Стон (СИ) - Страница 77

Джеймс…

Джеймс давно уже далеко, рванул так, что только пятки сверкнули: не видеть, не слышать, не знать. Забыть. И тоже начать сначала. Он-то, в отличие от самого Сада, точно начнет, не мучась долбанными противоречиями: глаза его пылали, руки, плавно поворачивающие руль, подрагивали — на волю, на волю! Молодой, красивый, дерзкий. Теперь ещё и богатый. Столько перед ним жизни! Бери, пробуй на вкус, отламывай нескромный кусок и глотай, запивая пьяным потоком ветра. Джимми не растеряется. Если, конечно, снова не присосется к кому-нибудь по привычке. К какому-нибудь старому извращенцу или одинокой увядающей леди, которая за очень большие деньги будет слюняво лакомиться его гладким членом, позабыв, что, во-первых, она все-таки леди, а во-вторых, что он годится ей в сыновья…

Ну, это уж его дело.

Итак, Ди умер, Джеймс умчался в новую жизнь, а Санти… К черту сомнения! У Санти своя задача, и если бродяга не настолько туп, как выглядит, с этой задачей Рута справится быстро. О, у бродяги очень мощные стимулы: все его драгоценнейшие принцессы. Да, принцессы, черт бы их всех побрал! В особенности одна — строптивая, упрямая и прекрасная. И ею он, как оказалось, по-хозяйски владеет.

Бредя наугад по улице, продрогнув до костей и пряча покрасневший нос в невысокий воротник элегантной куртки, Садерс думал о себе с издевательской жалостью: начал сначала…

Уже через час он окоченел до отвратительного зубовного клацанья. Ветер усилился, и ни легкая куртка, ни довольно плотный свитер не спасали от нахально затекающих под одежду ледяных струй. Но Садерс упрямо тащился вперед, не останавливаясь даже на полминуты, хотя уже два небольших симпатичных ресторанчика призывно дохнули сытными ароматами и подмигнули тепло освещенными окнами.

Это был его выбор — провести в Лондоне день. Провести именно так: без посторонних глаз, только он и город. Нашел, что выбрать, старый дурень… Чего он ждал от Лондона, который теперь ненавидел ещё сильнее? Какого откровения? Какой правды? То, что он здесь чужак, и все ему чужие до отвращения? Тоже мне, открытие…

Хватит!

Пора домой — к камину и теплому пледу. Не мальчик уже, чтобы разгуливать по насквозь продуваемым улицам в поисках давно устаревших истин. Не мальчик… Кроме того, ему предстоит весьма любопытный вечер. Сегодня господин Ремитус просто обязан произвести убийственное впечатление…

Таксист недовольно скривился, услышав адрес столь отдаленного имения, но небрежно кинутая на переднее сиденье купюра вмиг изменила выражение его лица. Он даже попытался развлечь болтовней утомленного и бледного до синевы пассажира, по его мнению, как никто нуждающегося в человеческом участии и добром слове, но встретив безжизненный, смертельно опасный взгляд, запнулся на полуслове, а потом и вовсе поднял перегородку — черт с ним, психом, пусть хоть подохнет, ему-то какое дело…

Через пять минут он засвистел какую-то незатейливую мелодию и забыл о своем неприветливом седоке.

*

Маленький дом встретил Садерса закрытыми ставнями. Только из окон кухни уютно и мягко лился приглушенный жалюзи свет.

Санти со своим влюбленным щенком…

Но Санти пил кофе один, и встретил Сада удивленно-встревоженным взглядом.

— Сад… Господин Ремитус…

— Прекрати. Что ты лепечешь, как трахнутый зомби? «Господин, господин…» Слушать противно.

Но беспокойство бывшего любовника выглядело искренним, и Садерс смягчился — все-таки Санти был предан ему всегда, да и сейчас смотрел с готовностью выполнить всё, что только потребуется.

— Свари мне кофе. Пожалуйста. Я продрог. Надеюсь, ты затопил камин?

— Конечно. Давно уже. Добавить в кофе капельку бренди?

— Да, неплохо бы. И вот что… — Садерс посмотрел на часы. — Сейчас три с четвертью. Увези-ка своего малыша в Лондон, пусть позабавится. Да и под ногами не будет путаться. Мне необходим покой.

— Всё остается в силе?

— Да.

Санти помог ему снять заиндевевшую куртку и на миг прижался широкой грудью к плечу.

— Сад… Почему ты не позвонил? Я бы сразу примчался.

— Знаю. Но вечером тебе ехать. За ним.

— Сад… Может быть, ты…

— Что?

По лицу Санти пробегали неясные тени.

Сомнения? Противоречия? И у него тоже? Хм…

Сад усмехнулся.

— Не напрягайся: никто не собирается его убивать. Он — гость, только и всего. И гость дорогой , между прочим.

— Как знаешь. А может быть… — Рута отчаянно тряхнул головой. — Уедем к чертовой матери из этой мокрой дыры, Сад! В Италии сейчас так красиво! Тепло. Солнечно. Всю ночь будем пить сладкое Монтепульчано**, есть жареное мясо. Помнишь, когда-то…

— Не помню. И знаешь — уезжай прямо сейчас. Пообедайте где-нибудь, сними хороший номер в отеле. А лучше сразу отправляйтесь в «Ритц», пусть твой щенок хоть раз кончит на роскошной постели моего персонального люкса. Когда ещё ему выпадет подобное счастье… Я позвоню.

Санти на секунду поджал губы — обиженно и горько.

— Не надо. Я найду, где его пристроить.

— Как знаешь. Всё, иди. Я сам приготовлю кофе.

Он принял душ и, закутавшись в теплый халат, поспешил на кухню — очень хотелось кофе, да и бренди в него можно плеснуть не капельку.

Включил кофеварку, задернул плотные шторы и тяжело опустился на стул, смиренно сложив перед собою руки и переплетя красивые смуглые пальцы.

Один…

***

Дверной проем давно опустел, а Джон всё ещё продолжал стоять, уставившись в пустоту. Ступор не отпускал: слишком живым, слишком реальным выглядел враг. На тех нескольких фото, что обнаружил Шерлок в сети и нехотя ему показал, Садерс Ремитус казался всего лишь актером, не слишком талантливо играющим добросовестно вызубренную, но уже набившую оскомину роль: всегда натянуто-улыбчив и неестественно счастлив. Придуманный образ, придуманная жизнь.

Пять минут назад комнату покинул мужчина из плоти и крови: утомленный, грустный, красивый. Но при этом вполне настоящий и даже обыкновенный: джинсы, теплый свитер, ботинки на толстой подошве… Ни сатанинских рогов, ни изрыгающей пламя пасти. Вышел пройтись, и был загнан промозглой погодой в первый попавшийся знакомый дом — немного согреться, выпить чашку горячего кофейку и поболтать о пустяках.

Немолодой, явно многое в жизни повидавший, с неподдельной болью в глазах…

И лишь чуткое сердце Джона да животная интуиция, выводившая его из кипящей круговерти войны и позволяющая оставаться в живых, сразу же подала четкий сигнал: опасно. Очень опасно. На этот раз можно не выжить.

Тягучую паузу разорвал голос Шерлока — насмешливый, злой: — Он очаровал тебя, да? Так я и думал. Ядовитая сладость порока.

Джон резко обернулся.

— Что?

***

Сегодня они проснулись рано и вышли в кухню один за другим, удивившись и порадовавшись такому неожиданному и редкому совпадению. Обычно Шерлок поднимался гораздо позже: Джон успевал и кофе выпить два раза, и перекусить, и соскучиться до нетерпеливого зуда в сердце.

Но, почувствовав, наконец, защищенность, Шерлок все последние дни отсыпался, и с постели поднимался не раньше десяти, явно наслаждаясь позабытым чувством покоя.

Сегодня они проснулись рано… Предчувствие?

Не было никакого предчувствия — была только радость…

— Чем займемся? — Джон налил кофе в оранжевую кружку.

— Не знаю, — лениво отозвался Шерлок. — Что за окном?

— Ветер.

— Не люблю ветер…

— Потому что он превращает твои кудри в… в…

— … в черт знает что, — подсказал Шерлок. — Но не поэтому. Ветер меня раздражает в принципе, как явление природы. Джон, я умираю с голоду.

— Я — тоже. Сейчас что-нибудь придумаю.

Они плотно позавтракали «придуманными» Джоном сэндвичами, щедро заполненными соусом, ветчиной, сыром, помидорами и латуком.

— Джон… — Шерлок слегка замялся и взглянул исподлобья. — Я знаю — Майк тебе не очень понравился…

Джон удивленно вскинул брови.

— С чего ты взял?

— Я не слепой.

— Ты ошибаешься, Шерлок. Твой брат мне…