Стон (СИ) - Страница 78

— Не лукавь. Он производит странное впечатление. Но, между прочим, твой друг Грегори от него без ума.

— Мой друг? — Джон снова удивился. — Когда это инспектор успел стать мне другом? Я видел его пару раз.

— Для таких вещей достаточно и одного раза, — возразил Шерлок. — Вы с ним идеально совпали.

— Надеюсь, ты не ревнуешь, — Джон усмехнулся, а сам взволнованно задержал дыхание: или ревнуешь?

— Вот ещё, — фыркнул Шерлок. — К тому же, твой Лестрейд тайно влюблен в моего брата. Кажется…

— Что-о? Ты шутишь?

— Вовсе нет. Что в этом удивительного? Для англичанина однополая любовь — нормальное явление. Так уж мы устроены.

— Все так устроены. Я вот не англичанин…

— И?

Джон усердно захлопотал возле кофеварки. После того откровенного разговора, не оставившего между ними ни одной тайны, тема отношений стала негласно запретной, нежные взгляды и вздохи — недопустимыми, и Джон не представлял, как быть дальше, и что делать со своим окаянным чувством, готовым проломить грудную клетку и заполнить собой весь мир.

— Ещё кофе?

— Не откажусь.

— Так что ты хотел сказать о Майкрофте, кроме того, что он, по твоему мнению, не слишком мне симпатичен?

Шерлок потянулся, еле слышно хрустнув суставами.

— Съездим к нему? Он будет рад.

— Я не против, — быстро отозвался Джон, а про себя подумал: «Но только ради тебя».

Майкрофт Холмс… Сама безупречность, сама учтивость, но учтивость холодная, если не сказать, снисходительно-холодная: нуте-с, кто это тут у нас? Полюбить столь идеального сложно, а учитывая всё, что Джон думал на его счет — почти невозможно. Такая власть, такие возможности, и не понять, не увидеть, не вычислить, в каком жутком дерьме, в каком ужасе тонет его несчастный брат! Ослеплен довольством? Слишком сыт, чтобы понять голодного? Непостижимо!

Джон терпеливо искал ему оправданий, и пока их не находил… Но, к слову сказать, он ещё плохо знал человека, которого поклялся полюбить несмотря ни на что. Поживем — увидим… Побывать в его доме, взглянуть на него в другой обстановке — не самая плохая идея. Да и Грегори Лестрейд, симпатия к которому не требовала проверки временем и возникла с первого взгляда, вряд ли ошибается на его счет: он-то уж точно тертый-перетертый калач, разбирается в людях. Надо же, влюблен… Тоже влюблен.

Джон сел за стол, поставив перед Шерлоком окутанную ароматным паром кружку.

— Пей.

— Спасибо, — кивнул тот и спросил, коснувшись руки холодными пальцами. — Так я позвоню?

По телу пронеслось обжигающее пламя и сосредоточилось на щеках и шее.

— Звони. И надень что-нибудь теплое. Руки, как лед. Эти твои тонкие майки… Хочешь, принесу свою рубашку?

— Хочу.

…Застегнутый на все пуговицы Шерлок придирчиво оглядывал себя с головы до ног.

— Выгляжу… странно.

— Мне нравится, — улыбнулся Джон.

— Мне тоже. Черт, до чего надоел этот холод!

— Потерпи. Вот увидишь — скоро обязательно потеплеет. То, что неизбежно, так или иначе приходит.

— О чем это ты? — пробормотал Шерлок, старательно вытягивая коротковатые рукава рубашки.

— О лете. Не тяни их, бесполезно, — Джон улыбнулся. — Не забывай, что она — моя. Когда Майкрофт нас ждет?

— К обеду. Вот что. Заглянем-ка на сайт кондитерского искусства, выберем самый лучший в Лондоне торт. И не забудем про марципаны. Майки будет по-настоящему счастлив, хотя непременно сморщится при виде шедевров кулинарии. Тонкому политику не по статусу быть банальным пожирателем сладостей.

Шерлок удобно устроился на диване, раскрыв ноутбук. Джон примостился рядом…

***

— …Что?

Джон в растерянном изумлении уставился на Шерлока, усмехающегося холодно, но вместе с тем горько. Он старательно прятал эту горечь, но она дрожала в уголках побледневших, сухо стянутых губ.

Чашку горячего, сладкого чаю, и губы сразу же оживут, и весь этот мрак рассеется, и жизнь перестанет давить на плечи грубо сколоченным крестом.

— Повтори…

— Зачем? Ты же меня услышал. Видел бы ты сейчас своё лицо!

— Что с ним не так? — стараясь сохранить спокойствие, поинтересовался Джон.

«Какого дьявола он несёт?! У меня и без того сердцебиение зашкаливает! Трясусь, как гребаный кролик…»

— И, кстати, видел бы ты своё, — не удержавшись, добавил он.

— Ты хочешь меня?

Неожиданный вопрос едва не сбил Джона с ног. Его заколотило ещё сильнее: вмиг ослабевшее тело пронзали раскаленные стрелы мощных неуправляемых разрядов. Никогда ещё Джон не чувствовал себя таким безвольным и уязвимым: ещё секунда, и он, нелепо скорчившись, осядет на пол, бессмысленно тараща глаза.

Голос прозвучал унизительно тихо, умоляюще: — Я не понимаю…

— Понимаешь.

Шерлок поднялся, нервно захлопнув компьютер, на экране которого завлекающе цвел карамельно-розовый торт, и, зашвырнув его в угол дивана, быстро прошелся по комнате. На Джона он не смотрел, продолжая настойчиво и раздраженно тянуть рукава рубашки, тщетно стараясь прикрыть широкие, на удивление сильные кисти.

— К чему эти игры? — Он, наконец, остановился и заглянул в глаза — открыто и прямо.

— О чем ты? — пролепетал Джон, ненавидя и этот лепет, и то, что сам он, как последний дурак, прирос к полу, не в силах сдвинуться с места.

— Там, в гостинице… Ведь не приснилось же это мне. Ты так сильно хотел меня! Я без дрожи не могу думать об этом. Твои глаза, твоё тело… Ты и сейчас меня хочешь. И я… хочу тебя. Каждую минуту. Мы оба отчаянно друг друга хотим, умираем от желания. Я умираю. Разница лишь в том, что ты… брезгуешь. Хочешь, смотришь, но брезгуешь. Содрогаешься от омерзения.

— Брезгую?! Тобой?! — Джон не мог поверить, что не ослышался, что Шерлок на полном серьезе говорит ему всю эту дерьмовую несправедливость. — Ты сам-то себя слышишь?!

Шерлок скривился и поджал губы. Казалось, ещё минута, и он разрыдается, как ребёнок — громко и безутешно.

— Шерлок… Не надо.

Но Шерлок не собирался плакать. Он принялся обличать, упрямо сдвинув широкие брови.

— Я никогда не забуду ту чертову гостиницу, ту расшатанную кровать и твоё… лицо. Чужое, беспощадное. Тобой управляла злость, тебя трясло от желания отомстить, унизить. Ты пылал именно этим желанием, презирая, ненавидя меня и моё продажное тело. Ты хотел не просто поиметь меня — ты хотел убить. Добить. Как же! Ничтожная потаскуха приласкала, и… боже, какой позор!.. тебе это понравилось. Убить шлюху за это! Стереть с лица земли! Но потом ты меня пожалел. Бедняжечку. Раздавленного червяка, падаль. Рыцарь Джон. Пригрел на своей щедрой груди, и даже не трахнул. А теперь… Ты бы, возможно, лег со мной, не будь тебе настолько противно. Почему бы и нет? Шлюхи прекрасно умеют доставлять удовольствие.

«Ну что за дурак?!»

В душе горячо плескалась нестерпимая жалость. Так хотелось утешить его, измученного и несчастного, разуверившегося и неприкаянного.

— Замолчи, — негромко, но властно приказал он. — Прекрати истерику. — И тут же сломался, обмяк. — Я люблю тебя, сукин ты сын. У меня сердце разрывается от любви. И ты прав — я дрочу каждую ночь, думая о тебе.

А вот это уже ни к чему… Джон готов был вырвать себе язык — идиот, идиот, идиот! — но сказано было уже достаточно.

Ну и прекрасно!

— Я обидеть тебя боюсь, — добавил он устало и, наконец, сдвинулся с места, еле-еле оторвав от пола налитые тяжестью ступни и приблизившись на два шага к дивану, вдоль которого, как на привязи, метался Шерлок. — Ранить…

— Глупо. Господи, как это глупо, — простонал тот, закрыв руками лицо, а потом выкрикнул, неожиданно сорвавшись на жалкий фальцет: — Мы в любой момент можем умереть! Какого дьявола ждать?!

Джон растерялся ещё больше. Что сказать? Что сделать?

— Предлагаешь… — еле выдавил он.

— Трахнуться. Прямо здесь.

И вмиг ощетинился, уставившись вызывающе и по-прежнему зло: каков будет твой ответ, Джон Хэмиш Ватсон?

Из Джона вытекали остатки силы. Тело оплывало, как тающая свеча, скапливаясь в ворсинках ковра отвратительно гадкой субстанцией. Всё это было ужасно. Не так, как мечталось.