помутнением. Даже втянутый в нежданный водоворот поселок перестало безудержно лихорадить. Слухи, один чуднее другого, постепенно утихли. По большому счету, не всё ли равно, кто приехал к старому педику Киро — бывший любовник или заграничный родственник, решивший задарма урвать клочок благодатной итальянской земли с видом на море, чтобы выстроить на нем роскошный белостенный дворец. Всему поселку от этого только лучше. Никто не узнал в деловом, уверенном господине мальчишку Ромео, даже сердобольная Лидия, когда-то втайне сходившая по нему с ума. Да и кто остался из прежних?
Все успокоились и как должное приняли присутствие нового поселенца. Он заказывал самые лучшие обеды у Марчи; поочередно наведывался в каждый из двух магазинчиков, щедро сгребая с полок всё без разбору; вложил немалые деньги в рыболовный бизнес — пусть процветает… Своим загадочным появлением этот журнальный красавец наполнил забытую богом деревню бурлящими токами жизни. И, кажется, не собирался её покидать. Ну и славно. Когда мощный снежно-белый Гелендваген мчался по извилистой окружной дороге, жители удовлетворенно кивали — ожил, ожил поселок, каждая песчинка запела. И старого Киро как подменили: того и гляди выпрыгнет из своего новенького, сияющего стальными спицами «кадиллака» и пустится в пляс.