Стон (СИ) - Страница 87
Но того Шерлока давно уже нет. И не сказать, чтобы нынешний Шерлок жалел об этой потере. Он с радостью принял себя таким: вывернутым наизнанку, вывалянным в грязи, но влюбленным и любимым, счастливым и поразительно чистым. А то, что по жилам всё ещё мчится неуправляемый страх — не беда. Проснется Джон, и от страха даже следа не останется.
Он бесшумно выскользнул из постели, накинул халат и, мягко ступая босыми ступнями, вышел из спальни.
Звонил, скорее всего, Майкрофт.
Он не знал, что ответить брату, какими словами донести до него, что не в силах обсуждать свою жизнь ни сейчас, ни потом, как убедить, что всё нормально, всё в полном порядке по одной простой причине: есть Джон, и он, слава богу, вернулся домой. Шерлок твердо решил, что выдержать досаду и недовольство, даже обиду, упакованную в обертку холодного недоумения, ему будет легче, чем увидеть ужас и страдание в глазах, которые непомерно уважал и любил.
Гостиная встретила полумраком и стылостью. Весна не спешила набирать полную силу, завоевывала Лондон по-девичьи робко, покорно уступая дорогу дождю и ветру. Шерлок зябко передернул плечами, пожалев об оставленных в спальне тапочках и халате Джона, мягким холмиком примостившемся на сидении стула. Он поклялся себе непременно обзавестись таким же — наброшенное поверх пижамы шелковое изящество не спасало от бегущего по коже озноба.
Камин был растоплен умело и быстро, пламя загудело, жадно глотая небольшие поленья, и уже скоро по комнате разливалось тепло.
Продолжая суетиться возле камина, Шерлок понимал, что малодушно оттягивает момент нелегкого разговора. Звонить не хотелось — хотелось смотреть на огонь, ни о чём не думая и не тревожась. Неужели он этого не заслужил? Но и Майкрофт не заслужил молчания. Шерлок со вздохом поднял со стола телефон.
Пропущенный звонок был не от брата.
Шерлок чертыхнулся, досадуя на свою безголовость. Лестрейд! Как мог он забыть об инспекторе?! Проклятый эгоизм, вечный и неистребимый. Неужели всё, что произошло за последнее время, так и не научило его думать о ком-то ещё, кроме себя самого, кроме собственных радостей и печалей?
Который час? Он взглянул на экран. Шесть вечера! Что делал всё это время Лестрейд? Где находился? Получилось ли у него отдохнуть? Пропущенных вызовов было два — один из них Шерлок даже не слышал.
— Инспектор…
— Шерлок! Слава богу! Как Джон? Он в порядке? Не ранен?
— Вы знаете?
— Разумеется. — Лестрейд негромко откашлялся. — Часа четыре назад, когда ты так и не ответил на звонок, я примчался на Бейкер-стрит и пообщался с вашей домовладелицей. Милейшая дама, обладающая самым чутким в Лондоне сном. Находка для криминалиста. Она поведала мне, как всю ночь ты бродил по квартире, так и не дав ей нормально заснуть; как обливалось кровью её бедное сердце, потому что, очевидно, вы поссорились с Джоном, «прекрасным, замечательным Джоном, и надо быть полным кретином, чтобы его не ценить»; как рано утром ты вышел на улицу и «стоял там столбом»; как потом вы шушукались с Джоном в прихожей. Так и сказала — шушукались. Что она имела в виду, понятия не имею… Боже! Я ушам своим не поверил, принялся уточнять: уверена ли она, что это был именно Джон, и не обозналась ли ненароком. Чего только я на это не выслушал, Шерлок! Вплоть до требования не совать свой глупый нос в чужие дела, немедленно отстать от людей и не мешать им мириться. Чудесная женщина. Она практически выставила меня за дверь. Шерлок, передать не могу, как я обрадовался, и решил вас не беспокоить. Я и сейчас бы не позвонил, но…
— Простите, Грегори. Я жуткий осел! Забыл сообщить.
— Да брось ты, Шерлок. Я же не идиот — понимаю. Но сейчас не об этом. Мне пришло сообщение.
Шерлока бросило в жар: стоило ли интересоваться, кто прислал Лестрейду весточку…
— Что… там? — Он даже не пытался скрыть от инспектора свой испуг, да и глупо изображать невозмутимость: его так колотило, что пальцы едва удерживали телефон.
Отчаяние сбивало с ног: это никогда не закончится! Садерс не оставит его в покое, не даст дышать и надеяться. Как жутко, зверски, до истеричного вопля устал он бояться! Вмиг обрушился каскад воспоминаний и ощущений: запахи, звуки, прикосновения. И страстный шепот — признания, признания, признания… Бесконечные признания в любви, рвущиеся из непроницаемой тьмы.
«Не хочу, не хочу, не хочу!»
— Шерлок… Успокойся… — Встревоженный голос инспектора потерял недавнюю бодрость. — Всё в порядке. Ничего страшного, уверяю. О тебе — ни слова. Только адрес. Я проверил — это где-то в Италии. Забытый богом поселок на берегу Средиземного моря. Незатейливый рыбный промысел в руках трёх десятков стареющих «бизнесменов». Что он там потерял?
— Там он родился. Там похоронена его мать. — Шерлок провел по волосам заледеневшей ладонью — тугой узел в груди заметно ослаб, и дышать стало легче. — Он… Он мне рассказывал.
— Н-да… Считаешь, господин Ремитус покинул Британию?
— Не знаю. Возможно. Думаю, вскоре мы об этом узнаем. От Майкрофта, например. Как он, кстати? Звонил?
— Нет. Я, между прочим, тоже. И это чертовски скверно.
— Отчего же?
— Эм… Не было дня, чтобы мы… В общем, мы стараемся быть на связи. Всегда. Но сегодня мне трудно… Ты понимаешь? А он ждет. А я трусливо молчу. Дурацкая ситуация.
— Я сам с ним поговорю.
— Расскажешь ему? — Голос инспектора заметно дрогнул. — Шерлок, ты всё-таки передумал?
— Нет, конечно! — Шерлок неожиданно разозлился — на себя и на свою недостойную трусость. — И не будем к этому возвращаться, инспектор, кажется, мы уже всё обсудили. Я приблизительно знаю, что за этим может последовать.
— Да-да… Я тоже могу представить его реакцию, — невесело усмехнулся инспектор. — Не злись, пожалуйста. — Он помолчал и горячо выдохнул: — Иисусе, как горит у меня внутри, какая сжигает ненависть! Столько смертей… Я всё проворонил. Я! Тупо пялился перед собой и ничего не видел. Как мне жить с этим?! Знать всё и молчать?! Это разрывает меня на части! Но я буду молчать. Ради Майка, ради… всех вас. Мертвых не воскресить. Дьявол! Не думал, что когда-нибудь это скажу. А Джон? Ты ещё не ответил — с ним всё хорошо?
— Он спит. Ничего страшного — небольшая рана.
— Он все-таки его ранил! Как? Чем?
— Зубами. Но подробностей я пока не узнал.
— Зубами?! Боже мой… Поверить не могу. Вот бешеный пес! Как такого оставлять на свободе?! Проклятая жизнь с её проклятыми правилами.
— Грег, мне очень жаль. — Шерлок чеканил каждое слово. — Жаль всех, кто из-за меня попал в этот адский жернов. Поверьте, думать об этом невыносимо, и я никогда не перестану об этом думать. Мне тоже жить с этим. Но я не дам согласия на процесс. Довольно жертв.
— Да я и не прошу. Черт, как мерзко у меня на душе. Вряд ли я останусь в полиции.
Шерлок плотнее закутался в тонкий шелк — камин разгорался всё жарче, пламя играло и пело, но это не спасало от морозных пробежек по спине и плечам.
— Знаете, Грег… — задумчиво проговорил он. — Думаю, господин Ремитус заплатит сполна. Обязательно.
— О чем ты?
— Он сокрушен. Представьте: такой исполин и вдруг рухнул. Он одинок. Я стал невольным свидетелем его жизни, наблюдал… Этот человек никому не нужен. И он… — Шерлок глубоко затянулся клубами теплого воздуха, заполняя им легкие и неожиданно согреваясь, — …он влюблен. Безнадежно. Понимаете?
— Хм… Кажется, да. Да, понимаю. Ты уверен, что он не появится снова — в блеске своих миллиардов, и готовый к очередному броску?
— Я ни в чём не уверен. Но публичное расследование не обязательно закончится его позором и крахом — это я знаю наверняка. Прежде всего, это будет наш позор, Лестрейд. А для него… Всегда отыщутся страстные любители подобных историй. Любители и защитники. Возведут прекрасное чудовище на пьедестал и примутся им восхищаться. В аду тоже немало своих героев. К сожалению, наш мир слишком сложен, неоднозначен, и тех, для кого грязь и боль — лишь способ одолеть беспросветную скуку, более чем достаточно. Могущественные и богатые найдут оправдания своему оступившемуся собрату. Обаятелен, дерзок, смел. Его влияние, его щедрость не имеют границ — сами знаете. У Садерса Ремитуса целый штат абсолютно беспринципных убийц, многие из которых, я в этом уверен, в глаза друг друга не видели. Хорошо налаженная система, четко работающий механизм. Ни одного из них вы не отыщите, Грег. Не мне вам это доказывать. Кого этот хитрый оборотень убил собственноручно? Никого. Я о многом осведомлен. Он посвятил подробностям своих деяний достаточное количество долгих зимних вечеров. И ночей… Думаете, он испугался? Только не он. Поверьте, инспектор, Сад с наслаждением принял бы эту игру. Новую и интересную. Блистал, очаровывал, может быть, даже каялся — красиво и искренне. Мир упал бы к его ногам, сочувствуя и боготворя восхитительного злодея. Но ему не играется. Ему по-настоящему больно. Почему-то мне кажется, что он уже не вернется. Никогда. Не для этого он уезжал.