Стон (СИ) - Страница 80

Шерлок понимал, что скорее всего совершает ошибку. Но жизнь Джона Ватсона стоила любой, даже самой непоправимой ошибки.

***

Клаустрофобией Джон не страдал, и такого диагноза, как трусость, в его анамнезе не значилось никогда. Но в приятно нагретом салоне его пробирал колкий озноб, и сердце сжимали тиски бесконтрольного страха. Он откидывался на спинку сидения, стараясь дышать полной грудью, заполняя легкие древесным ароматом дорогого парфюма, намертво въевшегося в темно-синие внутренности машины, закрывал глаза, но, открывая их, неизменно наталкивался взглядом на коротко стриженный, окаменевший затылок водителя. И волна страха окатывала с головы до ног.

Мужчина представился сразу: — Сантино Рута. Здравствуйте, Джон. Надеюсь, вам будет удобно.

Но то были единственные слова, что он произнес за полтора часа нескончаемого пути. Возможно, гнетущее молчание и было основным источником дрожи, нарастающей с каждой минутой. Да, конечно, мирная беседа с наемником (то, что перед ним наемник, Джон понял при первом же взгляде на непроницаемую маску, бывшую когда-то лицом) не самое лучшее, что могла бы предложить сегодня судьба, но хотя бы легкое покашливание, хотя бы вздох… На выезде из Лондона Сантино поднял перегородку, и Джон едва не запаниковал в почти непроницаемой тьме, которую ненавидел с детства. Безмолвие казалось вязким, липким, почти живым, и потому крайне нервировало. Джон злился, больно кусая губы. Очень некстати! Именно теперь, когда встреча с чокнутым господином Ремитусом так близка, ему необходимы собранность и спокойствие. Пасовать перед противником он не привык, каким бы решающим или страшным ни был момент. Да и противник уже наполовину повержен — такие вещи Джон умел узнавать с первого взгляда. Откуда же этот тошнотворный комок в желудке? Откуда струйка пота, змеящаяся вдоль позвоночника? Черта с два он боится за свою жизнь! Опасности Джон не чувствовал, как ни старался убедить его Шерлок в обратном.

— Приехали.

Машина мягко затормозила, и к горлу покатила мерзкая дурнота.

Что за черт?! Спокойно. Спокойно. Спокойно.

Джон с удовольствием вдохнул ледяную свежесть: от роскошных древесных миазмов его мутило. Ветер тут же пробрал его до костей. Он всегда одевался легко — не любил тяжести на плечах. Под тонкой курточкой его влажную спину мгновенно сковало холодом. До горьких спазмов захотелось в тепло: к камину и светлому взгляду, изучающему его лицо с непроходящим, настойчивым интересом.

Ну что ж… Он огляделся по сторонам — ничего примечательного: лес за увитой плющом оградой. Сплошной лес.

Дом был на удивление маленьким и выглядел так уютно, что Джону невольно подумалось: вот бы им в таком поселиться. И любить друг друга до последнего вдоха. Более абсурдной мысли представить было нельзя — именно здесь начался кошмар Шерлока, и неизвестно ещё, что ожидает здесь самого Джона.

Сантино проводил его до дверей, впустил в теплую, мягко освещённую и тоже небольшую прихожую, и незаметно исчез.

Джон огляделся. На логово Сатаны совсем не похоже. И на том спасибо.

— Здравствуйте, Джон, — раздалось неожиданное приветствие, и Джону понадобилось много усилий, чтобы не выдать смущения: слишком заметно он вздрогнул. — Успокойтесь, пожалуйста, в моём доме вам нечего опасаться.

— Я не боюсь.

Он с досадой нахмурился: проколоться с первой минуты!

Садерс насмешливо оглядел его с головы до ног. — Вы так испуганно вздрогнули, и так побледнели… Я думал, вам станет дурно. — Он не собирался деликатничать, и уж тем более, не собирался щадить — играл по всем правилам морального уничтожения: не «плохо», а именно «дурно». Как будто проник в самую суть, вычислил за секунду, что творилось с Джоном в дороге.

Джон резко сжал челюсти, но ответил вполне дружелюбно: — Привычная реакция. С детства не выношу неожиданных звуков.

— А как же война?

— Война предполагает приобретение совершенно других привычек. Но мы же не на войне?

— Ни в коем случае! Вы у меня в гостях. Всего лишь. И я очень этому рад. Давно мечтал познакомиться с вами немного теснее.

Садерс улыбнулся и сделал приглашающий жест в сторону настежь раскрытых дверей.

— Это наша гостиная.

Он прошел вперед, и Джон двинулся следом.

Наша? Понятно, что не каменного Сантино он имеет в виду. Но не слишком ли примитивно и грубо? Где тонкость, господин Ремитус, где изящество начатого поединка? Страх моментально исчез. Человек, старательно разыгрывающий сейчас перед ним радушие и гостеприимство, сам отчаянно боялся и этой встречи, и этого разговора. Они на равных, и это в корне меняет дело.

— Прошу вас, присаживайтесь. — Мужчина указал на разожженный камин и два больших, близко, почти вплотную друг к другу, поставленных кресла. И этот символизм показался Джону неубедительным, жалким. — Наши с Шерлоком кресла… Думаю, вы предпочтете именно это — его любимое. Сложно сосчитать количество часов, что он провел здесь, согревая это кресло своим непокорным телом. — И доверительно добавил, снизив тон до интимного шепота: — Знаете ли, дорогой Джон, очень сладко было его покорять.

Но Джон как будто не слышал: спокойно опустился в кресло, ласкающим жестом обняв подлокотники.

И Садерс это заметил. — О, — усмехнулся он, — как трогательно. И как печально.

В кресло он садиться не стал — подошел к камину и подбросил поленьев.

— Этот ветер… — пробормотал он вдруг, глядя в огонь. — По ночам в саду так ужасно стонут деревья. Как неуспокоенные души. И дом наполняется звуками. Я плохо сплю. А вы?

Джон пожал плечами. — Достаточно крепко.

— Ну, ещё бы. Вы молоды и полны сил. Надежд. Стремлений. Ведь так?

— Так.

— Немногословный рыцарь, — улыбнулся Садерс, кинув на Джона короткий взгляд. — Это интригует. А я вот с годами стал не в меру болтлив. Шерлока это всегда ужасно бесило. Но он терпел. Мой милый, воспитанный, терпеливый мальчик. — И замолчал, прислушиваясь к собственным мыслям и ощущениям.

Джон видел, как больно и сладко произносить ему имя, ставшее пыткой, как смаковал он его, невольно жмурясь и поглаживая нервно дергающийся кадык. Сглатывал, облизывал губы…

— Хочу вас сразу предупредить. — Садерс стряхнул с ладоней невидимые соринки и опустился в кресло, намеренно задев колени Джона своими: вот так я касался его, так близко он был от меня — достаточно протянуть руку… — Я не знаю, зачем вы здесь.

— Любопытно. — Джон усмехнулся. — И очень странно. Так может быть, я пойду?

— Приятное чувство юмора! — рассмеялся Садерс, и на этот раз, кажется, искренне. — Не тонкое, но и не топорное. В самый раз. И смелость ваша мне импонирует. И сила. Вы довольно приятный субъект. Может быть, поздний обед? Составите мне компанию?

Джон снова пожал плечами. Пока ничего нового — игра как игра. — Не откажусь. — И продолжил, убивая каждым произнесённым словом: — Мы как раз собирались обедать. Майкрофт Холмс был так добр, что пригласил нас в свое имение, и в тот момент, когда вы эффектно возникли в дверях гостиной, Шерлок демонстрировал мне самый лучший в Лондоне торт.

— Торт?!

Садерс ярко вспыхнул и всем телом подался вперед, впившись в подлокотники кресла и удивленно приподнимая брови. — Какой ещё торт, черт побери?!

— Совершенно невероятный, — спокойно ответил Джон. — Какие-то замысловатые завитушки и капельки джема. Сливочное кружево… А вы что подумали? — простодушно поинтересовался он и продолжил: — Не торт, а мечта. Но после вашего ухода у нас, естественно, пропал аппетит. Шерлок…

И потрясенно замолк. Сидящий перед ним мужчина преобразился: только что в кресле комфортно расположился человек, и оранжевые отсветы пламени таинственно пробегали по его усталому и немного печальному лицу, но за одну секунду он превратился в напрягшегося каждым мускулом зверя — сильного, дерзкого, ревнивого самца, возбужденного запахом течки, и яростный оскал белоснежных клыков никак не мог принадлежать человеческому существу.

— Что — Шерлок? — глухо прорычал он, словно это священное для него имя, так свободно и легко произнесенное кем-то другим, имя, которого коснулся чей-то подлый язык, чьи-то нахальные губы, вызвало в нем приступ неукротимого бешенства.